Константин Леонтьев

Удивительный жених, настаивающий на том, чтобы его не любили, а видели в нем лишь средство для улучшения жизни! Жених, который еще до свадьбы предлагает «жить вольно и широко», не оглядываясь на предрассудки и приличия. Недаром К. пишет в дневнике: «Будет ей привольно, будет и мне не стыдно».

Став мужем, герой романа предоставляет Лизе полную свободу. В Крыму начинается война, в имение заезжают то казаки, то французы с сардинцами. Казацкий юнкер пытается вызнать у прислуги, через какое окно ночью можно попасть в спальню Лизы. Но Лизин муж не разгневан: он дает совет жене как держать себя с юнкером в следующий раз, если он ей неинтересен, «а если влюблена — это твое дело, предупреждаю тебя только, что он очень груб и развратен». К. ведет себя не как муж, а как друг. Когда же в их доме появляется красавец грек Маврогени, волею судеб попавший на службу к французам, К. становится жене не просто другом, а наперсником.

Хозяин Ай-Буруна сам восхищается Маврогени: «Какое простодушие, какая искренняя, пламенная молодость во всем, в улыбке, в блеске синих очей, в черных коротких кудрях… в жажде жить и веселиться!» [258] А уж когда Маврогени приходит в имение в албанском костюме — тут муж Лизы жалеет, что не родился живописцем: «Вошел он в густой белой чистой фустанелле [259] , в малиновой расшитой обуви с кисточками на загнутых носках; золотой широкий пояс, полный оружия; синяя куртка разукрашена тонкими золотыми разводами; длинная красная феска набекрень, и с плеча на грудь падает пышная голубая кисть!» [260]

258

Там же. С. 278.

259

Фустанелла — мужская одежда со сборчатой юбкой.

260

Леонтьев К. Н.Исповедь мужа// Леонтьев К. Н.Египетский голубь. М., 1991. С. 278.

Лиза влюбляется в Маврогени. Муж не препятствует, наоборот, помогает советами, избавляет от возникших было в ее душе угрызений совести, даже пишет любовнику, когда тот покидает Крым, чтобы вернулся. Вот как такую необычную ситуацию оценивает Юрий Иваск: «Это жоржсандовская тема свободной любви; в России ее впервые „обработал“ А. В. Дружинин в своей нашумевшей повести „Поленька Сакс“ (1847). Позже ту же тему педантично „разработал“… Чернышевский („Что делать?“). Но у Леонтьева все иначе освещено и мотивировано. Сандовско-дружининско-чернышевские мужья отпускали своих жен с миром — по соображениям принципиальным, но безо всякого энтузиазма! Между тем, читая „Исповедь мужа“, иногда трудно решить, кто больше восхищается третьим в любви — старый муж или его молодая жена» [261] .

261

Иваск Ю. П.Константин Леонтьев // К. Н. Леонтьев: pro et contra. В 2 кн. Кн. 2. СПб., 1995. С. 325–326.

С Иваском можно согласиться лишь отчасти. Да, муж восхищается Маврогени, упивается страстью к нему своей молодой жены, но все-таки и страдает. «Все кончено! Все решено!» — пишет К. в дневнике, застав Лизу в объятиях Маврогени в саду. Переживания его неоднозначны: он не только жалеет себя, но и радуется за Лизу. Он — не ревнивец. К., узнав о том, что жена влюблена в другого, анализирует собственные чувства: «Зачем ты не ревнуешь? Как смеешь ты не ревновать? Но что же делать мне, если во мне нет ни искры ревности? Что делать мне, если она мне давно не жена, а моя дочь, мое создание?..» [262] (Возможно, в этих словах можно найти и отголосок пробуждающегося чувства к Маше, которая тоже отчасти леонтьевское создание, недаром К. и романная Лиза в родстве, хотя и более далеком, нежели Леонтьев и его племянница.)

262

Леонтьев К. Н.Исповедь мужа // Леонтьев К. Н.Египетский голубь. М., 1991. С. 285–286.

К. пишет в дневнике напутствие жене: «Живи, живи, моя Лиза!» Жизнь не знает оков приличий и условностей, «рабства общих мнений»: «…пусть питается дешевой и безвредной пищей тот, кто не в силах вынести божественных напитков!» Но все же Лиза, которая делится с мужем радостью своей любви, замечает: «Однако вам больно что-то?.. Вы чаще вздыхаете». И хотя муж опровергает ее опасения, не так просто ему дается это упоение чужим счастьем.

В представлении Леонтьева жена — друг, но не любовница. Страсть в браке не живет.Его герою Лиза нужна как близкий человек, и он не хочет с ней расставаться. В дневнике К. имеются рассуждения о том, что любая страсть не вечна (Леонтьев думал именно так, потому и предпочитал открытый брак). К. ждет, чтобы чувства Лизы исчерпали себя, и даже отпускает молодую жену с любовником в Италию, понимая, что препятствовать этому — сделать Лизу несчастной. Но в дневнике пишет: «Об одном буду молить ее, чтобы она сохранила себя для меня… Пусть приедет больная, обезображенная, желчная, слепая, но лишь бы вернулась!» [263]

263

Там же. С. 299.

