Конспираторы

— На следующий день после нашего с тобой вечера он, разумеется, не преминул заметить, что я вернулась только утром. Он спросил, где я была, и я ответила ему презрительным взглядом. А потом достала видеокамеру, которую он мне подарил.

Она смеется.

— Этот человек — прекрасный актер! Он вот так вздернул подбородок и внимательно посмотрел на меня своими большими голубыми глазами. Кто мог бы устоять перед таким взглядом? В нем было столько страха и боли, он будто молил меня молчать… Конечно же я не сделала ему такого подарка. Мне хотелось доставить себе удовольствие. Я ответила ему взглядом суровым и холодным, взглядом человека, только что совершившего убийство, и рассказала в подробностях о том, что произошло.

— Ничего не произошло…

— Все-таки у тебя начисто отсутствует воображение! Твоя жена решила свозить детей к своим родителям на уик-энд. Уезжая, она попросила меня дождаться тебя, потому что ты забыл ключи и должен был за ними заехать. Такой случай я упустить не могла. Я начинающая шпионка, копалась ужасно долго, сердце у меня отчаянно колотилось. Квартира, в которой я бывала много лет, вдруг стала незнакомой планетой. Испытывая стыд и какое-то странное возбуждение, я исследовала книжные реки, бумажные горы, ущелья, полные одежды, фотографий, игрушек, открыток, сувениров. Я надеялась найти государственные тайны, а обнаружила личные…

— Какова сочинительница! — угрюмо комментирует Филипп.

— Я читала какие-то бумаги в твоей спальне и вдруг услышала хлопок входной двери и шаги в квартире. Я ударилась в панику. Из спальни есть только один выход, в гостиную. Выйти мне было не успеть. Я не знала, куда спрятаться. Что я скажу, если ты войдешь и увидишь меня? Я совсем не умею лгать! А ты уже вошел в гостиную. И кажется, направляешься к спальне. У меня кружится голова. Сердце бьется так сильно, что я вот-вот задохнусь.

Аямэй смеется.

— Ну? Что же дальше? — холодно спрашивает Филипп.

— Я вскочила. Сорвала с себя платье, лифчик, трусики. Все это с таким шумом, что ты из-за двери позвал Мари. Я не ответила. Ты толкнул дверь. Я лежу на кровати голая, руки на животе, а между грудями связка ключей. «Что вы делаете?» — воскликнул ты. «Вы ищете ключи? Подойдите же!»

— Недурно, представляю себе эту сцену.

— Я избавила его от дальнейших подробностей. Не по доброте душевной, а чтобы не выйти из образа, ведь Аямэй в его глазах целомудренна. Потом ты ушел на какой-то ужин. Я сфотографировала твой ежедневник. Ты вернулся. В два часа ночи я нашла в кармане твоего пиджака маленькую записную книжку. Ее я тоже сфотографировала в туалете… Он слушал меня. Я как могла сохраняла мрачное выражение лица. Он молчал, а я пыталась представить, как реагировала бы на его месте. Изобразить страдание, желая дать понять женщине, что она ему дорога? Или печаль и смирение человека, получившего жестокий удар по собственной вине? Непростое упражнение, тут нужно действовать тонко и с умом, ни в коем случае не винить и не обижать женщину, иначе она замкнется в себе. Тепло подбодрить ее? Скрепя сердце похвалить? Но нельзя и уподобляться сутенеру, выпустившему свою подопечную на панель! Я с нетерпением ждала, что же он сымпровизирует…

Филипп перебивает ее:

— Почему ты непременно хотела заставить его ревновать?

— Я?

— Могла бы наплести что-нибудь попроще. Ты, холодная и безжалостная, непревзойденная мастерица простых и эффективных ходов, зачем ты вдруг нагромоздила целый лабиринт?

— Затем… — Она отворачивается к стеклу. — Чтобы вернее проникнуть в его организацию, чтобы лучше и дольше его использовать. Для этого нужно, чтобы он влюбился в меня. Так влюбился, что стал бы глух и слеп.

— Он — в тебя? — Филипп прыскает со смеху. — Ты забываешь, что он — тоже орудие. Если он, как думаешь ты и твои хозяева, послан ЦРУ, то это шахматист, видящий мир через призму математики. Чтобы он влюбился? Забудь…

Она хмурится.

