Контра

"Что ты так на меня так смотришь? — Юрий Владимирович прервал тягостную для обоих мужчин паузу. — Я, как твой отец, просто обязан заботиться о твоём будущем. Так было заведено нашими предками и это правильно".

"Так это…, папа, вы и так сделали для меня очень многое. — так и не справившись со своею растерянностью, неуверенно проговорил Саша. — Вы, так неожиданно подарили мне отличное поместье, да и своей финансовой поддержкой, облагодетельствовали. За что я, вам, безмерно благодарен".

"Да-а сын, рассмешил ты меня своим ответом. — сдержанно улыбнувшись ответил старший граф. — Да. Я передал в твоё владение уютное семейное гнёздышко. Но, по моему разумению, для полного счастья, в нём должна поселиться прекрасная "лебёдушка". Так что, мне просто необходимо поговорить с тобою о твоей скорой, женитьбе. Точнее о том, что ты должен для этого сделать".

Пусть Александр прекрасно знал о неизбежности своей женитьбы на графине Елизавете Леонидовне Вельской-Самарской, но, это воспринималось как нечто далёкое, не совсем реальное. А сейчас. Как это мягче сказать? Это не очень желанное изменение его статуса, с холостяка на женатого мужчину, грозило воплотиться в жизнь, приобретя конкретную дату его исполнения. Что не добавило молодому человеку особой радости. Пусть какая-то часть сознания утверждала, что нельзя обрекать себя на вечный траур по Алёнке, однако свежая рана от потери по прежнему саднила душу. Опыт человека, прожившего можно сказать долгую и счастливую жизнь, говорил, что ему необходимо как можно скорее перевернуть горестную страницу своей жизни: дар второй молодости наоборот, требовал соблюдения свойственного юности максимализма, не допускающего столь быстрого предательства памяти о любимой женщине. Видимо эта борьба отразилась на лице Александра, и его отец всё правильно понял, потому что он, подойдя к сыну почти вплотную, приобнял его за плечи, и заглянув в глаза, спокойно, и вкрадчиво проговорил:

"Александр, я всё понимаю, вас постигло большое горе, но вы мой сын. А это значит, что вы должны быть сильным. Тем более, именно к этому вы призывали своего старшего брата. А сами поступаете не лучше его, правда, в отличие от Виктора, не топите горе в вине, что не может меня не радовать".

"Отец, так вы…?" — Саша не смог сдержать своё удивление.

"Да-да. Пусть вы сильно изменились, повзрослели, стали скрытным, и, увлёкшись своими железками, отдалились от нас, но всё равно остались нашим любимым ребёнком. И я, и ваша матушка Ольга Олеговна по-прежнему вас любим. А после той беды, стараемся быть в курсе всех ваших дел. Так что мы знаем о вашем романе с этой девицей Алёной. Мы даже ведаем о её беременности и ваших потугах по покупке ей баронского титула. Незачем гадать о том, что бы мы предприняли, если бы ваша афера получилась. Но. Твоя зазноба погибла, и это неоспоримый факт, а жизнь продолжается. Так что сын, у вас есть три недели на то, чтоб навести в имении идеальный порядок. После чего ждите дорогих гостей. Необходимо показывать будущим родственникам ваш дом, и каков достаток в нём".

Беседа отца и сына была непродолжительной. Впрочем, это был даже не диалог, а точнее сказать: "Наставление неразумного великовозрастного чада на путь истинный". — Именно так, или подобным образом, об этом обмолвился сам Юрий Владимирович. Посчитав, что на этом его родительский долг выполнен, старый граф ушёл, оставив сына одного. Так что, у молодого человека появилась возможность обдумать полученную им информацию о его дальнейшей жизни, или как её видят его родители и решить, как ему подобает подготовиться к встрече "дорогих" гостей. И он задумался. Лучше бы он этого не делал. Поначалу, его разговор с родителем казался вполне нормальным, однако вечером, вспоминая события прошедшего дня, Саша был сильно удивлён проявленной им мягкотелости, точнее, нахлынувшему на него приступу рефлексии. Но счёл это небольшим проявлением остатков сознания реципиента, которые, кстати, временами помогали ему не так сильно выделяться среди сверстников. Впрочем, до сих пор, тому, кого раньше звали Кононов Владимир Сергеевич, было непривычно видеть, как молодые люди искренне влюблялись, страдали, если их чувство было безответным и временами казалось, что они были слишком изнеженными, мягкотелыми. Однако. Если это требовалось, то эти же люди могли быть жёсткими, или даже жестокими. И обе эти крайности, для них, являлись поведенческой нормой. Только, лёжа в постели, наш герой предавался этому "увлекательному" занятию недолго, в скором времени, он сам не заметил, как уснул.