Конец романа трагичен. Лиза спустя год решает вернуться домой. В дневнике К. пишет: «Я без ума от радости!» Он ждет ее, два месяца подряд встречает пароходы, но ее всё нет… В конце концов выясняется, что турецкий пароход, на котором была Лиза, утонул. Она погибла, а старому мужу больше незачем жить — он стреляется.

Роман удивительный. Не только потому, что он «бледно» написан (по-моему, это лучшее художественное произведение Леонтьева), но и с точки зрения подсказок о том, что происходило в душе автора. Совершенно очевидно, что на хозяина имения Ай-Бурун Константин Николаевич смотрит как на свое второе «я» — об этом говорит множество совпадений: пожилого мужа из романа зовут К. (Константин), его жену — Лиза, в дневнике героя появляются воспоминания о Зинаиде К. (Зинаиде Кононовой), действие происходит в столь любимом автором Крыму, суждения, поведение, пристрастия героя — леонтьевские. Однако конец романа обескураживает: представить Леонтьева, убивающего себя от любви к кому бы то ни было, — трудно. Леонтьев слишком горд, честолюбив, слишком любит себя, слишком много вокруг него женщин, чтобы жизнь его зависела от одной из них. Думаю, в финале романа Леонтьев поменял «стеклышки», сквозь которые смотрел на мир; он смог вырваться из своей жизни и прожить чужую, с чужой логикой, чужими чувствами. И здесь мы имеем дело с редким в леонтьевском творчестве случаем, когда автор не воссоздает «отредактированной» свою жизнь, а создает новую.

Впрочем, в литературе существует и другая «расшифровка» этого произведения. Уже упоминавшийся Стефен Лукашевич, следуя своему утверждению о гомосексуальности Леонтьева, считает, что в романе отражена одна из причин, почему Константин Николаевич взял с собою на Восток жену: Лиза тяготила Леонтьева, он осознал, что брак с нею был ошибкой и он не «излечился» женитьбою, потому мечтал найти для нее кого-то более подходящего среди молодых греков, окружавших его во время консульской службы [264] . Такое объяснение представляется искусственным и излишне замысловатым. Лиза была молода и красива, на нее обращали внимание не только греки на Балканах; если сознательно или бессознательно Леонтьев мечтал избавиться от жены, то для этого, во-первых, вовсе не обязательно было уезжать из Петербурга, а во-вторых, такое желание могло быть никак не связано с гомосексуальностью. Несомненно одно: реальный Леонтьев действительно убеждал Лизу найти себе возлюбленного, чтобы жизнь ее была полна. Здесь мнения К. и автора романа совпадали.

264

Lukashevich Stephen.Konstantin Leontev. New York, 1967. P. 66–67.

Сам автор в конце жизни называл роман «Исповедь мужа» безнравственным и осуждал его с христианской точки зрения. Он даже считал, что переиздавать это произведение в неизмененном виде не стоит (хотя кто может изменить текст, кроме автора?!). Но ни откровенных сцен, ни нескромных описаний в произведении найти нельзя: текст прост и прекрасен, в нем нет разврата,нет грубых подробностей, он даже аскетичен в деталях, хотя вся атмосфера романа эротична. Спорной можно назвать лишь общую идею произведения, которое превыше всего ставит право на чувственную красоту, на наслаждение и страсть. Современного же читателя удивить трудно, и ему может показаться непонятным столь критический подход автора к своему творению.

Впрочем, когда роман вышел в свет в «Отечественных записках» в 1867 году, Леонтьев относился к нему с гордостью — чувствовал, что эта вещь ему по-настоящему удалась. Он даже перевел «Исповедь мужа» на французский язык и послал текст во Францию известному писателю и литературному критику Просперу Мериме: Константин Николаевич хотел видеть роман напечатанным за границей. На Мериме произведение не произвело особого впечатления, он написал, что ему не ясна основная мысль романа. Возможно, это связано с несовершенством французского текста. Леонтьев знал разговорный французский блестяще (благодаря Феодосии Петровне), но не был ни носителем языка, ни профессиональным переводчиком, и роман мог иметь изъяны с литературной точки зрения.

В Петербурге роман вышел под названием «Ай-Бурун». Изданием по поручению дяди занималась Маша. Уже в начале XX века она писала ученику и другу Константина Николаевича отцу Иосифу Фуделю, который готовил к изданию первое собрание сочинений Леонтьева, что название поменяли случайно и дядя не мог простить ей этой ошибки издателя. Так ли это, или название заменили на нейтральное, чтобы избежать сложностей с цензурой, трудно сказать. Но в первом собрании сочинений, вышедшем после смерти Леонтьева, роману вернули авторское название — «Исповедь мужа».

Двадцать седьмого августа 1864 года Леонтьев получил в посольстве новое назначение — секретарем и драгоманом консульства в Адрианополе с небольшим окладом в полторы тысячи рублей в год, зато при готовой квартире. Причиной назначения стал продолжительный (девять месяцев) отпуск адрианопольского консула М. И. Золотарева, который в 1866 году вновь на полгода уедет в связи с женитьбой. Во время его отсутствия Леонтьев будет самостоятельно управлять консульством и в общей сложности проведет в Адрианополе два с лишним года.