Копья летящего тень. Антология

Но фаланга не появлялась. Взяв у соседей сильную отраву для тараканов, Лариса Сергеевна осторожно рассыпала ее по углам. Через десять дней, в положенный для гибели всех насекомых срок, она увидела паука на своей подушке! Подняв серо–желтые лапы, с дрожавшей на клешнях каплей яда, паук неотрывно смотрел на нее…

Почему память приносила ей именно эти картины? Отвратительный, давно уже сдохший и рассыпавшийся в прах паук!

Долгие годы воображение Ларисы Сергеевны молчало, она ставила перед собой только реальные, осуществимые цели: не имея склонности к сомнениям, она жила лишь настоящим и ближайшим будущим, встречая каждый новый день неизменной готовностью к тем же самым, что и вчера, заботам.

И вот теперь эта фаланга… Нелепая история тридцатилетней давности вклинилась в ее воспоминания, словно какое–то инородное тело, расколола ее сознание, обнажила в ее душе нечто неведомое ей самой. Глядя на свою забытую девическую фотографию, сверяя свой прежний облик с теперешним, Лариса Сергеевна неожиданно для себя осознала, что уже много лет носит в себе нечто болезненное: страх. Страх перед чем–то таинственным и непостижимым, скрытым в ней самой. Долгое время она инстинктивно убегала от этого страха, ошибочно приписывая его появление внешнему окружению. И это ей удавалось: семья стала для нее единственным реальным, единственным принимаемым всерьез миром, за пределами которого была пустота и бессмысленность.

Пустота и бессмысленность… Разве это эхо не звучало теперь в душе Ларисы Сергеевны?

Сидя на широкой двуспальной кровати с альбомом фотографий на коленях, она напряженно, не мигая, смотрела прямо перед собой, и в ее сознании вспыхивали и затухали какие–то мимолетные картины и образы. Ее воображение не умерло! Ее прошлая жизнь, перейдя грань воспоминаний, вновь обрела реальность — на этот раз реальность внутреннюю. Лариса Сергеевна никогда раньше не подозревала, что ее воображение может быть таким деятельным. Она видела — видела! — красочные, похожие на карнавальное буйство картины, отчетливо слышала множество голосов, знакомых и чужих…

Да, это была реальность! Ее внутренняя, подлинная реальность.

Внезапно Ларисе Сергеевне показалось, что она не одна. Кто–то находился в ее спальне, совсем рядом с ней. Но кто? Она чувствовала, что кто–то пристально смотрит на нее, наблюдает за ней. С трудом превозмогая непонятный, сковывающий ее движения страх, Лариса Сергеевна рывком встала, включила верхний свет, осторожно шагнула к распахнутой настежь балконной двери. Ее сердце билось неровно, кончики пальцев похолодели, взгляд тревожно перебегал с одного предмета на другой.

В комнате никого не было. Но Ларису Сергеевну не покидало ощущение чьего–то присутствия. Кто–то неотступно преследовал ее в ее собственном, надежно защищенном от внешнего окружения мире.

Она снова села на кровать, снова положила на колени альбом с фотографиями. Одиноко и гулко пробили часы, легкий ветерок надувал балконную занавеску и приносил в спальню запах яблок… И тут кто–то — или что–то — коснулось ее висков, оттянуло назад ее густые полосы, наполнило голову удушливым туманом… Гул, переходящий в свист и вой, заставил ее прислониться к завешенной ковром стене, альбом выпал у нее из рук, фотографии рассыпались по полу…

***

Проснувшись утром, Лариса Сергеевна с недоумением огляделась по сторонам: на полу в беспорядке валялись фотографии, постель была смята, как после ночной оргии. «Кто здесь был?» — растерянно подумала она, проводя рукой по своим вьющимся волосам. Ах, этот паук! Какая нелепость! Смехотворные ночные страхи. Какое отношение имеет это гнусное насекомое к ее размеренной, наполненной радостными повседневными заботами жизни?