Вряд ли стоит описывать остальные дни, проведённые Александром в родительском имении. Все они были меж собою похожи, как братья близнецы. Всё это можно описать несколькими фразами. Женщины, с утра, до вечера занимались рукоделием. Они сидели своим сплочённым единым делом кружком, мать, дочери, и несколько женщин из их приближённой к ним прислуги. Граф, в отличии от жены, сидя в своём кабинете целыми днями, решал хозяйственные вопросы, общаясь с управляющими, или читал принесённую слугами корреспонденцию. А Александр, "воевал" с братом, препятствуя его чрезмерному "поклонению" Дионису, стараясь внушить ему то, что есть более интересные увлечения, а не только планомерное "уничтожение" содержимого винных погребов. К этому стоит добавить семейные трапезы и послеобеденное общение с родственниками. Так что, молодому человеку, всё это быстро надоело и день, когда он, забрав с собою брата, отправился домой, был равнозначен празднику. Который был немного подпорчен недовольным ворчанием Виктора.

Не стоит описывать день возвращения, когда Александру пришлось становиться отцовской копией и вникать в содержимое амбарных книг, выслушивая пояснения управляющих, как, и артельных мастеров. Так же, будут скучны ежедневные диалоги двух братьев. Точнее, это больше всего походило на театр одного актёра, в котором Саша заливался соловьём, а Витя недовольно хмурился и изредка огрызался. Но это, того стоило. Сашка сам не понял, как это ему получилось, но удалось простимулировать брата к борьбе с увечностью. Здесь удалось добиться сразу двух стимулирующих факторов. Первым был примитивным, мальчишеским вызовом: "Что, слабо?" Вторым был спор, что младший брат сможет смастерить не сильно тяжёлую искусственную ногу, совершенно не похожую на современные протезы-костыли. Но для достижения положительного результата, Вите тоже придётся усиленно поработать, чтоб восстановить утраченную из-за длительного безделья силу и былую работоспособность мышц. Так что, пари было заключено, однако через день после этого, Саше пришлось на какое-то время отвлечься от исполнения своей части спора. Прискакал один из холопов прислуживающих его сёстрам в столичном доме. Как выяснилось, его прислала Марта Карловна, чтоб тот донёс молодому графу известие о еврейских погромах, отбушевавших этой ночью в столице. И то, что его сёстры не пострадали. Так как этой ночью, на их улице, как обычно было тихо и весть, о творимых в еврейских торговых рядах безобразиях принесла болтливая молодка — молочница. Как от неё удалось узнать, пострадала только одна из четырёх "лавок", в которых продавались изделия артели молодого графа, там реализовывались "железки" сугубо мирного назначения. Ну и, разумеется, погромщики наведались к ювелиру Кацу, у которого на реализации находились новинки — гражданские револьверы малого калибра. Так что, возникла необходимость срочной поездки в столицу, чтоб всё увидеть своими глазами, и оценить нанесённый погромщиками ущерб.

Глава 40

Павловск был встревожен, как будто ожидал нового, такого же подлого удара под дых, если так можно сказать о напряжённой атмосфере, нависшей над большим, по местным меркам городом. Это напряжение чувствовалось во всём. И поэтому казалось, что город, как живой, испуганный организм, встретил Александра почти безлюдными улицами. Это чувствовалось по уныло озабоченным лицам редких прохожих и подозрительно рассматривающим на его экипаж городовым. Что не мешало последним принимать небрежную в исполнении стойку смирно, становиться во фронт, относительно экипажа графа и неспешно брать под козырёк, по последней моде, формируя ладонь "лодочкой".

