Копье Дракулы

– В советские времена к этому подходили проще, – заметил Бредников. – В тех автоматах, о которых идет речь, были спилены бойки и прорезаны стволы. Первая проблема решается простой заменой детали, которую в те времена можно было изготовить в школьной мастерской – разумеется, при должном навыке. А вот восстановить прорезанный ствол для боевого применения практически невозможно. Точнее, так было принято думать.

– Но тот, кто похитил учебные автоматы, думал иначе? – заметил я.

– Да, он все рассчитал. Процесс похищения протекал достаточно просто: учебные автоматы на занятиях лежали на столах, и ученики практиковались в их разборке-сборке. В конце занятий, когда военрук собирался убрать автоматы в сейф, выяснялось, что они исчезли. Похищали их местные отморозки, обычно ученики четвертого или пятого классов – по малолетству их нельзя было судить. Лишь изредка это малолетнее дерьмо отправляли в детские колонии, откуда они обычно выходили законченными преступниками.

– Кстати, учитывая тот факт, что самые жестокие преступления совершают несовершеннолетние, у меня к вам вопрос, как к профессионалу, – прервал я Бредникова. – Когда у нас для здоровья общества введут полную уголовную ответственность с двенадцати лет, а также смертную казнь для этих подонков? Если человек в двенадцать лет уже подонок, то с возрастом станет исчадием ада – это очевидно. Разве не так?

– Разумеется, – согласился Бредников. – И общество, не способное избавляться от отморозков при помощи смертной казни, не может называться цивилизованным обществом. Но этот вопрос следует адресовать странным и противоречивым существам, заседающим в иррациональном месте под названием «Государственная дума». А я – всего лишь слуга закона. И даже если закон – полное дерьмо, то я могу лишь постараться приглушить его омерзительный запах дезодорантом участия.

– Удобная позиция, – усмехнулся я. – И порядочным человеком хотите прослыть, и до пенсии дожить.

– Такова унылая судьба честного российского полицейского, – с грустью констатировал Бредников и предложил: – Давайте вернемся к теме. Так вот: следствию тогда так и не удалось выйти на приобретателя оружия, поэтому в деле он фигурировал под кодом «Оружейник». Малолетние похитители не были толком знакомы с ним: подошел парень, угостил пивом или портвейном, предложил купить учебный автомат. Самое смешное: максимальная сумма, уплаченная за украденный учебный автомат в советских дензнаках, была двадцать пять рублей! А минимальная – пять рублей. Но это так, к слову. Короче, покупателя так и не нашли. А в начале девяностых прошла серия дерзких ограблений с применением автоматов Калашникова. И один из экспертов-баллистиков обратил внимание на странные царапины пулевых оболочек в зоне нарезов. Когда нашли один из таких автоматов, брошенных преступниками, то оказалось, что прорезь в стволе закрыта специальной герметичной накладкой. Нарезы внутри ствола были повреждены при деактивации оружия, и эти повреждения оставили следы на пулях.

– И что, преступников нашли? – полюбопытствовал я.

– Да, нашли, – подтвердил Бредников. – Трое молодых парней без определенных занятий, потерянное постперестроечное поколение.

Однако следователь питает очевидное пристрастие к философским размышлениям!

