Контакт
Шрифт:
Раздолин включает электромагнит стола, тем самым закрепляя на нем вилки, фольгу туб и пакетиков.
– Из всех человеческих свобод самой большой борьбы за себя требует свобода мысли, - говорит Редфорд, отсасывая из тубы гороховый суп.
– Нам, летящим к "Протею", так же трудно представить себе иную психологию, иную логику, как несколько лет назад конструкторам трудно было представить, что комната-шар - самое удобное помещение для жизни в невесомости.
– Но почему ты говоришь все время об иной логике и иной психологии? возражает Раздолин.
– А если все у них так же, как у нас?
– А если все, как у нас, - отвечает
– Ребята, - перебивает всех Лежава, - а может быть, это гудение все-таки какой-то рассказ, какая-то информация?
– Но ведь этот англичанин, - отзывается Седов, - забыл его фамилию...
– Когуэлл, - подсказывает Леннон.
– Да, да, Когуэлл. Ведь он же доказал, что никакой модуляции ни по частотам, ни по мощности нет. Представь толстую книгу без единой буквы чистые листы. Вот это и будет сборник их рассказов.
– А я убежден, что в этой монотонности закодировано что-то, - не соглашается Лежава.
– Иначе надо признать...
Биолога перебивает голос Стейнберга из динамика внутренней связи:
– Командир! Я третий. Получается, что мы стоим, а в то же время мы вроде летим... Ничего не понимаю...
Люди в кают-компании замолкли. Седов нажимает одну из кнопок на столе и говорит:
– Я первый. То есть как стоим? Как мы сможем стоять?!
– Ну, получается, что мы не летим вперед, - говорит Стейнберг нерешительно.
– А куда же мы летим?
– спрашивает Редфорд.
– Куда-то летим, но не навстречу ему, - недоумевает Стейнберг.
– Погоди, сейчас разберемся...
Они дружно и быстро ныряют в широкий люк, ведущий в командный отсек.
– Мы летели навстречу излучателю, и он был нашим главным пеленгом. Чем мы ближе, тем он слышней - это понятно, - объясняет Стейнберг, когда все космонавты собрались перед пультом.
– Вот смещение по частотам за счет нашего движения.
– Эффект Допплера, - говорит Седов.
– Он самый, - продолжает Джон.
– Уровень рос.
– Он нажимает кнопку, и на одном из маленьких экранов появляется яркая зеленая линия, медленно и ровно текущая в гору.
– Вот что было. Потом получилось вот что... Стейнберг нажал еще одну кнопку, и линия прекратила свой подъем, некоторое время шла ровно, а потом начала медленно и полого ползти вниз. Получается, что мы вот тут остановились, - Джон ткнул пальцем в график, а потом полетели куда-то в сторону от излучателя.
– Что показывает земной лазерный пеленг?
– быстро спросил Редфорд.
– Что мы уходим от Земли точно по штатной программе.
– Стейнберг кивнул на другой экран.
– Все понятно, - вдруг говорит Леннон, всплывая над спинками кресел. Ответ единственный, но я отказываюсь в это верить! Ребята, неужели это правда?!
Зал центра управления полетами ИКИАНа. На большом, во всю стену экране горит схема; Земля, Луна, пульсирующая красная звездочка излучателя и белый кружочек, медленно ползущий навстречу к нему, - "Гагарин". Прыгают цифры на световых табло: "Полетное время", "Время Москвы", "Время Хьюстона", "Мировое время".
За рядами пультов - сменные дежурные. У пульта с табличкой "Технический руководитель полета" - Илья Ильич Зуев. Он повесил пиджак на спинку кресла, рукава белой рубашки закатаны по локоть, пуговка на шее расстегнута, и узел галстука приспущен. Вид
у Зуева усталый, глаза покраснели, видно, что он уже много часов провел за этим пультом. Илья Ильич задумчиво отхлебывает черный кофе из маленькой чашечки, стоящей прямо на пульте. В зале атмосфера сонная, все идет по плану, и, как это всегда случается, если все идет нормально, напряжение первых часов полета "Гагарина" сменилось некоторой апатией. Поэтому неожиданный громкий и молодой голос звучит особенно резко:– Внимание двадцатому, двадцать шестому и тридцать первому! Я сто седьмой. Обсерватория в Голдстоне докладывает: с 17:25:43 по мировому времени началось падение мощности сигнала излучателя со скоростью 183,3 киловатта в минуту. Падение стабильно продолжается уже четвертую минуту.
Зуев буквально подпрыгнул:
– Внимание сто седьмому! Запросите Голдстон: наблюдается ли смещение координат излучателя?
– Принято.
– Ну, дела!
– выдохнул Зуев.
– Неужели улетают?! Именно сейчас! Черт возьми! Но с какой же скоростью надо лететь, чтобы в минуту терять 183 киловатта? Это же уму непостижимо! Стояли, стояли и вдруг рванули!
– Я сто седьмой. Координаты излучателя не изменились. Данные Голдстона подтвердили Паломар и обсерватория в Каракасе.
– Принято, - радостно сказал Зуев.
– Спасибо, сто седьмой! Внимание сороковому! При программной скорости "Гагарина" и постоянном падении мощности излучателя какой будет мощность в момент подхода? Жду.
Зуев тронул клавишу на пульте и сказал негромки по-английски в маленький микрофон:
– Кэтуэй! Это я! Как тебе нравится?! Они замолкают! Ты представляешь?
– Надо сообщить ребятам, - отвечает с маленького экрана на пульте Зуева Кэтуэй.
– Уверен, что они уже заметили это!
– Успокой их.
– Сейчас, только получу прогноз.
– Внимание двадцатому! Я сороковой При заданных условиях и расчетной скорости "Гагарина" на расстоянии ста метров от излучателя мощность будет равна нулю.
Зуев снова подпрыгнул:
– Они таким образом дают нам режим причаливания! Черт побери, ну, дела!!!
Все в зале пришло в какое-то озабоченно-радостное движение. Уже и тени прошлой апатии здесь нет. Сообщение о том, что излучатель, так неизменно и бесстрастно работавший все эти сумасшедшие недели, замолкает, всколыхнуло всех.
– Внимание на циркуляре! Внимание всем службам! "Гагарин", я двадцатый! Внимание, "Гагарин"!
– Двадцатый, я "Гагарин", слушаем вас, - раздается голос Седова.
– Началось падение мощности излучателя. С 17:25:43, повторяю: с 17:25:43 мощность падает на 183,3 киловатта в минуту. По нашим расчетам, когда вы подлетите к нему, он должен замолчать совсем. Как поняли меня?
– Все поняли. Мы это раньше поняли, У нас шестой отличился, все сразу усек.
– Мои поздравления шестому. Ребята! А ведь, похоже, вас заметили, следят за вами и понимают, что вы летите к ним. Вы понимаете, как это важно?!
– Зуев в окружении молодых инженеров и ученых Центра. Он очень взволнован. Обнимает за плечи двух стоящих рядом с ним операторов и говорит, почти кричит; - Поймите, поймите, ребята! Возможно, мы переживаем сейчас поворотный момент в истории человечества! Запомните эти минуты! Все запомните: всех этих людей, погоду, кто в чем одет, как кофе пили, запомните! Запишите в дневники! Ведь потомки, дети, внуки наши, спросят нас: а как это все было?..