Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Шрифт:
Исламский вызов, по сути, направлен против признания универсальности североатлантической модели развития: все ли общества неизбежно должны пройти этап технологической модернизации со всеми сопутствующими этому явлению процессами, имевшими место в западной истории, — урбанизацией, трансформацией родовых и семейных структур, массовыми миграциями, секуляризацией, либерализацией, формированием национализмов и становлением демократических политических режимов? Или специфика развития мусульманских обществ настолько отлична от западной модели, что можно говорить о принципиально ином пути развития, об альтернативной истории для далеко не самой маленькой части человечества?
Ясного ответа на поставленные вопросы нет. Известные из истории факты противоречат друг другу: одни подтверждают возможность повторения западного пути в незападных обществах, универсальность многих явлений, другие же демонстрируют прямо противоположные тенденции.
Особо выделяется проблема взаимоотношения ислама и национализма. Только при очень поверхностном взгляде кажется, что эти две силы никак не пересекаются и мирно сосуществуют. В действительности национализм подрывает единство многих мусульманских обществ на Ближнем и Среднем Востоке, создает внутри них новые разграничительные линии — и по вертикали социальной структуры, и по горизонтали. В то же самое время национальные государства в Европе испытывают огромные трудности, пытаясь ассимилировать и «национализировать» свое мусульманское меньшинство, что расценивается некоторыми экспертами как признак кризиса наций и национализма. На фоне «экспансии» ислама европейский национализм, сам по себе являвшийся причиной многих войн, кажется ценностью, которую надо беречь и защищать.
Как ни странно, несмотря
779
Существуют разные аспекты этой проблемы. Например, в 1994 г. в свет вышла книга известного публициста А. Рашида «Возрождение Средней Азии: Ислам или национализм?» (Rashid A . The Resurgence of Central Asia: Islam or Nationalism? London; Atlantic Highlands, NJ, 1994). Автор рассуждал о будущем региона, пытаясь понять, какое из этих двух «главных политических движений» станет определяющим в судьбе Средней Азии. Противоположный взгляд на взаимосвязь ислама и национализма предложили авторы книги «Мусульмане в Средней Азии: выражения идентичности и изменения» (Muslims of Central Asia: Expressions of Identity and Change / Ed. by J.-A. Gross. Durham, London, 1992). В ней говорится об особенностях мусульманской и национальной самоидентификации, их открытости и изменчивости, о существовании «религиозно-национального синтеза» (см.: Atkin M. Religious, National, and Other Identities in Central Asia // Ibid. P. 46–72).
780
Анализ взглядов Э. Геллнера см.: Миллер А. И. Теория национализма Эрнеста Геллнера и ее место в литературе вопроса // Национализм и формирование наций: Теории — модели — концепции. М., 1994; Коротеева В. В. Теории национализма в зарубежных социальных науках. М., 1999. С. 35–44; Смит Э. Национализм и модернизм: Критический обзор современных теорий нации и национализма. М., 2004. С. 62–96.
Напомню, что геллнеровская теория национализма состоит в следующем: нации возникают в момент или в результате перехода аграрного (или «агро-письменного») общества к индустриальному, когда меняется способ коммуникации между людьми. «Высокая» культура становится всеобъемлющей и стандартизированной, устанавливается новый вид взаимосвязи между каждым отдельным человеком и государством [781] . Национализм — это код, с помощью которого члены индустриального общества вступают во взаимодействие и понимают друг друга. Я не буду затрагивать вопрос о том, прав Геллнер или нет. Для меня важен лишь аспект, имеющий отношение к исламу, — утверждение Геллнера, что «организующим началом» индустриального общества «вряд ли может [быть] что-нибудь иное, кроме национализма» [782] . Ключевыми здесь являются понятия «аграрное» и «индустриальное», а не «христианское» и «мусульманское» общества. Это в принципе выводит религию за скобки теории и делает национализм общезначимым феноменом.
781
См.: Геллнер Э. Нации и национализм. М., 1991; Геллнер Э. Пришествие национализма: Мифы нации и класса // Нации и национализм. М., 2002.
782
Геллнер Э. Указ. соч. С. 161.
