Конторщица 4
Шрифт:
— Как вы пропустили нормальную базу отдыха под снос по документам?! Как?! Я вас спрашиваю?! Если там всё нормально! Вы что, документы подписываете и вообще их не проверяете?! Под наркозом подписываете, да?
— Это не я подписывала! — пискнула Акимовна.
— А кто?! Пушкин подписывал?! Лермонтов?!
— Н-н-нет…
— А кто?!
— Антонина, из отдела кадров, — пролепетала Акимовна, — Её в комиссию привлекли.
— Так! — Карягин развернулся и вонзил взгляд в Щуку:
— Капитолина Сидоровна! Ваш человек подписал акты?!
— Иван Аркадьевич, я руковожу
Ту аж подбросило на месте:
— Но это ваша сотрудница! Ваша!
— Ну и что?
— Тонька акт подписывала!
— Ну и что?
— Тихо! — опять рявкнул Карягин, — базар тут не надо устраивать! Кто кого перекричит. Почему мне звонят с ОБХСС и вопросы задают? Хорошо, что у меня там знакомый, придержали пока материалы. Вы чем думаете?! Обе чем думаете?!
Щука и Акимовна молчали и бледнели всё больше и больше.
— Объяснительные. Обе, — внезапно успокоившись, велел Иван Аркадьевич.
Пока они орали друг на друга, Лактюшкина переглянулась с Жердий, и они тихонечко встали и застыли, стараясь не отсвечивать.
— Еще вопрос, — скрипнул зубами Карягин в сторону Щуки, — что у нас с путёвками в санатории? В объяснительной не забудьте написать.
У Щуки заалели уши, но она промолчала.
— Дальше, — Карягин обвёл оставшихся глазами и остановил взгляд на Урсиновиче:
— А вы, насколько я понимаю, новый работник, Урсинович?
— Да. Я — Виктор Алексеевич, — с достоинством представился тот.
— И вы у нас заместителем работаете, да?
— Да, вникаю, так сказать в дела, — несколько натужно хохотнул он.
— А скажите мне, Виктор Алексеевич, как вас угораздило непроверенный отчёт с ошибками самому Гриновскому отправить?
— Отчёт составляла Горшкова! — с оскорблённым достоинством ответил Урсинович и изобразил вселенскую обиду. — И если она непрофессионал, то почему вы мне вопросы задаете? С неё и спрашивайте!
— Спрошу! И с неё спрошу, — согласился Иван Аркадьевич, и я почувствовала, как холодок прошел по позвоночнику. — Но сейчас я разговариваю с вами. Извольте встать!
В конце он рявкнул так, что перепуганный Урсинович аж подорвался с кресла (с моего вообще-то кресла, которое он заимел привычку занимать).
— Отчёт не Горшкова отправила, а вы! Так зачем вы наши ошибки Гриновскому показали?! Зачем трактористов в Красный уголок завели? Зачем распускаете слухи по всему предприятию?!
— Да я не… — промямлил Урсинович.
— Молчать! — рявкнул взбешенный Иван Аркадьевич, — Много на себя берете! Нужно еще проверить, кто информацию в газету и ОБХСС слил! Не затем ли вы в депо «Монорельс» пришли?!
— Да я не…
— Разберемся! Назначим проверку и разберемся! А сейчас — тоже объяснительную мне на стол!
Иван Аркадьевич резко развернулся к Альбертику.
Так получилось, что все стояли сейчас на ногах, и лишь Альбертик сидел. Один.
И выглядело это, мягко говоря, странно. Нелепо и странно.
— А что же ты Альберт Давидович, такой срач устроил? — уставшим голосом спросил Иван
Аркадьевич, нависая над ним, — Бардак. Хаос какой-то. Меня всего ничего не было, а ты чуть депо «Монорельс» не угробил. С тремя бабами, ипиегомать, разобраться не смог? Где ты это чудо взял, Урсиновича этого? Зачем он тебе нужен? Почему непроверенного человека до таких дел сразу допустил? Я же тебе всё в хорошем состоянии оставил. Бери. Рули. Так нет же! Чуть всё не просрал…— Да я…
— Рано, — перебил он Альбертика, — Рано тебе еще руководителем такого ранга быть, Альберт. Здесь, конечно, моя вина. Дал маху. Поверил в тебя…
— Иван Аркадьевич, — голос Альбертика зазвенел от сдерживаемых эмоций, — я старался и не моя вина…
— А чья? Чья вина?! — рассердился Иван Аркадьевич, — если ты директор предприятия, то вся вина — твоя и только твоя! И не надо искать крайних и виноватых! Если ты не смог организовать людей, не создал условия, не предвидел неприятности, то тебе, как руководителю — грош цена!
— Иван Аркадьевич, — тихо проговорил Альбертик, — я готов написать заявление об увольнении…
— А вот тут ты, дружочек, просто так не выкрутишься, — покачал головой Иван Аркадьевич, — раз накрутил, намутил — умей ответ держать. Будь мужиком.
— Что со мной будет? — упавшим голосом спросил Альбертик.
— Пока будет расследование. И молись, чтобы всё обошлось и тебя не посадили.
— Иван Аркадьевич! — голос Альбертика ощутимо дрогнул.
— И тоже пиши объяснительную. Лучше чистосердечное признание, Альберт. Поверь, это лучше…
Когда Иван Аркадьевич разогнал всех по рабочим местам писать объяснительные и мы остались в кабинете одни, Иван Аркадьевич спросил:
— Ну рассказывай, Лида. Как тут и что тут…
— Иван Аркадьевич. Я же вам ещё в Москве всё рассказала, — удивилась я. — А больше ничего такого и не было.
— Я не о работе, — Иван Аркадьевич вытащил из кармана пачку сигарет и выбил оттуда одну сигарету. Покрутил головой в поисках пепельницы, поморщился, затем взял вазочку, вытащил оттуда цветы и поставил её на столе перед собой.
— О себе расскажи. Почему у тебя тёмные круги под глазами? — он смачно затянулся. — Тяжко тебе пришлось тут с ними?
Мне захотелось расплакаться и рассказать всё, что случилось у меня. Могучим усилием воли я сдержалась и улыбнулась ему:
— Да всё хорошо, Иван Аркадьевич. У меня дома всё хорошо — Светка растёт, в школу вот собирается. Римма Марковна варит варенья на зиму. Вышивкой увлеклась. А больше и нет никаких новостей.
— Плохо, — стряхнул пепел из сигареты в вазочку Иван Аркадьевич.
— Почему плохо? — удивилась я.
— Потому что мужика тебе надо, Лида, — Иван Аркадьевич выпустил дым и пристально посмотрел на меня сквозь сигаретный фимиам. Молодая баба, всего тридцатник, а кроме работы и чужого дитяти и нет в жизни больше ничего…
— Но вы же сами говорили… — вскинулась я.
— Я помню, что я говорил, — сердито погрозил мне пальцем Иван Аркадьевич, — что сироту от детдома сберегла — это ты молодец, хвалю. Но не надо это поводом делать и себя раньше времени хоронить.