Конторщица
Шрифт:
Легко взбежав по вытертым ступеням, я попала в пропахший старыми бумагами и сыростью полумрак. Где-то из подвала нудно и пронзительно визжала циркулярная пила. Здесь было много дверей, они то открывались, то закрывались, то хлопали, какие-то люди бесконечно входили и выходили, кто-то смеялся, за стеной гудели сердитые голоса, стучали пишущие машинки. В длинном-длинном полутемном коридоре на продавленных фанерных стульях сидели клиенты и скучали, или вяло переругивались из-за очереди.
По сравнению с улицей здесь было холодновато, и я застегнулась.
Нужный кабинет нашла более-менее быстро. Возле него насмерть-монументально устроилась
— Вы будете за тем вон товарищем, — и указал на жующего дедка в клетчатом картузе в конце очереди.
— Товарищи, я из "Монорельса", — строго отчеканила я и толкнула дверь кабинета.
Народ притих, никто не возмутился. Сработало.
За огромными дореволюционными столами сидели две женщины: одна, молодая, крашеная блондинка, равнодушно расчерчивала длинные листы под линейку, а вторая, сильно постарше, похожая на очень толстую серую мышь в очках, увлеченно рассказывала:
— Потому я и говорю, чтоб тесто было вкуснее, нужно яйца хорошо растереть с сахаром и добавить ванильку, — судя по пропорциям "мыши", выпечкой она занималась регулярно. Лидочка на ее фоне была дюймовочкой.
— Добрый день, — обозначила свое присутствие я.
— У нас технический перерыв, — сердито буркнула мышь и отвернулась, изображая крайне занятого человека. Крашеная блондинка вообще не ответила и продолжала вяло чертить линии.
— Товарищи, я из "Монорельса", — сурово сообщила я (ну а что, один раз прокатило, вдруг еще раз прокатит) и бегло продемонстрировала раскрытое удостоверение депо "Монорельс". — Я вас не задержу. Где можно посмотреть домовую книгу по улице Ворошилова?
— Зачем вам? — опять буркнула мышь.
— Посмотреть, я же сказала, — отчеканила я.
— На каком основании? — тоскливым голосом спросила мышь.
— А для просмотра домовой книги обязательно нужно основание? — подчеркнуто вежливо удивилась я. — Если без основания никак, то я могу устроить. Ордер подойдет?
— Не надо ордер, — подала голос блондинка. — Маша, покажи домовую книгу. Адрес какой?
— Ворошилова, дом 14, квартира 21.
Мышь проворчав что-то себе под нос, подтянула стремянку к бесконечным унылым стеллажам и достала из верхней полки пухлую конторскую книгу. Бахнув ее на стол, она, вздыхая, долго листала пожелтевшие страницы и наконец-то нашла искомое.
Я глянула: в квартире N 21 в доме 14 по улице Ворошилова были прописаны два человека — Никанорова Зинаида Валерьяновна (зачеркнуто) и Скобелева Лидия Степановна (бинго!). Возле фамилии тетушки стояла отметка в виде невнятной закорючки и треугольный штампик.
Ну, с закорючкой и штампиком понятно — отметка о смерти тетушки, а вот дата прописки Лидочки интересная — тетушка прописала ее четыре с половиной года назад. И она до сих пор не выписана. Любопытненько. А в моем паспорте — прописка в общаге, чуть больше месяца назад. Получается, что паспорт Лидочке как-то подменили, причем недавно, прописку подделали, а в домовой книге выписать или не успели, или не смогли, или фиг его знает. Причем Лидочка здесь прописана как Скобелева, а не Горшкова.
— Посмотрели? — недовольно напомнила о себе мышь. — У нас технический перерыв вообще-то.
— Сделайте мне выписку, пожалуйста, — попросила я.
— За выписками по четвергам с десяти до двенадцати, —
злорадно сообщила мышь.— Мне сейчас надо, — настойчиво потребовала я.
— У нас инструкция, — еще более злорадно отчеканила мышь.
— Очень надо, — проникновенно сказала я, и брусок импортно-диковинного на вид мыла-скраба материализовался из моей сумки на столе.
— Шоколадно-скрабовое с овсяным абразивом, — заманчиво пропиарила презентик я, — импортный дефицит, из горной Шотландии. Омолаживающий эффект. Всего после трех раз использования кожа становится как у младенца. Гарантированно минус пять лет всего за неделю регулярного использования.
У мыши сверкнули глаза, и она потянулась загребущими ручонками через стол.
— У нас инструкция, — обиженно-завистливым голосом возмутилась блондинка. Второй кусочек мыла моментально примирил ее с необходимостью поработать. И уже через пятнадцать минут я выходила под осуждающими взглядами граждан в коридоре, сжимая в руке заветную бумажку.
Надо еще мыла наварить, и то срочно, продавать не вышло, зато мышь настолько возрадовалась возможности моментально сбросить лишние годы, что лично сбегала в бухгалтерию и быстренько заверила все печатью. К сожалению, обе девушки работали здесь не так давно, поэтому выяснить обстоятельства лидочкиной прописки не вышло. Почерк принадлежал некой Вере Ивановне, которая раньше работала в ЖЕКе, а потом вышла на пенсию и сын-военный забрал ее нянчить внуков куда-то аж в Забайкалье.
В общем, концов мне уже не найти.
Получается, согласно домовой книге, именно я являюсь владелицей квартиры на Ворошилова, а вот по паспорту — живу в общаге на Октября. Значит, нужно "потерять" паспорт, получить новый и восстановить правильную прописку. Выписка из домовой книги для подтверждения есть.
Но отсюда возникает еще один вопрос — когда это лучше сделать, после развода или до? И что творится в записях в паспортном столе?
Крепко задумавшись над этими вопросами, я нечаянно с кем-то столкнулась.
— Лидка! Горшкова!
Подняв глаза увидела небритое, опухшее, но очень радостное лицо.
— Привет, Федя, — почему-то я тоже обрадовалась, увидев бывшего соседа по коммуналке.
— Куда это ты пропала? — не унимался Петров, как обычно он был чуть поддатый, — Пару дней всего прошло, а без тебя плохо. Горшок занудный сам теперь живет, а мамашка евонная совсем жизни не дает нам.
Я хмыкнула.
— Лыбишься? — упрекнул Петров и тут же наябедничал, — каждый вечер, крыса старая, приходит, Горшку жрать приносит и меня уже совсем задолбала, зудит и зудит. А я что? Ну, было дело, случайно холодильник перепутал… а вчера ко мне гости приходили, так бедному Горшку, видите ли, спать помешали. Я до одиннадцати имею право принимать гостей! Имею! А Элеонора такой хай с Клавдией Брониславовной устроили, что хоть вешайся.
Я сочувственно вздохнула.
Подбодренный, Петров горячо затараторил:
— Возвращайся, Лидка! Ты знаешь, Горшок тебя примет обратно. Вот ей-богу, примет. Мамашка-то его хоть интеллигенция, а жрать готовит хреновастенько, а ты его жратвой-то разбаловала. Возвращайся, Лидка! И нам всем жить спокойнее будет.
— Как там Римма Марковна? — не удержалась я, пряча улыбку.
— Да что говорить, — посмурнел Петров, — пропала старуха. После Пасхи не вернулась. Участковый приходил, опрос делал; комнату опечатали пока. Неизвестно, что там. Грубякины уже к ее комнате примеряются.