Однако, как уже говорилось, Геллнер был не только специалистом по национализму, но и ученым, который изучал ислам. Еще в 1981 году, до «Наций и национализма», он выпустил сборник очерков «Мусульманское общество» [783] , в котором предпринял попытку объяснить общую логику трансформации ислама в современном мире. Геллнер исходил из концепции М. Вебера, изложенной в работе «Протестантская этика и дух капитализма». Согласно данному подходу, становление капитализма (или индустриального общества) происходило параллельно с трансформацией религиозной этики и даже в значительной мере было обусловлено этой трансформацией. Вебер не сводил выявленную закономерность только к истории взаимоотношений христианства и капитализма (хотя именно здесь его анализ выглядел наиболее убедительным и полным), а пытался проанализировать особенности и других мировых религий. Геллнер распространил веберовскую идею на ислам, увидев в нем все необходимые для становления современного «дисциплинированного» индустриального общества элементы «мусульманского протестантизма»: признание нормативного характера священных текстов, пуританство, индивидуализм, правилосообразность, сравнительно небольшое количество магических элементов, нетерпимость к беспорядочной простонародной мистической и ритуальной практике.
783
См.: Gellner E. Muslim Society. Cambridge, 1983.
Как всегда образно, Геллнер писал: «…Я могу представить, что случилось бы, если бы арабы победили при Пуатье (в 732 году в битве с франками. — С. А. ) и продолжили завоевание и исламизацию Европы. Нет сомнения, мы все восхищались бы книгой Ибн Вебера „Хариджитская этика и дух капитализма“ [784] , которая окончательно показала бы, как современная экономическая и организационная рациональность могла развиваться только благодаря неохариджитскому пуританизму в Северной Европе XVI века…» И добавлял: «…в частности, этот труд показал бы, почему современная экономическая и организационная рациональность никогда бы не сформировалась, останься Европа христианской…» [785] Способы адаптации ислама к современному миру, по Геллнеру, были не заимствованы у Запада, а найдены внутри самой мусульманской традиции в виде «официальной», «пуританской», «письменной» или «городской» версии ислама (ученый давал ей разные названия), которая трансформировалась в мусульманский фундаментализм, схожий с протестантизмом. Между тем «сельский», «народный», «неофициальный» ислам, который обслуживал аграрное общество, исчез или исчезает под напором модернизации.
784
Хариджиты — одна из самых ранних в исламе религиозно-политических группировок, которая отличалась уравнительными тенденциями в социальной сфере и строгим исполнением религиозных предписаний (см.: Прозоров С. М. Ислам как идеологическая система. М., 2004. С. 42–44).
785
Gellner E. Op. cit. P. 7.
В этой довольно стройной конструкции места национализму явно не было. Более того, фундаментализм выступал как аналог европейского национализма и одновременно как его альтернатива. Впрочем, сам Геллнер отступал от своих рассуждений и признавал, что существуют две модели модернизации мусульманских стран: «против религии» или «вместе с религией» [786] . По словам ученого, «два процесса, „пурификация“ или радикализация религии, и национализм тесно переплетены до такой степени, что трудно сказать, какая из них является „всего лишь“ внешней формой другого…» [787] . Во введении к сборнику
«Исламская дилемма: Реформаторы, националисты и индустриализация. Южное побережье Средиземноморья» (1985) Геллнер повторил эту мысль: «исламская реформация» была «…склонна к национализму, иногда очень походила на него, и иногда была неотличимой от него…» [788] .786
В частности, Геллнер заметил, что в советской Средней Азии использовались обе эти модели (Ibid. P. 60–61).
787
Ibid. P. 59.
788
Gellner E. Introduction // Islamic Dilemmas: Reformers, Nationalists and Industrialization: Southern Shore of the Mediterranean / Ed. by E. Gellner. Berlin; New York; Amsterdam, 1985. P. 8.
В геллнеровских взглядах, таким образом, присутствует определенная двусмысленность. С одной стороны, по его мнению, мусульманский мир идет по универсальному пути модернизации и индустриализации. В этом случае сращивание ислама с национализмом или даже постепенная его замена национализмом неизбежны. Данный процесс — обязательный спутник индустриального общества. С другой стороны, Геллнер попытался показать, как внутри мусульманского мира мобилизуются социальные и политические силы, стремящиеся рационализировать свою религию, приспособить ее к требованиям эпохи модернизации. Развивая эту идею, можно предположить, что мусульманская идентичность выступает альтернативой европейскому национализму, а конфликт между исламом и национализмом (в том числе между религиозной и национальной идентичностями) может закончиться «победой» первого. Этот тезис предполагает, что национализм не является универсальной моделью, а возникает в специфических условиях европейско-христианской истории. Его дальнейшее распространение по миру имеет во многом искусственный характер и не всегда бывает успешным.
