Контракт с подонком

Паркуюсь рядом с Яном.

Молча жму ему руку и встаю рядом, опираясь на его тачку,как и он.

Смотрим на окна.

– С утра юрист отдаст их доки в производство и... всё. Мама не права... Отец виноват, да. А мама - не права!

– Не вздумай сказать это маме.

– А я хочу сказать это маме!
– психует он.

– Вот когда тебе любимая жена изменит, у тебя будет право.

Его ноздри подрагивают.

– Это другое.

И сейчас мне кажется, что Ян сильно младше, а я старше. И вообще...

Как все просто, когда оцениваешь со стороны.

И какой ты неадекватный долбоёб, когда ситуация твоя.

– Другое, говоришь? О, братишка... Ну что я могу тебе сказать. Если ты считаешь, что "это другое"... Позвони короче, когда въебешься в это свое убеждение в мясо.

– Приедешь сказать - "А я тебе говорил"?
– усмехается.

– Нет. Просто приеду. Как ты приехал, когда мне было хуево. Покурю с тобой.

– Считаешь, мама права? И ради нас всех это нельзя простить?

– Мой психоаналитик говорил, если ты хаваешь, не прощая внутри, то вся энергия твоей обиды обрушится на разрушения тебя - алкоголь, клиническая депрессия, расстройства личности, онкология иногда... Не жалко маму?

– Так пусть простит! Все же просто.

Двери открываются, выходят Аксёновы. Александр Викторович, придерживает дверь Светлане Александровне.

Подходят к нам. Лицо обоих в контрастных пятнах. Но стараются выглядеть спокойными. С Александром Викторовичем пожимаем руки. Его пальцы подрагивают.

– Здравствуй, Максим, - нервным голосом здоровается Светлана Александровна.
– Отца приехал поддержать? Вся группа поддержки на его стороне, - чуть невменяемо и с горечью улыбается она.

Ян, психуя, открывает ей заднюю дверь.

– Потому что, мам!.. Потому что...

– Я с тобой не поеду, - бросает на Яна раненый прохладный взгляд Светлана Александровна.

– Нет, - качаю головой, встревая в разговор.

Хотя, да, ехал поддержать Яна и отца. Но...

– Не отца, а Вас поддержать.

Открываю ей дверь своей машины.

Удивлённо хмурится.

Подавая руку, помогаю сесть.

Стреляю гневным взглядом в Яна, стуча пальцем по виску.

Неторопливо катаю задумчивую и грустную Светлану Александровну.

– Может, Вам чего-то хочется?

– То, чего мне хочется, Максим...
– вздох, - большой грех. И гордыня.

Это - сдохнуть что ли?

– Понимаю. Был в похожей ситуации.

– С нашей Таней?

– С ней.

– Я догадывалась...
– вздох.
– Мне очень жаль.

– И вот, знаете, что самое дерьмовое в такой ситуации?

– Что?

– Что ты вроде как обрубаешь все с человеком, чтобы наказать его, отрекаешься, чтобы ему доказать что-то... А херово-то тебе. Потому что потерял-то любимого человека ты, а не он.

– Да. Да, Максим. Как верно ты говоришь, - сжимает поддерживающе мое предплечье.

– Так вот... Я хотел Вам сказать. Я говорил с... отцом. В вашей ситуации, Вы никого не потеряли. Он - да. А Вы - нет. Он хочет все равно быть рядом и будет. И будет делать все, чтобы восстановить отношения. А если не сможет, быть рядом в любой роли, в которой позволите.

– Зачем ты мне это говоришь?

– Чтобы Вы не страдали от потери!
– пожимаю плечами.
– Он наказан в этой ситуации. А Вы нет. Он все равно Ваш. Чтобы сейчас Вы не творили, у вас априори индульгенция, у него бесконечная порка. Вы ему не принадлежите, а он вам - да.

Грустно улыбается.

– Ладно, вези меня домой, "дипломат"!
– уже более миролюбиво.
– Не зря Софья Алексеевна на тебя надежды возлагает.

– А давайте в "Бархат"? Там есть шикарное пралине и бельгийский шоколад.

– А... давай, - машет рукой.

И мы едим сладости, общаемся на всякие безобидные темы.

– А... Там мой брат или сестра?
– киваю на живот.

– Брат. Роман.

– Ромыч... Ну, круто!

– Да, очень красиво. Ян, Максим, Лаура, Роман.

– Спасибо...
– вздрагивает внутри.

Потом везу ее домой.

– Ты обязательно к нам приезжай. Приезжай почаще, Максим. Я всегда тебе рада.

– Приеду.

Проверяю телефон. От Мелании тишина. Недоступна. Да чего за херня-то?! Ну хватит уже, гусеница. Я обещаю больше не игнорить...

Делаю круг проезжая мимо особняка. Ей передали вообще? Охрана обязана передать.

Поздновато уже.

Катаюсь в округе, задумавшись, выезжаю дальше на трассу. Это заправлять самому придется?
– смотрю на датчик. А я не умею. Никогда не заправлял тачку сам. Поворачиваю на заправку. Надо как-то осваиваться с этим.

На заправке подрезаю тачку, успевая юркнуть вперёд в очередь.

И та тачка хреново так тормозит, катясь вперёд, что я сжимаюсь, ожидая удара.

– Нет-нет-нет! Уф...

Пронесло!

Ругаю себя за маневр, который чуть не подставил мою красавицу под удар. Тупо сделал. Надо финалить с такими приколами. Софья Алексеевна больше не отправит своих людей вытаскивать меня из проблем, в случае чего. А к отцу неудобно обращаться. Останусь без тачки. А я не готов!

Смотрю в зеркало заднего вида, встречаясь взглядом с... отцом Сергием! Это я его подрезал?! Пиздец...

Он тоже узнает меня.

Открываю окно.

– Простите засранца, отче!

– Кадилом бы тебе по чреслам!
– ругается он.
– Только машину из ремонта забрал!

– "Технический перерыв десять минут"!
– объявляют в динамик.

Выходим из машин.

– Здравствуйте!

Достаю сигареты, засовываю одну в губы.

– Ты, чай, блаженный или бесноватый?
– отбирает зажигалку отец Сергий, кивая мне на плакат, что курение запрещено, огнеопасно.

– Ой!

– Приезжал бы к нам, исповедовался, причастился, помолился. А то, говорят, совсем ты в гордыне погряз.

– Кто говорит? Софья Алексеевна?

– Ну а кто ж?

– А она не погрязла? Или меценатам прощается?

– У Софьи Алексевны душа больная. Не суди. Она разное пережила... А ты ещё сопливый в гордыню впадать!

– Думаете?
– вздыхаю я.

– Страдает бабушка-то, что внук отдалился.

– Она так сказала?

– А тебе все сказать надо?!
– ядовито и сварливо.
– Душа тебе зачем? Чувствуй.

– Все непросто, отец Сергий. Она во мне человека унижает, понимаете?
– переходим мы неожиданно на серьезные темы.