– Один из них служил в армии, в десантных частях, – продолжал Бредников. – Некто Иван Астахов. Собирался стать офицером, но в «свободные и демократические» 90-е эта профессия стала откровенно непрестижной. Зато стала престижной профессия бандита. Астахов собрал банду, найдя двух здоровых придурков, готовых на все. Оставалось найти оружие. И тут так и оставшийся неизвестным Оружейник предложил восстановленный Калашников. В те годы, когда и бандиты, и их потенциальные жертвы вооружались всеми доступными способами, на черном рынке можно было встретить даже оружие времен Второй мировой войны, найденное на местах боев так называемыми «черными поисковиками» и восстановленное буквально из ржавого лома народными умельцами. В умельцах тоже недостатка не было: «гайдаризованная и чубайсированная» промышленность сотнями тысяч оставляла за гранью нищеты технарей-профессионалов высокого класса. В преступном ельцинско-гайдаровском государстве преступником перестало быть зазорным: молодежь толпами валила в ряды «братвы», а народные умельцы снабжали их самодельными бомбами и дешевым оружием, которое при случае было не жалко и бросить. Так что Астахов и его подельники вначале занимались рэкетом, грабежами мелких магазинчиков и лавок. Набравшись опыта и наглости, они однажды напали на машину бизнесмена, перевозившего крупную сумму денег в иностранной валюте. Однако нашла коса на камень: бизнесмен оказался не робкого десятка, успел выхватить из-под сиденья свой личный «АКМС» и, невзирая на пять пулевых ранений, сумел отстреляться. Один из подельников был убит, другой – тяжело ранен. Астахов, увидев, что его подельники валяются на тротуаре, не рискнул продолжать нападение и счел за благо скрыться. Оставшийся в живых подельник раскрыл его имя: бизнесмен умер в больнице, и незадачливому грабителю не хотелось увеличивать себе срок. Спустя три года Астахов все-таки был задержан, получил двенадцать лет и отбыл срок от звонка до звонка в якутской исправительной колонии строгого режима номер 6 поселка Мосхоголлох.

– То есть он совсем недавно вышел? – уточнил я.

– Да, в начале 2009 года, – подтвердил Бредников.

– То есть, решив, что организация банды – дело хлопотное и рискованное, он начал выполнять заказы на убийства, – сделал вывод я.

– Вот именно, что заказы, – заметил Бредников. – Если вы стоите, то присядьте и держитесь за что-нибудь, дабы не упасть. Наш румынский коллега – кстати, его зовут Василь Радулеску – проявил недюжинную энергию и пробивную способность. Он выяснил, что на пистолете, из которого был убит Георгеску, обнаружены только отпечатки пальцев покойного. Но вот на магазине наш дотошный румынский коллега обнаружил пригодный для идентификации отпечаток пальца. Однако никто не хотел заниматься этим отпечатком, поскольку смерть уже признали самоубийством. Тогда Радулеску нашел человека, который накануне приходил к квартире Георгеску. Дверь ему никто не открыл, поскольку Георгеску уже часа два был мертв. Но соседи его запомнили, и Радулеску установил личность припоздавшего визитера. Он оказался румынским дипломатом, хорошим знакомым Георгеску. Выяснилась и цель позднего визита дипломата: Георгеску обратился к нему с просьбой о помощи в обналичивании ста тысяч евро в Москве. Георгеску опасался снимать такую сумму частями с карточки в Москве: боялся ограбления жуликами, которые часто толкутся у банкоматов. Дипломат признался, что обещал предоставить Георгеску сто тысяч евро наличными в Москве – надо полагать, за неплохие комиссионные. Дипломат пришел за деньгами к Георгеску, но тот уже был мертв. То есть у Георгеску в квартире должны были находиться наличными более ста тысяч евро! Упирая на вновь открывшиеся обстоятельства, Радулеску добился открытия дела. Связав поездку Георгеску в Москву и его стремление нелегально переправить эту сумму в Россию, Радулеску решил, что это дело рук русской мафии, и переправил нам обнаруженный отпечаток пальца. Мы проверили его по нашей базе и нашли такого клиента: Иван Астахов. И если он убил Шергина, то вырисовывается четкая схема: заказчик убийства Георгеску и Шергина – один и тот же человек.

– А есть шанс, что Астахов выведет вас на заказчика убийств? – спросил я.

– Возможно, что и так. Но в любом случае Астахова надо искать: кто знает, сколько ему еще заказали убийств, – заметил Бредников.