В одной из своих последних работ — «Условия свободы. Гражданское общество и его исторические соперники» (1994) — Геллнер акцентировал внимание на национализме как европейской модели модернизации или перехода от аграрного общества к индустриальному, когда «высокая» культура распространяется «до границ всего общества и становится отличительным признаком принадлежности к нему каждого человека». По мнению Геллнера, «…то же происходит и в исламе, только здесь это находит выражение скорее (!! — С. А. ) в фундаментализме, чем в национализме, хотя порой эти два течения объединяют свои усилия…», «…исламский фундаментализм… способен сыграть в точности ту же роль (!! — С. А. ), какую в других регионах сыграл в свое время национализм — предоставить новую идентичность, новый образ „я“…» [789] . Акцент на западных корнях национализма не избавил концепцию Геллнера от изначальных претензий на универсальность. Ученый так и не ответил на вопрос: является ли исламская версия модернистского проекта, которую автор именует «вполне жизнеспособной социальной формой», реальной альтернативой национализму или же последний в итоге сумеет перебороть ислам подобно тому, как сделал это с христианством?
789
Геллнер Э. Условия свободы: Гражданское общество и его исторические соперники. М., 1995. С. 32, 34.
Запутанная проблема соотношения ислама и национализма напрямую связана с вопросом о трансформации статуса и идентичности особой группы, которая всегда существовала внутри любого традиционного мусульманского общества, — «потомков святых», прежде всего потомков пророка Мухаммеда. Несмотря на кажущуюся экзотику и незначительность этого вопроса, именно в нем наиболее ярко сконцентрировались вышеуказанные противоречия.
О мусульманских святых Геллнер еще в 1969 году написал специальную книгу «Святые Атласа» [790] . Это был итог его собственных этнографических исследований в Марокко с детальным описанием основных групп святых и их функций. Позже, в «Мусульманском обществе» Геллнер повторил основные выводы своих ранних изысканий. Он писал, что «…наиболее характерным религиозным институтом сельского, племенного ислама является живущий святой…» [791] , который выступает в роли арбитра и посредника между различными племенами и сельскими общинами. Его функции разнообразны: он способствует селекции и выбору племенных руководителей, санкционирует правовые решения, поддерживает исламскую идентичность у членов племен и т. д. [792] Статус святого обычно был освящен суфизмом, особым направлением в исламе, и атрибутирован святыми местами, которые были центрами торговли, разного рода переговоров, ритуальных пиршеств. Городское общество в подобных арбитрах и посредниках не нуждалось, его жизнь регулировалась письменным законом и правилами, хотя нельзя недоучитывать значение для города традиций сельского и племенного ислама.
790
См.: Gellner E. Saints of the Atlas. London, 1969.
791
Gellner E. Muslim Society. P. 40.
792
Ibid. P. 41. То же самое было в Средней Азии. Отсутствие своего «живого святого» для населения «было бы равносильно отходу от мусульманства» (Кармышева Б. Х. Очерки этнической истории южных районов Таджикистана и Узбекистана (по этнографическим данным). М., 1976. С. 64).
В колониальное и постколониальное время, по словам Геллнера, «племенной стиль религии теряет значительную часть своих функций», а городской ислам, апеллирующий непосредственно, минуя святых, к Корану и Преданию, становится ведущим, в том числе и в сельской местности. В современном мире, когда «…военные, коммуникационные и транспортные технологии… подточили и в конечном счете разрушили автономию самоуправляемых сельских сообществ…», произошел отказ от практики поклонения святым. «…Когда жандармы подавляют в зародыше любую попытку клана защитить от соседей свое пастбище, зачем тогда нужен живой святой, который прежде в такой ситуации стал бы посредником между кланами?..» [793] В новой ситуации необходимость в «живом святом» отпадает: «…Библейский стиль веры был модернизируем, племенной и связанный со святыми — нет…» [794] Раз они больше не нужны, значит, святые как сословие, как особая идентичность, как некий набор функций исчезают. Геллнер подчеркивал, что против них выступили и националисты, и мусульманские фундаменталисты [795] . Говоря, в частности, об Африке, ученый писал: «…возможно, близок день, когда „Сиди“ (то есть сейиды, потомки Пророка. — С. А. ) на карте Северной Африки будут, подобно „St.“ (святой у христиан. — С. А. ) на карте Европы, всего лишь отголоском прошлых форм жизни…» [796]
793
Геллнер Э. Условия свободы: Гражданское общество и его исторические соперники. С. 30, 31.
794
Gellner E. Op. cit. P. 58.
795
Примеры такой критики в Средней Азии см.: Бабаджанов Б. М. Дукчи Ишан и Андижанское восстание 1898 г. // Подвижники ислама: Культ святых и суфизм в Средней Азии и на Кавказе. М., 2003. С. 271–273.
796
Gellner E. Op. cit. P. 133. Хотя в очень редких случаях «персонально-культовая-и-медиаторская» версия ислама может стать частью реформируемого общества, как это имеет место, по утверждению Геллнера, у балканских мусульман.