Конфессия, империя, нация. Религия и проблема разнообразия в истории постсоветского пространства
Шрифт:
В советское время ходжи не добились сколько-нибудь серьезного социального положения и оказались отодвинуты на периферию борьбы за должности в колхозе. Социальный статус ишанов тоже был не слишком высоким. Омониллахон работал в колхозе амбарщиком, заведовал овцеводческой фермой. Анвархон, один из сыновей Омониллахона, занял должность аптекаря; Надирхон, другой сын Омониллахона, стал учителем. Иноятуллахон работал в колхозе трактористом. Азамхон из клана тура почти двадцать лет проработал в должности колхозного бригадира, потом занялся бизнесом. Главной задачей святых кланов было не столько продвижение в структуры государства, сколько поддержание особого символического статуса «потомков святых» в своей общине.
Одним из важных элементов стратегии «потомков святых», направленной на сохранение своей идентичности, является «политика» заключения эндогамных браков, то есть браков внутри сословия [813] . Причем супружеские альянсы внутри одного клана сопровождаются браками между кланами. Здесь конкуренция за право быть более святым, чем остальные кланы, уступает место союзу разных святых семей. Особенно тесными в О. стали родственные связи между ходжами и ишанами. Бурхон-ходжа, сын Ишанхон-ходжи, женился на дочери Казихона, а его сестра, дочь Ишанхонходжи, вышла замуж за Джакпархон-ишана, сына Казихона. Мухтархон-ишан женился на дочери Бурхон-ходжи, то есть на своей двоюродной сестре. Дочь Мухтархона, в свою очередь, вышла замуж за Надирхона, сына Омониллахон-ишана, который был женат на дочери своего дяди Джакпархона.
813
На мужчин принцип эндогамии распространяется лишь частично: мужчина из святого сословия должен брать себе одну жену, желательно первую, из числа «потомков святых», а другие жены могут быть из «черни». Для женщины из святой семьи брак с «чернью» строго запрещается. В народе такой запрет объясняется тем, что женщина более высокого и более «чистого» происхождения не может прислуживать в качестве жены мужчине, который не так «чист», как она. Считается, что дети от такого брака непременно будут болеть проказой или песью (болезнью кожи) (см.: Абашин С. Н. Потомки святых в современной Средней Азии. С. 73–74). Конечно, на практике эти ограничения нередко нарушаются.
Клан тура придерживается сходной стратегии, но его брачные связи уходят за пределы кишлака О. — туда, где сохранились родственные связи Искандерхона и Мукаррам. Азамхон-тура женился на девушке из семьи кокандских ишанов. Его дочь вышла замуж за ходжу из Дангары, видимо, родственника мужа Муккарам. Аббасхон-тура вступил в брак с девушкой, которая также принадлежит к родственникам его деда — Тура-ходжи.
Важным ресурсом «потомков святых» в кишлаке О. являются мазары — места, где захоронены их предки. Один такой мазар принадлежит ходжам. Там похоронены Рахматуллахон, его сын Ишанхон-ходжа, другие члены клана. Мазар — место паломничества жителей кишлака, которые по праздникам и по случаю каких-либо торжественных или печальных событий в семейной жизни приходят к могилам и дарят «потомкам святых» небольшие подарки — назр : деньги, предметы одежды, продукты питания. Мазар расположен во дворе дома, где живет Сайидгази-ходжа, в самом центре селения, отдельно от основного кишлачного кладбища, что подчеркивает его исключительный статус.
У ишанов собственного мазара в О. нет. Главный мазар их предка Казихона находится в соседнем селении Д., где смотрителем является Темирхон — сын Акбархона и сводный брат Омониллахона и Иноятуллахона. Темирхон считается в районе «большим» ишаном и числится, в отличие от своих братьев из О., таджиком. Джакпархон-ишан, который породнился с кланом ходжей, после своей смерти был похоронен в мазаре ходжей.
Конкуренцию мазару ходжей составляет мазар, в котором захоронен Искандерхон-тура. Это место также расположено во дворе жилого дома — там, где живут Мукаррам и ее внук Аббасхон со своей семьей (Азамхон живет отдельно). Хотя мазар тура не такой старый и там похоронен только один человек, паломничество к нему имеет массовый характер. Сюда приходят со своими пожеланиями и приношениями не только жители О., но и других кишлаков района, как узбекских, так и таджикских. Сейчас назр принимает Мукаррам, но потом ее заменит Азамхон, к которому, несмотря на его молодой возраст, люди старшего поколения уже сейчас обращаются на Вы, называют его «Турам», то есть «мой тура» [814] . Причиной такой популярности мазара является его связь, хотя и очень косвенная, с Бахауддином Накшбандом, на чье имя, собственно, все приношения и делаются.
814
Такая традиция восходит к представлениям о табуированности настоящих имен ишанов, т. е. запрете произносить их вслух (см.: Там же. С. 72–73).
