Конспираторы

Жак Отбуа подтолкнул ее к нему. Филипп протянул ей руку, она подала свою. Пока они здоровались, Отбуа скрылся в толпе.

Надо было задать ей хотя бы один вопрос, прежде чем тоже ретироваться.

— Вы теперь живете в Париже?

— Да.

— Что ж, прекрасно…

— Вы летите на той неделе в Китай?

— Да, для подготовки первого визита моего министра в вашу страну. Рад был с вами познакомиться. И еще раз браво… за то, что выбрали Францию.

В глазах молодой женщины мелькнуло разочарование.

— Вы уже уходите?

— Да, мне надо еще поработать, — соврал Филипп (на самом деле он собирался наведаться в мансарду к одной японской студентке, прежде чем вернуться к семейному очагу).

— Я тоже ухожу. Мне, как и вам, скучно на таких праздниках.

— Откуда вы знаете, что мне скучно?

Она улыбнулась и ничего не ответила.

— Вы не подвезете меня? Я живу около Инвалидов.

Филипп отметил некоторое очарование в улыбке, на миг озарившей ее суровые черты.

— Мне по дороге. Идемте.

Поездка заняла двадцать минут. Филиппу помнится, что в то время она говорила по-французски с акцентом. Он расспрашивал ее о Тяньаньмынь, о бегстве, о жизни в Париже. До сих пор он не может понять, когда у него щелкнуло в мозгу. За всю дорогу она не распахнула плащ, сидевший на ней мешком, не распустила волосы, собранные в «конский хвост». Не было между ними ни одного двусмысленного жеста, поощрительного слова, кокетливого взгляда. Он довез ее до дома и записал телефон. Зашел к японке, которая ждала его в бюстгальтере, клетчатой юбочке и белых носочках. На следующей неделе он улетел в Пекин. Это была его первая поездка в Китай. Отель, где он жил, располагался в двухстах метрах от Тяньаньмынь. Солдаты несли караул у памятника Освобождения, там, где Аямэй и ее друзья объявили голодовку. По площади прогуливались туристы, щелкая фотоаппаратами, дети запускали воздушных змеев.

В Шанхае ему показали экономический рост Китая во всей красе. В Чунцине, в последний вечер, после банкета и обильных возлияний с местными тузами, он прогуливался неподалеку от своего отеля и случайно забрел в чайный салон. Шел дождь; красные фонарики покачивались на ветру. Голос Аямэй вдруг зазвучал у него в ушах. Вспомнились ее слова: «Современный Китай родился на площади Тяньаньмынь. Вы можете работать с моей страной, не испытывая чувства вины. Напрасно Жак требует санкций против Пекина. Он чист, омытый кровью студентов». В тот вечер Филипп сказал себе: героиня Тяньаньмынь — почему бы нет, все равно японки уже приелись.

Он позвонил ей через неделю после возвращения из Китая. Они встретились в кафе. Она пришла без плаща, с распущенными волосами, в платье, выгодно подчеркивавшем соблазнительную грудь. Еще через неделю он пригласил ее поужинать. В тот же вечер они оказались в постели, в ее квартирке с видом на позолоченный купол Инвалидов.

В ту пору, два года спустя после рождения Камиллы, его старшей дочери, Филипп начал пользоваться успехом у женщин. Впервые вкусив запретного плода с одной стажеркой из министерства, он вскоре перестал считать свои походы налево. Филиппа тянуло к двадцатилетним девушкам, незрелым и пылким. Японка открыла ему нежность и изощренность восточных женщин. Встреча с Аямэй стала апофеозом его преображения: робкий студент дорос до мужских игр и в альковах, и в коридорах власти.

Китаянка была всего лишь одним приключением из многих, которым он с дотошностью экономиста отводил в своей жизни ровно столько места, сколько требовалось. Он приходил к ней раз в неделю. Они ужинали у нее на кухне — это было безопаснее, да и дешевле, чем вести ее в ресторан. Закончив ужин, сразу же ложились в постель. Со временем он стал управляться в неполных два часа на все про все, успевал домой до полуночи и, ложась под бочок к Мари, не чувствовал за собой особой вины. Китаянка отнюдь не была самой разнузданной из его пассий. Ему было хорошо с ней по другой причине. Она подвергалась преследованиям в своей стране, приехала в Париж без багажа и без документов. С ней он сам себе казался сильным и добрым. Занимался любовью, чувствуя себя благодетелем: в его понимании эта женщина, много выстрадавшая, заслуживала в гостеприимной стране лучшего оргазма.

