Конкуренты
Шрифт:
— Я ценю, что вы промолчали из вежливости, но у вас на лице все и так написано. Есть очень мало тем, о которых я буду спорить с пациентом, но способность меняться — одна из них. Любой может изменить свое отношение к жизни и людям. Это не всегда легко, но первый шаг — осознание того, что нужно изменить и желание это сделать. Неважно правда ли то, что вы сказали о себе пару минут назад. Главное вы верите, что это правда, и хотите измениться.
— Без обид, Док, но это звучит как большая психическая болтовня. Если измениться так просто, то почему тюрьмы переполнены рецидивистами.
— Не могу не согласиться с вами в данном случае. Тем, кто выходит из тюрьмы приходится нелегко. Скорее всего, у них нет денег, а жизнь, которую они знали раньше, продолжалась без них. Я никогда не говорила, что измениться легко. Но если не чураться любой работы, то можно себя прокормить и обеспечить крышу над головой. Проблема в том, что работать по сорок часов в неделю, мыть полы или посуду, намного сложнее, чем наставить на кого-то пистолет и украсть деньги из кассы. — Доктор Халперн покачала головой. — Мы немного отошли от темы, но принцип все тот же. Жизнь будет искушать вас, и иногда придется чем-то жертвовать, чтобы не поддаться искушению. Все зависит от того, насколько сильно ваше желание, и чем готовы пожертвовать, чтобы это получить.
В ее устах это звучало так просто. Не скажу, что в прошлом я специально хотел все испортить. Я просто не мог предсказать последствия своих действий.
— Я не всегда вижу свои ошибки перед тем, как совершить их.
Она кивнула.
— Это понятно. Но есть несколько вещей, которые вы можете начать пробовать, которые покажут верное направление.
— Например?
— Для начала выражать свои чувства. Хорошо это или плохо, старайтесь быть открытым. Не лгите и не пытайтесь утаить то, что у вас на уме. И это легче сказать, чем выполнить. Например, знает ли эта женщина как вы к ней относитесь?
Я покачал головой.
— Я даже не уверен, что сам знаю, что к ней чувствую.
Доктор Халперн улыбнулась.
— Очень часто мы говорим себе, что испытываем противоречивые чувства по поводу кого-то или чего-то. Нас пугает мысль о том, что мы на самом деле чувствуем.
Я провел рукой по волосам.
Черт, а ведь она права. Я влюблялся в Софию, сильно, быстро, и это пугало до смерти.
В голове у меня стучало, во рту пересохло. Я поднял глаза на доктора Халперн и обнаружил, что она наблюдает за мной.
Нахмурившись, я сказал:
— Хорошо. Может быть, вы не такая уж шарлатанка.
Она рассмеялась.
— Сегодня был хороший сеанс, поэтому не буду подталкивать вас к обсуждению чувств, которые вы испытываете к этой женщине. Но преданность — это улица с двусторонним движением, и она начинается с честности. Теперь, когда вы осознали, что у вас на сердце, возможно, стоит сделать следующий шаг — поделиться этим с женщиной, которой оно принадлежит.
Глава 22
София
Последние несколько дней были безумными. Отец вернулся в город, и аудиторская команда работала по двенадцать часов в день. Иногда я задерживалась почти до полуночи, а Уэстон и того
дольше, однако это не мешало ему позже пробираться ко мне в постель.Казалось, мы только заснули, а теперь снова надо было вставать. Первый свет нового дня пробился сквозь щель в занавесках и осветил лицо Уэстона.
Я подперла голову кулаком и посмотрела на него.
— На столе ключ от номера.
Уэстон гладил меня по волосам и резко остановился.
— Хочешь, чтобы у меня был ключ от твоего номера?
— Прошлой ночью я только уснула, когда ты меня разбудил. В следующий раз ты мог бы просто войти сам.
Он ухмыльнулся.
— Я почти уверен, что ты только что пригласила меня засунуть в тебя член, пока ты спишь.
Я игриво ударила его в грудь.
— Я имела в виду, впустить тебя в мою комнату, а не в мое тело.
Уэстон ловко перевернул нас, так что я оказалась на спине, а он нависал надо мной.
— Моя идея мне нравится гораздо больше.
Я улыбнулась.
— Не сомневаюсь. — Мы оба были обнажены, и я почувствовала, как член Уэстона шевельнулся у моего бедра. — Отец улетает дневным рейсом. Я обещала встретиться с ним в семь, поэтому сейчас мне нужно в душ.
Уэстон поцеловал меня в шею.
— Как я могу убедить тебя опоздать на пару минут?
Я усмехнулась.
— Пара минут тебя точно не устроит.
— Разве это плохо?
— Определенно, нет. Но именно поэтому я запру дверь ванной, когда пойду в душ.
Уэстон мило надулся, перекатился на спину и разочарованно выдохнул.
— Хорошо, иди. Но не вини меня, если на твоей стороне кровати останется мокрое пятно, когда вернешься.
Я поморщилась, встала и потянула за собой простыню, чтобы прикрыться.
— На моей стороне? Почему бы тебе не устроить беспорядок на своей стороне?
Уэстон дернул за простыню.
— Потому что это твоя вина. Если бы ты просто дала мне пять минут, я мог бы устроить беспорядок там, где ему место — внутри тебя.
Боже, этот мужчина сведет меня с ума. Он только что спошлил, а я возбудилась услышав, что его сперма принадлежит мне.
«Та еще романтика! Но что есть, то есть».
Я наклонилась и поцеловала его в губы.
— Давай встретимся здесь за ланчем, и я позволю тебе устроить беспорядок там, где захочешь?
Глаза у Уэстона потемнели.
— Где захочу?
«О боже, это было опрометчиво, но какого черта?»
Я улыбнулась.
— Где угодно. Надеюсь размышления, где именно это будет, не помешают тебе сегодня хорошо поработать.
______
— Вы с мальчиком Локвудом, похоже, подружились, — сказал отец.
Минуту назад он грубо велел Чарльзу и остальным освободить конференц-зал, и теперь мы остались только вдвоем.
К чему это он? Отец редко делал подобные комментарии без особой цели. Он обращался с людьми как с пешками в шахматной партии.
Я сложила бумаги в аккуратную стопку.
— Нам пришлось найти общий язык, поскольку мы вместе управляем отелем.
— Его внимание сосредоточено не на управлении отелем, а на твоей заднице. Я не тупой и вижу, как он смотрит на тебя, когда думает, что никто не замечает.