Принадлежность к святым кланам автоматически включает «потомков святых» в число местных религиозных лидеров. Правда, в О. мужчины из святых кланов ограничиваются лишь функциями ухода за мазарами и не претендуют на большее, поскольку прочие сферы, более значимые и более доходные, заняты представителями других кланов (в частности, кланом махсум, который, кстати, не относится к «потомкам святых») [815] . Зато женщины, например три дочери Бурхон-ходжи, являются бу-отин, то есть руководят всеми религиозными мероприятиями, которые проводятся женщинами. В качестве очень «сильной» и влиятельной бу-отин числится Мукаррам из клана тура. Замечу, что «потомки святых» никак не участвовали в споре между «традиционалистами» и «фундаменталистами», который имел место в О. (как и повсеместно в Средней Азии) в 1990-е годы.
815
У казахов «потомки святых» часто выполняют функции имамов, читают молитвы на разного рода ритуалах, совершают обрезание, что в совокупности приносит стабильный экономический доход (Privratsky B. G. Op. cit. P. 183).
«Потомки святых» предпринимают время от времени попытки найти новое место в социальной структуре кишлака, которое закрепляло бы за ними особый статус и позволяло бы «реконверсировать» религиозно окрашенный символический «капитал» в какой-то иной ресурс. Надо признать, что таких возможностей у них немного. В частности, Азамхон-тура попытался использовать для этого традиционный ритуал махалля-туй, который является важным элементом самоорганизации местного сообщества. Последнее делится на восемь частей (махалля ), и члены каждой устраивают для всей своей махалли пиршество, которое сопровождается обменом подарками. Махалля-туй проводится в «честь сыновей» и является аналогом празднества по случаю обрезания, которое известно в других кишлаках [816] . Когда подошло время провести махалля-туй в честь Аббасхона, его отец, Азамхон-тура, пригласил на пиршество жителей всего кишлака, то есть всех восьми махаллей. Теперь каждый житель О., устраивая свои туи, должен звать в гости представителей клана тура. Семьи ходжей и ишанов такой привилегией не обладают, поскольку приняли традиционные правила игры.
816
См. подробнее о роли таких пиршеств в среднеазиатском обществе: Абашин С. Н. Вопреки «здравому смыслу»? (К вопросу о «рациональности / иррациональности» ритуальных расходов в Средней Азии) // Евразия: Люди и мифы / Сост. С. А. Панарин. М., 2003; P'etric B.-M. Pouvoir, Don et Rйsseaux en Uzbйkistan Post-Soviйtique. Paris, 2002.
Трудно сказать, дает ли какие-то дополнительные преимущества клану тура участие во всех махалля-туях в О. Но сама по себе попытка, используя статус «потомка святых», сконструировать новую социальную нишу в уже закостеневшей социальной структуре выглядит как стремление выйти за рамки существующих возможностей
и усилить свои позиции.В заключение я хочу обратить внимание на еще одного персонажа моей небольшой этнографической зарисовки. Это Надирхон Омониллахонов из клана ишанов (по материнской линии и линии жены он связан и с кланом ходжей), который, будучи учителем средней школы, играет достаточно активную роль в общественной жизни кишлака О. Функцию «общественника» он выполнял еще в советские времена, принимая участие в организации разного рода школьных и общекишлачных мероприятий. В начале 1990-х годов Надирхон стал одним из местных сторонников идеологических перемен. Как и большинство других учителей, своеобразной «деревенской» интеллигенции, он выступал за «возвращение» национальной культуры, радовался отделению от России. Может быть, наиболее любопытным является тот факт, что Надирхон, как говорят, подчеркивал свой интерес к «возрождению» ислама и даже принимал у себя дома «ваххабитов» из Намангана, в начале 1990-х разъезжавших по узбекским и таджикским кишлакам, пропагандируя свои представления о «правильной» мусульманской жизни. В деятельности Надирхона присутствуют те черты, которые я отношу к типу городских «потомков святых».
Городские «потомки святых» составляют, как уже говорилось, важную часть среднеазиатской элиты [817] . Я кратко остановлюсь на истории одной ташкентской семьи, о которой рассказано в книге «История одной семьи» (бир авлод киссаси ), опубликованной в 2003 году в Ташкенте [818] . Она написана в традиционном для средневековой Средней Азии жанре агиографических сочинений, в значительной мере копирует их форму и стилистику, но имеет иное содержание.