— Что ты знаешь о шпионах? Можно подумать, тебе известно, где их слабое место? — Она показывает на левую сторону груди: — Здесь! Как у тебя, как у Мари, как у всех мужчин и женщин на свете. Именно здесь находится сейф, со сложным замком или не очень, у кого как. Профессионал высокого класса сумеет подобрать шифр к любой модели.

— Хочешь сказать, что ты — лучший профессионал, чем он? Ты еще не рассказала мне, что было дальше. Как он отреагировал на твою ложь?

С минуту подумав, она отвечает:

— Силен, блестяще сыграл. Очень силен! — Она опускает стекло, подставляет ветру лицо и волосы. — Он долго молчал, а потом пристально посмотрел мне в глаза. Я выдержала его испытание, не дрогнув. И знаешь, что он мне сказал? «Есть универсальная любовь, она противоположна любви эгоистической. В основе ее лежит равновесие между „давать“ и „получать“, „брать“ и „дарить“. Ты обокрала Филиппа Матло и взамен подарила ему несколько часов удовольствия. Это поступок тем более верный, что совершен он был спонтанно, без самокопания. Браво!»

— Он сумасшедший!

— Немыслимо, что и говорить. Я даже задумалась, шпион ли он в самом деле. Чтобы прояснить ситуацию, изобразила отчаяние: «Я легла с ним в постель ради тебя. Занимаясь с ним любовью, я думала о нас. Мне так жаль. Прости меня!»

Задетый за живое, Филипп хмуро бросает:

— Надеюсь, он не слишком обиделся.

— Он спросил, получила ли я удовольствие.

— Нет конечно же.

— Да, немножко.

— Он тебе поверил?

— Сказал: «Очень хорошо, продолжай».

— Вот видишь, — радуется Филипп, — он не влюблен в тебя.

— Он накрыл мою руку своей и добавил: «Твое тело еще недостаточно восприимчиво. Я помогу тебе раскрыть его до конца. Мы — всего лишь орудия Высшей Истины. Когда ты поймешь это, Тяньаньмынь отпустит тебя».

— Чушь!

— Мне вдруг показалось, что Цзу Чжи ошибся, что мы имеем дело с обыкновенным фанатиком секты «Земной Мандат». Я решила уколоть его в больное место. Сказала наивным голоском маленькой девочки: «А ты достигнешь когда-нибудь той ступени Истины, на которой „Земной Мандат“ отпустит тебя?» Вот тут-то я убедилась, что дело нечисто. Он помедлил, потом улыбнулся мне: «Ты слишком много думаешь. Слушай свое сердце, а не голову». — Аямэй смеется. — Почему он помедлил? Настоящий адепт не задумываясь ответил бы, что «Земной Мандат» — не тюрьма. Сам видишь, в этом американце нет истинной веры. Тем не менее он опасный противник. То-то я развлекусь! В этом соревновании победит сильнейший и умнейший.

— Вся эта игра похожа на кино по твоему и только твоему сценарию. Этот человек явился, чтобы уничтожить тебя, думаешь, он будет развлекать тебя и любить? Ты что, дура?

— Ты видел, чтобы я хоть раз оплошала? Я знаю, что делаю.

— Это все твои фантазии. Слишком часто ты ввязывалась в запутанные игры, которые ведут твои хозяева, у тебя просто ум за разум зашел. Ты совсем одна. Тебя гложет одиночество. Ты спишь с кем попало, чтобы добыть информацию. Когда тебе встречается фокусник, безумец, живой мертвец, для которого люди — пешки, который спит с тобой, чтобы прибрать к рукам, тебя тянет к нему как к собственному отражению в зеркале. Ну кому все это нужно? Он не знает, кто ты. Ты знаешь, кто он. Ты дергаешь его за ниточки, а не наоборот. Зачем ты ввязываешься в соревнование, в котором уже победила?

— Можешь высадить меня у светофора. Мне здесь только улицу перейти.

— Почему ты не отвечаешь на мой вопрос?

— Ты ревнуешь к нему.

— Я — к нему? А почему не к бедняге Надэ, спроваженному в Южную Африку?

Она не отвечает, молча распахивает дверцу.

Он удерживает ее.

— Я ни разу не был в твоей новой квартире. Как там у тебя в гнездышке? Уютно?

— Я как-нибудь приглашу тебя в мое «любовное гнездышко». Пока! Спасибо, что подвез.

С этими словами она выскакивает из машины.