И по мере продвижения конного экипажа, сменялись только фасады домов; всё также, нервной походкой семенили редкие прохожие, что только усиливало ощущение того, что горожане сильно напуганы и исподволь ожидают новой волны насилия. Это впечатление усугубила небольшая, из пяти человек, траурная процессия. Можно сказать, что это скорбное шествие возглавляли два "конных катафалка", точнее, их функцию выполняли две старые, скрипучие телеги, которые везли сразу три закрытых гроба, два больших, и один маленький. Угнетало то, что никто из людей, провожающих усопших в последний путь, не плакал, не причитал, только с непонятной отречённостью смотрел себе под ноги, что только усиливало схожесть с фильмом катастрофой, когда выжившие люди, с обречённым безразличием, ожидают неизбежный финал — свою смерть.

С первыми, явными следами самих погромов, Саша столкнулся у лавки мелкого купца Марченко, одного из тех торговых людей, кто согласился реализовывать продукцию Сашкиных мастерских. Граф как раз направлялся к нему, и был поражён тому, что увидел. От купеческой лавки остались одни лишь обугленные руины, которые ещё продолжали дымить остаточными очажками жара. Что было ещё? Вся улица, от обилия употреблённой для локализации пожара воды, представляла собой обильное скопление луж и месиво, раскисшей до состояния жидкой кашицы грязи. Дополнительными фоном к описанию места битвы с огненной стихией, были деревья с опалёнными, скрутившимися листьями. Стоит описать и соседние дома, они стояли промокшими, как будто побывали под обильным, продолжительным ливнем, который, для достижения подобного эффекта, должен был пробушевать не менее четверти часа. Видимо эти бревенчатые хаты весьма долго проливали, чтоб те не заговелись от разлетающихся искр и жара. Что ещё не укрылось от внимательного взгляда Александра, так это то, что стоявшие рядом со сгоревшим домом, хоз-постройки, были разобраны до основания, и их останки оттащены в сторону, подальше от места, где бушевал пожар. Видимо таким способом, вокруг опасного места, было создано что-то вроде полосы безопасности.

Особо не обращая внимания на сильный запах пожарища, молодой человек стоял как "соляной столб", или античная статуя. Он, не веря своим глазам, наблюдал за тем, как одетые в брезентовую робу пожарники, сверкая начищенными медными касками, разбирают жалкие остатки того, что ещё вчера было торговой лавкой и домом хозяина. После того, как огнеборцы раскапывали новый, тлеющий очаг огня, они обильно его проливали. Поэтому, четверо здоровых парней, почти без перерыва качали водяной насос, продолжая осушать подвозимые к ним огромные бочки.

"Ой, я и не знаю, как мне теперяча быть-то. О-хо-хо, горе то какое". — Сашкино внимание привлёк сиплый от усталости женский голос. Это говорила женщина, одетая в прокопчённый дымом, тёмный байковый халат, из под которого выглядывал подол ночной рубахи. Её голову повязывал чёрный платок, так что понять, блондинка она или шатенка, было невозможно. Как и нельзя было определить возраст, так как её лицо обильно покрывали разводы сажи, а лаза покраснели от усталости и обилия заполнившего улицу дыма. Ей ответил стоявший рядом с ней сухенький мужичок, судя по одежде, это был глава какого-то удачливого купеческого семейства. Да и сюртук, рубаха и картуз, не считая выпачканных в грязи сапог, были идеально чистыми. Из чего можно было сделать вывод, что этот человек только что сюда подошёл. Так вот, он, на удивление басовитым голосом, сказал: "Да. Горе великое. А ты чего так сильно кручинишься? Коль и твой дом пострадал в этом аду, так люди всем миром помогут, восстановят. Иль родичи там погибли?". — "Нет, мил человек, бог с тобой. Жильё моё, слава богу, цело. Вот тока хозяева ентого дома, все погибли. Все, до единого человека. Горе то ка-ко-о-ое". — "Ты баба, не вой как белуха, а ответь. Неужто всё семейство купца Марченко угорело?" — "В том-то и дело, не угорели они, мил человек. Там гнусное смертоубийство было, их всех ножами, страх как сильно порезали, никого ироды не пощадили. Вот. Кода пожар-то этот тока занимался, наши мужики успели их тела из хаты вытащить. Та вот, они говорят, там кровищи было…"