817
Из наиболее известных политических фигур назову Файзуллу Ходжаева, который возглавлял правительство (Совет народных назиров) Бухары, а потом правительство (Совет народных комиссаров) Узбекской ССР. Его, как правило, называют узбеком (реже — таджиком) из богатой купеческой семьи (см.: Obiya Ch. When Faizulla Khojaev Decided to Be an Uzbek // Islam in Politics in Russia and Central Asia: Early Eighteenth to Late Twentieth Centuries / Ed. by S. A. Dudoignon, H. Komatsu. London, N.Y., 2001), но редко кто вспоминает, что он происходил из ходжей, а без этого факта биографии нельзя понять истоки его стремительной политической карьеры, его авторитета и связей в бухарском обществе. Другая фигура — Ином Усманходжаев, который в 1978 г. стал председателем Президиума Верховного Совета Узбекской ССР, а после смерти Шарафа Рашидова в 1983 г. занял пост Первого секретаря Центрального Комитета Коммунистической партии Узбекской ССР, т. е. первого лица в республике. На этой должности он находился до 1988 г., когда его арестовали по подозрению во взяточничестве. О других известных «потомках святых» см.: Абашин С. Н. Потомки святых в современной Средней Азии. С. 68–72.
818
История одной семьи. Ташкент, 2003 (на узб. языке).
Книга начинается со вступительного слова Героя Узбекистана О. Шарафиддинова, который первой же фразой очерчивает национальный контекст повествования: «Узбекский народ — талантливый народ», заменяя этим, конечно неосознанно, традиционную религиозную формулу «Во имя Аллаха милостивого и милосердного». Разумеется, авторы не богохульники и не атеисты, религиозная терминология присутствует в тексте, но ей отведено второстепенное место. Подобная подмена характерна для всего дальнейшего сюжета книги. Служение Богу, обязательное для святого, заменено служением стране и узбекскому народу: члены семьи «потомков святых» не просто проживают свою жизнь, а посвящают ее на благо узбекского государства, о благополучии и независимости которого они открыто или тайно пекутся. Чудеса и подвиги, которые должен был бы явить святой, заменены достижениями в научной и административной карьере: на страницах подробно перечисляются все награды и должности, которые получают представители святой семьи.
В книге упоминаются все ключевые события, из которых формируется современная национальная память узбеков: движение джадидов-реформаторов, репрессии 1930-х годов, Великая Отечественная война, землетрясение в Ташкенте в 1966 году, утверждение независимости в 1991 году и т. д. В этой истории фигурируют видные деятели недавнего прошлого и настоящего Узбекистана: партийные работники Усман Юсупов, Шараф Рашидов, Ислам Каримов, писатель Гафур Гулямов и многие другие известные персонажи. Книга имеет и свой мифологический пласт. В «Историю одной семьи» вплетены рассказы из жизни Тимура и тимуридов, наподобие того, как в рассказы о жизни святых обычно бывают включены истории из жизни древних правителей и пророков. И это тоже не случайно: эпоха тимуридов в современном Узбекистане интерпретируется как «золотой век» узбекской национальной государственности [819] .
819
См.: Allworth E. History and Group Identity in Central Asia // Nation-building in the Post-Soviet Borderlands: The Politics of National Identities / Ed. by G. Smith, V. Law, A. Wilson, A. Bohr, E. Allworth. Cambridge, 1998; Bohr A. The Central Asian States as Nationalising Regimes // Nationbuilding in the Post-Soviet Borderlands; March A. F. The Use and Abuse of History: «National Ideology» as Transcendental Object in Islam Karimov’s «Ideology of National Independence» // Central Asian Survey. 2002. № 21(4).
Однако, несмотря на явное доминирование национальной темы, особая идентичность семьи «потомков святых» не растворяется в общеузбекском самосознании. Авторы книги очень ненавязчиво указывают на те черты, которые отделяют их героев от всех остальных. Национальная идентичность членов «одной семьи» — это идентичность элиты, подкрепляемая напоминаниями о родовитости, аристократизме и интеллигентности.
При этом авторов нисколько не привлекает возможность отметить, пусть и в легендарной форме, арабское происхождение своих героев, связать их с Пророком или какими-то популярными мусульманскими святыми, что, как я показал выше, скорее характерно для деревенских «потомков святых». История начинается с предка — Махмуд-ходжа-ишана, который жил в ташкентском квартале Ишан-гузар в конце XIX века. У него был сын Азам-ходжа. У последнего было пять сыновей — Саидазимхон, Анвархон, Саидолимхон, Эркинхон и Тулкинхон, а также дочь Хумайрахон. Замечу, что в именах всех мужчин семьи — что мы наблюдали и у святых кланов кишлака О. — непременно присутствуют титулы сейид (в искаженной форме саид ), ишан, ходжа, а также обязательная для «потомков святых» приставка хон (в литературе встречается форма хан ) [820] . Употребление этих титулов, указывающих на особый статус их носителей, имеет явно нарочитый характер в том числе и потому, что эти титулы, видимо, долгое время утаивались (в книге присутствует намек на то, что некоторые из членов семьи в советское время носили менее «говорящую» фамилию Азамов [821] ).
820
Женщины из числа «потомков святых» перечисленные титулы не носят. Приставка хон к женским именам не свидетельствует о святости происхождения.
821
История одной семьи. С. 157.