Контракт с подонком

Оттаивает потихоньку...

Мы все боимся шелохнуться в ожидании, когда она оттает окончательно. И все вернётся на свои места.

Отворачиваюсь, не желая подсматривать за их эмоциями. Светлана Александровна тут же морозится, если кто-то становится свидетелем сближения. Особенно - Ян! Он тоже в немилости у мамы. За попытки влезть и дать свои комментарии.

Татьяна с матерью идут в сторону беседки к Аксеновым.

Ну зачем?!
– злюсь на них.

Таня скоро выходит замуж. Мы приглашены. Жениха я не знаю. Намного старше ее. Всё как она любит. Статусный брак...

– Когда же мы станем свидетелями примирения Аксеновых?
– как бы добродушно и гостеприимно разводит руками Одинцова старшая.
– Мы все в томлении.

Добродушно, но не совсем... не совсем... Я ловлю какой-то неприятный провокационный оттенок. Едва ощутимый.

Insensible! Indеlicat! Бестактные!

Влезли всё-таки! Пришли и всё сломали!

И Светлана Александровна, словно защищаясь, берет на руки Ромочку из коляски.

– Прошу прощения, - вежливо и натянуто улыбнувшись, - нам нужно срочно переодеться...

Сбегает от разговора. Выходит из беседки по направлению к дому.

Потом застывает, оборачивается.

– Саша, возьми мою сумку, - стреляет взглядом на коляску.

Извинившись, он сбегает следом за ней от расспросов.

Выдыхаю. Сломали, но не всё.

Перевожу взгляд дальше, на дом.

Лаура у мольберта, на террасе. С ней рядом переносная колонка, играет лёгкая музыка. Лаура рисует профиль деда. Одинцов с террасы смотрит в сторону Софьи Алексеевны, как величественный седой коршун. Софья Алексеевна не одна там, в саду у пруда...

Несчастный случай с инсультом совершенно неожиданно вдруг обнажил их очень близкую связь. Он, не вступая в переговоры и игнорируя ее слабые попытки призвать к приличиям, категорично забрал после больницы Софью Алексеевну к себе. Навсегда.

Это так... щекотно наблюдать за ними. И чуть менее больно, чем за Аксеновыми. Хотя тоже чувствуется там своя драма…

Но когда он нечаянно роняет “Соня” в сторону Императрицы, мое сердце тает и умиляется.

– Мелания Алексеевна? Вы меня слушаете?
– приводит меня в себя голос Валентины в ухе.

– Да-да... Ещё раз, пожалуйста.

– ... Они хотят видеть Данилевских на открытии своей галереи. И на аукционе. Они хотят, чтобы первая ваша официальная фотосессия в... "положении" была на их событии. Что мне ответить?

Валентина как и холодное оружие императрицы перешли нам "по наследству".

Набалдашник трости, в виде серебряной львицы с изумрудными глазами. Я его наконец-то рассмотрела...

– А они могут быть нам чем-то полезны?

– Они готовы нам быть чем-нибудь полезны.

– Мм... Художница из интерната для инвалидов. Ирина Мелидзе. Пусть на благотворительном аукционе выставят ее картину. Картину выберет Лаура. А в статью расходов собранных средств с аукциона пусть заложат три процента под наши опекаемые организации. Тогда можно нас заявлять в прессе как гостей. Я приду с роскошным животом и обязательно его подчеркну!
– закатываю с усмешкой глаза.

Она, конечно, ничего не получит с продажи. Но вдруг кто-то заметит и оценит. И тогда остальные картины она сможет продать за хорошие деньги. Да и вообще в перспективе сделать себе имя.

– Хорошо, Мелания Алексеевна, передам. Но вы понимаете, что журналисты будут пытаться задавать вопросы об... инциденте и родственниках.

Забираю с подноса официанта бокал с апельсиновым соком.

– Мне все равно, Валентина. Я отвечаю только на те вопросы, на которые хочу.

Как учит Софья Алексеевна.

– Ещё будут распоряжения?

– Пока нет. Спасибо.

– И... Пришли счета. От Лидии и ее родителей. Оплатить? Или переслать Максиму Марковичу?

– Нет. Ничего не пересылать. И не оплачивать.

– Даже коммунальные платежи?

– Даже. Мы готовы оплачивать только счета из рехаба для зависимых. Всё. Это наша позиция.

– Они начнут названивать Софье Алексеевне.

– Андрей Григорьевич забрал у нее телефон. Так что ничего не получится. Самодур теперь - Мелания Вторая. И такова моя воля. Все претензии через секретаря и адвокатов!

Лидии не прощу ни Максима, ни Императрицу.

На большой веранде накрывают стол.

Беспокоясь за Софью Алексеевну, иду к ней. Ей нельзя нервничать. А возле нее - Юлия Викторовна. Напросилась всё-таки на встречу. Они тоже, как и Лидия, уехали из России. Но не рассчитали силы. И поэтому она здесь.

Юлия пишет Софье Алексеевне огромные распашонки покаянных писем. Вернее, мне хотелось бы верить, что покаянных. Софья Алексеевна не читает.

И вот... приехала сама.

Подхожу, тактично останавливаясь на небольшой дистанции.

– ...Мама... Мы в очень сложной ситуации, очень! Ты же знаешь что такое европейские клиники. Они мгновенно сожрали все средства! Мы, Данилевские, остались нищими! Это такой позор...

– Вы - Курпатовы.

Максим серьёзно повредил Анатолию Павловичу челюстной сустав и позвонки на шее. И он теперь бесконечно лечится.

Наши адвокаты, под давлением Софьи Алексеевны договорились не подавать взаимные иски, замяв эту всю историю. Но если Софья Алексеевна замяла ее для публики, пытаясь в очередной раз спасти репутацию Данилевских, то это совсем не значит, что простила и отпустила. Вовсе нет!

– Счета из больницы для нас неподъемны...

– Софья Алексеевна, все в порядке?
– взмахиваю пальцами, здороваясь.

– О, всё прекрасно. Дочь ко мне пришла. На могилку. Не будем ей мешать. Это же святое, убиваться на могиле матери о тяжестях бытия...

Императрица в своем репертуаре чёрного юмора.

– Продолжай, Юлия.

– Ты столько средств спускаешь на благотворительность! Неужели у тебя нет ничего для нас?!

– У меня вообще ничего нет, Юлия. Я на полном содержании Андрея Григорьевича. Святой человек... А лечиться надо по средствам. В России медицина бесплатная, например.

– Ясно...
– опускает взгляд, поджимая губы.

– Ну а коли ясно, иди.

– Пришло время просить милостыню у других родственников?
– горько.
– Вот на что Вы нас вынуждаете? Хотя мы все знаем, что Вы присвоили деньги отца. Что ж... Значит, будем просить у герцогини.