– А что, если слежка за Соколовой организована Астаховым? – поделился я соображениями. Но Бредников не согласился:

– Вряд ли. В предыдущих случаях никакой слежки не было отмечено. Видимо, перехватывались разговоры Шергина и Георгеску, и убийца четко знал, где и в какое время они будут находиться, ожидая их заранее. Так что эти люди, которые следили за Соколовой, меня настораживают. Зачем они следили и почему прекратили наблюдение? Если, конечно, телохранитель Соколовой Лаврушин не вводит нас в заблуждение.

– А зачем ему это надо? – удивился я. – Он ведь себя под пули подставляет, ему не резон тень на плетень наводить, если планируется покушение на Соколову.

– А зачем Соколова непрерывно врет? – возразил Бредников. – Мне Валерий Иванович рассказал, сколько раз он поймал ее на лжи. Нет, тут все как-то запутано… Ладно, будем распутывать!

* * *

У меня появилась одна идея, которую я решил проверить. Поэтому весь вечер посвятил работе руками. Я сбегал в офис к приятелю – у него там стоял принтер формата А3 – и я распечатал каждое фото кинжала Шергина и наконечника копья в натуральную величину: благо, Шергин во время съемки для масштаба клал рядом с артефактами зажигалку «Крикет». Придя домой, я наклеил распечатки на куски гофрокартона и вырезал их: получились почти точные габаритные макеты, исключая разве что только толщину рукояток, но я имитировал и их подмоткой изоленты и обрезками картона.

Затем я полез на антресоли и долго рылся там в поисках старого планшета. Планшет был ободранный, со сломанным замком, но в точности та же модель, что была у Сереги Шергина. Я не успел потерять терпение, как планшет был обнаружен. Я вытряхнул из него разный хлам и приступил к эксперименту. В принципе результат был ожидаем, но мне не терпелось продемонстрировать мои достижения Таврову, и рано утром я помчался к нему в офис.

В метро был час пик, и сверток с макетами артефактов мне удалось спасти от толпы ценой неимоверных усилий.

– Вот, Валерий Иванович! – торжественно объявил я, торопливо поздоровавшись и гордо устанавливая видавший виды кожзамовый планшет на стол. Тавров взглянул на это безобразие и недовольно осведомился:

– У какого бомжа ты это отобрал?

– Это мое… Но не это главное, – принялся торопливо объяснять я. – Главное то, что этот планшет – точно той же модели, что и планшет Шергина. Который был с ним в день его гибели и который забрал убийца. Так вот: мы думали, что там лежали артефакты. Но я сделал достаточно точные габаритные макеты артефактов и выяснил: наконечник копья и чинкведея не лезут в планшет категорически; остальные кинжалы кое-как по диагонали запихнуть можно, но рукоятки неизбежно будут торчать сбоку, из-под клапана.

– То есть ты хочешь сказать, что в планшете артефактов не было? – задумчиво проговорил Тавров.

– Я в этом уверен! – убежденно заявил я. – И думаю, что убийца это тоже знал. В любом случае набитый железом планшет достаточно тяжел, а убийца подхватил его легко и непринужденно. Я думаю, что Соколова говорит правду: она с утра встретилась с Шергиным, купила у него кинжалы и отдала деньги, а уж после этого Шергин поехал на встречу со мной. Убийцу интересовали деньги! Он боялся, что Шергин хочет встретиться в кабаке с тем, кому должен эти деньги передать: скажем, старый долг. Поэтому убийца не стал вести Шергина до темного закоулка, а решился на дерзкий шаг, расстреляв его прямо в ресторане.

– Ох, Слава! – поморщился Тавров. – Как-то все притянуто за уши. Впрочем, в качестве одной из версий принять можно. Но все сходится на Соколовой. А где для нее место в твоей версии, если она якобы честно расплатилась с Шергиным?

– Ну почему же нет места! – не согласился я. – Скажем, Соколова передала Шергину ту сумасшедшую сумму, которую он просил, а затем поручила киллеру эти деньги вернуть. Кинжалы, как не представлявшие особенной ценности, вывесила напоказ, а наконечник копья Дракулы, представлявший огромную ценность, припрятала в укромном месте. Или кому-то перепродала.