Надев атласный халат, напоминающий кимоно, Лариса Сергеевна улыбнулась своему отражению в зеркале: крепкая, свежая, хорошо выспавшаяся, несмотря на подозрительный беспорядок в спальне, радующаяся предстоящему приезду мужа. Еще раз улыбнувшись, она принялась сооружать высокую, замысловатую прическу.

В полдень, когда часы мерно и неторопливо отбивали удары, Лариса Сергеевна, закончив свои приготовления, вышла в гостиную. Прозрачные занавески были раздвинуты, через окно, выходившее на южную сторону, лилось расплавленное солнечное золото. Прищурившись, Лариса Сергеевна остановилась возле накрытого на двоих стола, поставила возле тонких японских тарелок хрустальные бокалы. Как сверкал этот хрусталь в свете полуденного солнца! Каким изысканным был рисунок на фарфоре!

Алексей Алексеевич всегда бывал дома в годовщину их свадьбы.

Солнце светило Ларисе Сергеевне прямо в глаза, и ей вдруг показалось, что за окном что–то движется. Какое–то неопределенное, едва уловимое движение… Окно было закрыто из–за бензиновой гари, идущей с улицы, но там, за стеклом, что–то было! Какое–то оранжевое, в тон солнечному свету, колыханье, покачивание, вздрагивание, чей–то пристальный, нацеленный на нее взгляд… Еще сильнее прищурившись, Лариса Сергеевна неотрывно смотрела на колышущееся за стеклом оранжевое пятно. Да, там что–то двигалось! Неуверенно шагнув вперед, Лариса Сергеевна едва не вскрикнула. Прямо перед окном висело, равномерно покачиваясь, словно от легкого движения воздуха, нечто, напоминающее одновременно небольшой вертолет и… огромного паука! Ярко–оранжевый, висящий в воздухе монстр с круглыми, цвета молодой весенней травы глазами, с ворсистыми лапами, неслышно ощупывающими стекло…

Сделав еще один неуверенный шаг вперед, Лариса Сергеевна снова остановилась. Медленно, не меняя своих очертаний, чудовище прошло через стекло и оконную раму и — так же медленно — устремилось к Ларисе Сергеевне.

«Фаланга…» — успела подумать Лариса Сергеевна перед тем, как оранжевые ворсистые лапы обхватили ее со всех сторон. И снова до нее донесся гул, постепенно переходящий в свист и вой…

Придя в себя, Лариса Сергеевна обнаружила, что уже вечер. Она сидела в гостиной за столом совершенно одна, положив голову на согнутый локоть. Перед ней лежал опрокинутый хрустальный бокал.

Алексей Алексеевич так и не приехал.

Утром он позвонил и обещал быть через неделю — у него теперь роились пчелы. «Может быть, мне самой поехать к нему на дачу?» — подумала она и тут же отбросила эту мысль: там было слишком жарко, там ей всегда досаждали пчелы… Реальность, недавно казавшаяся ей такой ясной и преисполненной смысла, отступила куда–то под натиском воспоминаний. Зашторив балконную дверь, Лариса Сергеевна села на кровать, взяла альбом с фотографиями… Образы прошлого, давно и совсем недавно отзвучавшие голоса, картины обыденной, однообразно–счастливой жизни — все это приблизилось к ней настолько, что могла теперь беседовать со своими маленькими детьми, со своим мужем–курсантом летного училища, со своими уже умершими родителями… На нее вновь повеяло счастьем.

Несколько дней Лариса Сергеевна почти не выходила из дома, перестала готовить себе еду, не вынимала почты, не включала телевизор, никому не звонила. Она пребывала в счастливом бездействии, созерцая свою прошлую, на редкость удачную жизнь. Но картины постепенно тускнели, в них стали образовываться провалы. Лариса Сергеевна пыталась вспомнить какую–то деталь, но это ей не всегда удавалось: из провалов веяло пустотой. Ее память отказывалась воспроизводить желаемые образы, все чаще и чаще вынося на поверхность образ… мохнатого, рыжего паука! «Но почему, почему?..» — в отчаянии думала она. Образ ядовитого насекомого вызывал у нее неописуемый, леденящий страх.