Однажды она уговорила его прочесть лекцию в Обществе друзей демократии в Китае. Он согласился. От имени своей организации она вручила ему конверт с тысячей евро. Он взял деньги, не чинясь. Потом она попросила написать вступительное слово к каталогу какой-то выставки. За эту ерундовую работу он получил четыре тысячи наличными. Аямэй жила скромно, хоть и говорила, что активисты китайской диаспоры регулярно вносят пожертвования в пользу ее организации. На открытии выставки она познакомила его с китайским бизнесменом из Гонконга, одним из ее щедрых спонсоров. Он хотел импортировать во Францию махровые полотенца, и за два месяца Филипп нашел ему партнера. В благодарность китаец пригласил его на ужин и вручил коробку шоколадных конфет, в которой оказалось двадцать банкнот по пятьсот евро. Филипп дал себе три дня на размышление. Мари была мотовкой, они ожидали второго ребенка, Жюльетту, он взял ссуду, чтобы купить квартиру. К концу каждого месяца от его зарплаты не оставалось ровным счетом ничего. Почему бы не взять комиссионные, которые он считал честно заработанными? Потом было много других китайских предпринимателей, борцов за права человека. Аямэй стала ему необходима, поскольку обеспечивала приятный побочный доход. В тот день, когда она открыла ему правду: на самом деле он работал на Пекин, а ей был известен номер счета в Лихтенштейне, на который поступали комиссионные от клиентов, Филипп Матло понял, что назад ходу нет. Он уже продал душу дьяволу.

В тот день она дала ему знать, что он у нее в руках; с тех пор к телу его больше не допускали, и всякие сексуальные отношения у них прекратились. Камилле было всего четыре года, когда Аямэй стала учить ее китайскому и сидела с девочками по вечерам, если Филипп и Мари выходили в свет.

Он стал пешкой, которую Пекин передвигал на большой шахматной доске рукой Аямэй. Его знание Китая и компетентность в стратегиях заметили, заместитель министра промышленности представил его министру финансов, и тот поручил ему разработку досье по вооружениям. Допущенный в сонм великих, Филипп Матло развернулся в полную силу. Он больше не маялся одиночеством и комплексом вины, не чувствовал себя мелким воришкой: теперь его место было в рядах повелителей войны, ряженных в слуг государства. Он тайно продал партию оружия в Китай. Комиссионные, поделенные между политическими кланами, заставили его забыть все страхи. Его партия победила на выборах, заместитель министра промышленности стал министром финансов. Год спустя он сменил премьер-министра, ушедшего в отставку после стодневной забастовки транспортников. Вслед за своим шефом Филипп перебрался на улицу Варенн. Он начал думать, что Аямэй — его счастливая звезда.

После терактов 11 сентября, поражения талибов и войны в Ираке ее вечная песня, которой она прожужжала ему все уши, вдруг показалась не лишенной смысла.

Китай — единственная сила, способная противостоять Соединенным Штатам.

Вооружать Китай — значит ослаблять Соединенные Штаты.

Франция останется на карте мира, только вписавшись в любовный треугольник с Китаем и США.

Китай — будущее Франции.

Китай — будущее Филиппа Матло.

Филипп Матло работает на будущее Франции.

* * *

Час ночи. Мари Матло извиняется за позднее возвращение и предлагает Аямэй остаться ночевать. Та предпочитает вернуться к себе, и Филипп вызывается отвезти ее.

— Понравилась опера? — спрашивает Аямэй, устроившись на пассажирском сиденье его машины.

— Я спал, чтобы выдержать торжественный обед, — отвечает он, поворачивая ключ в замке зажигания.

— Как у тебя с Мари, лучше?

— Терпимо, после того скандала. Мари женщина простая. Закатит сцену и успокоится. Я поклялся ей, что фотографии с анонимкой — монтаж, дело рук моих противников, мол, они копают под меня через нее.

— И она поверила?

— Конечно, а что ей оставалось?

Ожидая, пока откроются двери гаража, он кладет руку на бедро Аямэй. Она берет ее и аккуратно возвращает на руль.

— А как ты объяснялась со шпионом из «Земного Мандата»? Что наврала? Он ведь, конечно, заметил, что ты не ночевала дома в прошлую пятницу!

Она запрокидывает голову. Полосы света от фонарей скользят по ее лицу, она улыбается.

— Я сказала ему, что спала с тобой.

— Можно узнать почему?

Филипп злится еще сильней, читая откровенную гордость на ее лице.