Конторские будни

— Да-да, это все мне понятно. Но я-то хотел узнать, чем занимается наша фирма.

— Вот уж действительно, — проговорила Пам, и Грайс опять заметил направленный на нее взгляд Сидза. Теперь сомневаться не приходилось: этот взгляд мог значить только одно — «Заткнись!». Грайсу же Сидз небрежно сказал — причем эта небрежность далась ему с некоторым трудом:

— Легче было бы перечислить, чем наша фирма НЕ занимается. Когда выйдет альбионский справочник — если только этот великий день настанет, — вы сможете прочитать список дочерних компаний «Коварного Альбиона». Они, правда, не очень крупные, но их зато очень, очень много.

Собеседники подошли к кассе у эскалатора, и, пока Пам обсуждала с кассиршей необычное применение ДДТ, Сидз спросил Грайса:

— Надеюсь, я ответил на ваш вопрос?

Грайс уверил его, что да, мол, конечно, ответил. Ему, в общем-то, было наплевать, чем занимается — или НЕ занимается — «Альбион». А вот понять, почему эта пара — и особенно Сидз — ведет себя странно, он действительно хотел бы.

Глава четвертая

Грайс всегда с удовольствием обживался в незнакомой ему фирме. И меняя работу, он всякий раз радостно предвкушал свои первые дни на новом месте.

Тельма купила ему чашку в магазинчике Оксфордского фонда помощи голодающим. Он узнал, что, кроме права выбирать между машинкой для сушки рук и бумажным полотенцем в уборной, он еще имеет право и на индивидуальное полотенце, которое выдавали служащим раз в неделю и каждую среду заменяли чистым. Стало быть, получив собственный стол, он мог взять под расписку и личное полотенце.

Ему уже были известны кое-какие характерные привычки сослуживцев. Грант-Пейнтон имел обыкновение ковырять в носу мизинцем. Ардах часто отбрасывал со лба прядь волос и благодаря своим черным усикам становился похожим па Гитлера. Сидз постоянно позвякивал мелочью в кармане пиджака. А Бизли, миссис Рашман и Пам пили кофе с сахарином.

Всю работу отдела, как вскоре не без удивления узнал Грайс, могли выполнять четыре, а если приналечь, то и два человека. У них она ложилась — и отнюдь не тяжким бременем — на плечи Бизли, Сидза и Грант-Пейнтона, а Копланд осуществлял, так сказать, общее руководство. Прочим клеркам работы хватало от силы на час в день, и остальное время они занимались собственными делами.

Кое-кто писал письма, кое-кто разгадывал кроссворды. После обеда Пам, Ардах и братья Пенни ежедневно играли в слова по газете «Ивнинг стандард», и проигравший покупал на следующий день очередной номер газеты. По вторникам, закончив игру в слова, братья Пенни собирали со служащих своего этажа деньги на футбольный тотализатор, и, как считал Грайс, один из них даже в этом занятии был «избыточной рабочей силой». Они, между прочим, сказали Грайсу, что сейчас, в середине футбольного сезона, было бы несправедливо по отношению к другим игрокам принимать его в Общество любителей тотализатора, но что позже они обязательно возобновят этот разговор. Грайс отнесся к их словам с полным пониманием.

В четверг трудолюбивый Бизли изловчился всучить Грайсу недорогой лотерейный билет. Это, по-видимому, тоже был еженедельный ритуал — бизлийский бизнес, как сказал, отсчитывая свои пять пенсов, Сидз, или лотерея, доходы с которой, по словам самого Бизли, шли на строительство физкультурного зала для Детского клуба, взятого им под свою опеку, Грайсу, впрочем, показали нескольких служащих, получивших в свое время небольшие выигрыши, так что уплаченные за билет деньги можно было не считать просто выброшенными на ветер.

В пятницу всеобщее оживление вызвал мистер Хаким, притащивший на работу две большие пластиковые сумки с леденцами, мятными карамелями и шоколадными конфетами в ярких коробках. Несколько минут Отдел канцпринадлежностей походил на уличный базар — служащие во главе с Копландом толпились у хакимовского стола, получая свои заранее заказанные сладости. Брат Хакима вел, как сказали Грайсу, оптовую торговлю кондитерскими товарами, и поэтому Хаким мог продавать своим сослуживцам мелкие партии конфет по сниженным — оптовым — ценам. Заказы (и плату вперед, чтобы потом не было недоразумений) Хаким принимал по средам.

