Контуберналис Юлия Цезаря

– Я подумаю, мой Цезарь.

Теперь диктатор обратился к поверженному противнику Мамерка.

– Славный воин, Балдегунде ты тоже сражался бесподобно, и ты тоже вправе выйти из цирка Тарквиния Древнего через Триумфальные ворота! Вот и тебе достается сосновый гладиус...

Балдегунде прижал деревянный меч к окровавленной груди. Две скупые мужские слезинки скатились по заросшему лицу хатта.

– Аве, Цезарь...
– только и мог сказать германец.

Он непроизвольно кашлял кровью и сплевывал ее на песок. Боль в его груди была неимоверная. Но рана не смертельная, и германца еще можно было спасти.

И вот Триумфальные ворота. Гладиаторы прошли через них под мощные овации и крики толпы. Мамерк вел раненого Балдегунде, положив его руку на свои плечи и придерживая за талию. За ними шел служитель цирка и нес деревянные гладиусы. Ворота смерти на этот раз не приняли никого. Потом Мамерк передал раненого соперника в руки лекарей, и они начали над ним "колдовать".

Хозяева гладиаторов были в жутком расстройстве: они потеряли своих лучших своих бойцов и значит лишились будущей неплохой прибыли.

Зрители потянулись к выходу, живо обсуждая перипетии гладиаторских схваток и особенно центрального поединка между Мамерком и Балдегунде. Здесь делегация Цезаря невольно пресеклась с делегацией Корнелия Долабеллы. Антоний поприветствовал сенатора:

– О, славный Долабелла, сальве! Что-то давно ты не приглашаешь нашего императора к себе в гости? Или нужен какой-нибудь повод?

Сенатор сначала растерялся, а потом нашелся, что ответить консулу.

– О, Антоний, всегда рад вам. И нашему божественному Цезарю, любимцу народа. Аве, Цезарь, да храни тебя боги! Да славиться твое имя во все времена нашего великого государства.

Цезарь сдержанно кивнул.

– Приходите непременно, я угощу вас отменным фалернским вином с Массикских склонов.

– Назначь время - и мы явимся быстрее Меркурия, - воскликнул Антоний.
– Только и всего, славный сенатор!

Долабелла фарисейски улыбнулся.

– Непременно! Я пришлю посыльного, и он вам сообщит, когда состоится пир.

Долабелла взглянул на Родина: так вот он каков этот чертов спаситель! Он - та причина, по которой сенатор потерял друзей-заговорщиков и хорошую возможность стать во главе вершителей Рима.

– А спаситель нашего Цезаря. Приветствуем тебя, - состроил любезную рожу богач.

– Здравствуйте, то есть, сальве, - только и мог сказать Иван, неотрывно наблюдая за Домицией.

Сенатор представил ее:

– ... Это моя дочь Домиция. А это Квинт Фаррел ...
– Долабелла запнулся, чуть не добавив слово "жених", но сказал следующее.
– Наш верный друг.

Взгляды Ивана и Домиции пресеклись. В них сквозил бешеный обоюдный интерес и симпатии. Но ничего они друг другу так не сказали. Лишь приветливо кивнули. Квинт Фаррел недовольно бросил взгляд на Ивана: как этот прихвостень Лысой Тыквы смеет смотреть на его невесту!

– А где твоя несравненная супруга Юлия?
– спросил Антоний у сенатора.

– Нездоровиться ей что-то, - ответил Долабелла.
– Хотя она так хотела прийти на состязания. Но сейчас о ней заботиться Эскулапий Эпидаврский и пару искусных лекарей. И я верю, что она в скором времени Салюс подарит ей здоровье.

– Вот и отлично. Значит, мы скоро пожалуем к вам в гости вместе с нашим божественным Цезарем и его спасителем Иваном, - улыбнулся Антоний и потом сказал на ухо сенатору.
– Цезарь не зря придет. Твоя благоухающая и цветущая роза - Домиция - очень понравилась Ивану Сальватору...

Долабелла озадачено потер подбородок. А Цезарь и Иван пошли дальше. Контуберналис оглянулся: Домиция смотрела ему вслед. Но гордо и победоносно: вот и любимчик диктатора у нее на крючке. Как он смотрит на нее, просто пожирает ее глазами! И улыбнулась ему на прощание, но уже кокетливо и снисходительно. До встречи, Иван Сальватор! И помни обо мне!

...Вечером Иван в сумерках долго и внимательно всматривался в портрет Домиции и мечтал о ней.

Вот они наедине, в богатом зеленью саду..

Иван берет Домицию за руку и... И здесь в возбужденном и воспаленном мозгу Родина замелькали как кадры кинофильма эротические сценки, со жгучими поцелуями, со срыванием одежды, с бурным сексом. Натешив воспаленное воображение, Иван не выдержал и стал неистово молиться. Сначала богу православному, потом уже римскому - Юпитеру. А затем всем, всем, кого он помнил из римского и греческого пантеона. Даже богиням. И вслед за ними - нашей прославленной блаженной и святой старице Матроне. Пусть боги и святые дадут ему Домицию в жены, пусть она полюбит его сильно и страстно. Иначе сердце контуберналиса просто разорвется от невыносимой печали и горя. И он точно погибнет от любви.

ГЛАВА 5

ПОКУШЕНИЕ

Март уже практически кончался. Оставалось прожить лишь сегодняшний день - тридцатого марта и завтрашний - тридцать первое. А там уже в бело- голубой дымке маячил второй месяц весны - апрель, пора буйных цветений разнообразных деревьев и кустарников.

Район Рима - Субура, располагался в низине между холмами Эсквилин, Циспий, Виминал и Квиринал, и являлся оживлённым местом, населённым в основном бедняками, с большим количеством притонов, таверн и торговых лавок. Жилищные условия в районе были очень стеснёнными, на узких улочках было сыро, грязно и к тому же опасно.

И вот в одной из таверн Субуры под названием "Гладиатор" сидел оправившийся от ран доблестный германский воин Балдегунде и пил напиток варваров - пиво. Он пил в окружении своих друзей- германцев, рудиариев и разбойников, и дешевых проституток из Сирии и Далмации. Мужики поднимали кружки, расплескивали пиво на стол и лапали хохочущих и развязных девиц. Было шумно и весело. Балдегунде допив пиво, заказал новую кружку и стукнул громадным кулачищем по столу.

– Эх, надоело прозябать в этом притоне! Хочу сражений, хочу крови. Я воин и должен биться. Валькирии меня поймут и на крылатых конях донесут мою просьбу Тунару и Одину.