Консультант

В принципе, можно было свернуть с тракта тремя милями ранее, и тогда она уже была бы у ворот, избавившись от зловония и неприглядных «украшений» большой дороги. Но лейтенант Дитц решила, что имеет полное право получить хоть какое-то удовольствие от навязанной миссии. Раздобыть изображения небольшой обители, удивительно органично вписанной между меловыми утёсами, труда не составило. И Лане хотелось посмотреть – сейчас, на закате, вот так удача! – как отражаются в зеркальной глади замшелые стены аббатства и шпиль базилики.

Кроме того, соваться в незнакомое укрепление (а любой монастырь укреплён по определению) без подготовки – занятие нездоровое и не способствующее сколько-нибудь продолжительной жизни. Так что провести предварительную рекогносцировку велел тот самый бог, в которого Лана не особенно верила, но чьё существование вполне допускала. Почему нет?

Ким, медик роты Планетарно-десантного Дивизиона, в которой Лана служила вплоть до перехода под крыло Дедули Горовица, частенько повторял слова, приписываемые Будде: «Все вы идёте к истине разными путями, а я стою на перекрестке и жду вас». В общем, пусть теологи ломают копья о головы атеистов – или наоборот. Лана Дитц не станет делать выводы, пока не получит достаточное количество надёжной, проверенной информации.

Сыроватая низина, поросшая роскошным папоротником, сменилась мягким подъёмом, последние деревья расступились, и Лана вышла на пологий (здесь) берег. Вышла – и застыла от неожиданности. Монастыря не было.

Меловые утёсы присутствовали. Покрытые лесом холмы – наличествовали. Само озеро имело не только место, но и очертания, вполне соответствующие загодя полученным данным. Не было только монастыря. Вообще не было.

После увиденного на тракте (сведения о масштабах мятежа в провинции, полученные Ланой от Дедули, соотносились с увиденной реальностью, как единица с сотней – в лучшем случае!) она не удивилась бы выбитым воротам. Потёкам смолы на стенах. Даже обугленным развалинам не удивилась бы тоже: порох здесь знали, ещё и как. Но полнейшая – девственная! – пустота берега… это было как-то чересчур.

В абсолютной и (что гораздо хуже!) непривычной растерянности она сделала несколько шагов вперед. Сделала – и споткнулась на ровном месте. Резко, рывком, словно неведомый иллюзионист взмахнул в свете софитов полой шитого золотом атласного плаща, перед ней возникло аббатство.

Возникло именно там, где ему и полагалось быть по логике вещей. Замшелые стены. Ворота, окованные тронутым ржавчиной железом. Отражающийся в озерной глади шпиль базилики. Всё без исключения пребывало на своих законных местах. Правда, несколько смущала пасмурная серость, решительно не соответствующая ясному раннему вечеру, окружавшему её только что…

Два шага назад – Лана слегка попятилась от неожиданности – и монастырь исчез. Пустой берег. Берег, на котором никто и никогда не строил даже хижину углежога. Солнце, привычно, как рваное одеяло, натягивающее на себя верхушки деревьев. Утомлённые холмы. И больше ничего.

Два шага вперед… вот он, голубчик! Серая хмарь – и невредимые, находящиеся на своём законном месте, стены. Ах, как интересно!

Лана, начавшая уже соображать, что к чему, снова отступила и проделала нехитрую манипуляцию, отключающую программную начинку линз. И тут же монастырь возник, словно бы ниоткуда.

Вот, значит, как. Поле, подавляющее электронные средства наблюдения. На планете, которая даже до пара не добралась. Ну-ну.

«Эх, Диксон, Диксон… четверть часа! Мы разминулись только на четверть часа, и эти пятнадцать, в пределе – двадцать минут навсегда лягут на чашу моих личных весов. Чашу с надписью „не успела“. Даже умирая, ты задал вектор. Даже мёртвый, ты привёл того, кого надо, туда, куда следует. Спасибо, Диксон. Прости за руку. И за то, что не похоронила тебя по всем правилам, прости тоже. Уверена, ты знаешь: тогда у меня не было выбора. И о заказанной и оплаченной заупокойной мессе ты тоже знаешь. Я сделала всё, что могла – на том этапе.

Но если мне хоть сколько-нибудь повезёт, твоя отрубленная рука вышибет немало зубов и вытащит из трясины порядочно людей. Я не верну тебя к жизни, но за смерть отомщу. Да, решая собственные задачи, но это лучше, чем ничего. Ты достоин мести».

Кивнув своим мыслям, Лана снова шагнула к озеру. Стены, ворота, шпиль, отражающийся в водной глади и вдруг – темнота…

– Жива?

Мужской голос, доносящийся откуда-то сверху, выдаёт нетерпение говорящего. Нетерпение и, пожалуй, недовольство. Открывать глаза явно не следует.

– Жива.

Второй определённо моложе. Первому на основании голоса Лана дала бы лет тридцать – тридцать пять, первому хорошо если двадцать с хвостиком. Ощупывает её младший. Да как ощупывает-то! Эх, если бы не необходимость притворяться обморочной курицей, летел бы ты сейчас!

– Ну, вот и хорошо, – старший спокоен и рассудителен. – Ещё подколем для порядка, чтобы по дороге рыпаться не начала, и понесём.

«Подколем»? Ах ты… чем же это меня так… комбинация полей, что ли? А почему в первый раз не сработало?

– А ничего так, повезло начальству… – ещё один молокосос завистливо вздыхает. – Слышь, а может я её сейчас того… оприходую по-быстрому? Ну обидно же, когда ещё она к курсантам попадёт! Ты-то полакомишься!

– Я тебя сейчас самого оприходую, – обещает старший негромко, но так веско, что сомневаться не приходится: оприходует. Обязательно. Сначала по голове, а потом уж как получится… стоп. «К курсантам»?!!

Забыв об осторожности, Лана слегка приоткрыла один глаз. Зря, в общем-то: дрожание ресниц было замечено, к шее, под разраженное «Спать, спать!» старшего прижался шприц-тюбик, и мир снова померк. Но и одного короткого взгляда хватило: из-под потрёпанной сутаны выбивался воротник-стойка повседневной формы Галактического Легиона.

В чувство Лану Дитц привели две довольно увесистые оплеухи. Ответить, как подобает, на сие непотребство помешали руки, связанные за головой.

– Лежи смирно! – прикрикнула особа, когда-то крепко сбитая, а теперь начавшая раздаваться во всех направлениях, кроме вертикального. Прикрикнула, что характерно, на интере, и с одеждой используемый язык не коррелировал вообще никак. Облачена особа была в местный вариант «соблазнительного платья».

По крайней мере, именно так называлось то, что было на ней надето, в информационных файлах, которыми Лана забивала несчастные свои извилины всю дорогу от Большого Шанхая до Шекспира.

– Если не станешь дёргаться, всё пройдёт хорошо. Да и было бы из-за чего переживать? Можно подумать, ты девственница! Не придуривайся, я проверила! И хватит на меня зыркать! И до тебя зыркали, и после тебя будут!

Зыркать действительно не стоило. Поскольку хоть какую-то свободу действий можно было получить, только убедив хозяйку (если не положения, то уж заведения точно) в своей относительной безобидности. Правда, вот это как раз должно быть не так уж и трудно, порукой тому – сочетание отчетливо голубоватых белков глаз женщины и смешанного аромата ванили и кайенского перца, разлитого в воздухе. Ох, как же всё запущенно…