Так проживали служащие Отдела канцпринадлежностей трудовую неделю. Понедельник у них был, насколько мог судить Грайс, не только тяжелым, но и совершенно пустым днем. По вторникам братья Пенни собирали деньги на футбольный тотализатор, и в свое время — например, к началу австралийского сезона — Грайсу должны были разрешить, если он этого, конечно, захочет, вступить в альбионское Общество любителей футбольного тотализатора. По средам приходила женщина из Санитарно-бытового отдела, чтобы заменить грязные полотенца на чистые. По четвергам участники бизлийского бизнеса сдавали деньги и с волнением ждали возможного выигрыша минувшей недели. А по пятницам из-за торговли Хакима отдел превращался в кондитерский базар. И тут Грайсу предстояло серьезно подумать, как ему себя вести. Хотя они оба с женой были сладкоежками — да-да, кое в чем они все же сходились, — но двухфунтовый куль конфет оказался бы неприятнейшей обузой, если б он договорился с Пам провести вечерок в кафе. А меньше, чем по два фунта конфет Хаким не продавал — потому, вероятно, что это не приносило никакого дохода ему самому.

Помимо календарных радостей, случались и незапланированные развлечения, вроде потехи при игре в слова: у Ардаха, мягко говоря, было плоховато с правописанием, и ему ничего не стоило составить слово приход из букв предложенного газетой слова превосходный. Ну, и над ним постоянно дружески подшучивали. А когда кончалась игра в слова, Пам, бывало, читала — для тех, кто этим интересуется, — напечатанные в «Ивнинг стандард» гороскопы: Стрелец (мистер Хаким), Лев (братья Пенни), Рак (миссис Рашман), Водолей (сама Пам) и так далее. (Грайс немного обиделся на Пам за то, что она даже не спросила его, под каким знаком зодиака он родился — хотя в гороскопы, разумеется, не верил.) Вообще газетами интересовались все канцпринадлежники. Юная Тельма, например, каждый день с увлечением рассматривала страничку комиксов в «Дейли экспресс» и потом застенчиво притопывала то к одному столу, то к другому, чтобы показать особенно приглянувшиеся ей комиксы своим сослуживцам.

Грайс машинально заметил и запомнил, когда его коллеги уходят поутру в уборную и на сколько времени они там уединяются. Рекордсменом, как он сначала решил, был Грант-Пейнтон, исчезавший каждое утро с кипой газет под мышкой примерно без десяти одиннадцать и возвращающийся в отдел не раньше, чем через полчаса. Так думал Грайс до четверга, когда около одиннадцати малая нужда выгнала из отдела его самого и, шагая по центральному проходу мимо Оперативно-хозяйственного отдела, он увидел Грант-Пейнтона у фотокопировальной машины — тот размножал схематический план оранжереи, для строительства которой требовалось получить разрешение от районного архитектора. Они с увлечением поговорили об оранжереях и парниках, хотя Грайс мало что в этом смыслил. Грант-Пейнтон, несмотря на свой чванливый вид, оказался очень милым человеком.

А маленький закуток, где стояла фотокопировальная машина, был у служащих восьмого этажа своеобразным клубом — так в старых американских фильмах клерки какой-нибудь патриархальной компании собираются возле титана с холодной кипяченой водой, — и еще одним частым гостем этого закутка был трудяга Бизли, размножающий обыкновенно какие-то внеслужебные документы — возможно, протоколы заседаний, которые проводил Попечительский совет Детского клуба. Бизли с мрачной доброжелательностью посоветовал Грайсу запастись углем ввиду назревающей забастовки шахтеров, и хотя Грайс оборудовал у себя (на деньги, выплаченные ему страховой компанией после смерти матери) центральное отопление с подогревом воды от газовой колонки, он был благодарен Бизли за совет. Как ему и показалось с самого начала, Бизли был нелюдимом из-за своей застенчивости.

В первую же неделю Грайсу удалось перемолвиться несколькими словами с каждым служащим Отдела канц-принадлежностей — даже с юной Тельмой, оказавшейся, кстати сказать, неимоверной болтушкой. Сыграв однажды роль третьей ведьмы в школьной постановке «Макбета», она страстно полюбила театр и теперь с нетерпением дожидалась, когда альбионская труппа снова объявит набор артистов.

Миссис Рашман интересовали исключительно гастрономические темы, и почти все ее разговоры сводились к жалобам па отсутствие в продаже сухого печенья или на дороговизну консервированной солонины по сравнению с другими мясными консервами того же веса. Приближающаяся свадьба считалась ее сугубо личным делом, и о ней в отделе не разговаривали. Да она и занимала Грайса только в связи с его опасениями, что ему придется раскошелиться на прощально-свадебный подарок. Он даже не пытался представить себе предсвадебную пору миссис Рашман — встречи с ухажером в парках, поцелуи на лавочках и всякое такое прочее. Раз уж не у него с ней началась любовь после встречи в баре, она интересовала его только как сослуживица.