Корейский для начинающих
Шрифт:
— Аниё, эмбулансынын щироё. Нан кэнчанаё, — соображая изо всех сил, попросила я не вызывать скорую, чем он на тот момент занимался.
Видимо, у меня из ушей пар повалил так, что он попросил меня говорить по-английски, чтобы мой мозг окончательно не свернулся в трубочку. Удостоверившись, что скорая помощь мне не требуется, он что-то сказал по телефону, убрал его в карман льняного серого пиджака, помог мне встать, правда я едва не завалилась прямо на него. Второй мужчина, не переставая что-то говорить, собирал мою косметику обратно в пакет. Вопрос о том, кому принадлежала машина, отпал сразу же, судя по блеску явно недешевых ботинок, которые я успела оттоптать, когда владелец авто меня поднимал. Бедро пронзила тупая боль, и я согнулась, но к отбитой заднице окровавленными руками не прикоснулась.
— С вами точно всё в порядке? — снова уточнил мужчина на английском, обстоятельно отряхивая мои испачканные
— Извините, — сказала я на корейском и тут же поймала на себе удивленный взгляд.
— За что? Это же я вас сбил, — расшифровала его английскую речь, ведь чего таить, и с английским я дружила весьма скромно. — С вами точно всё в порядке?
— Да, да, — подтвердила я, заметив, что ладони не так пострадали, как мне казалось раньше.
Кровь уже остановилась, под её слоем оказалась всего пара небольших ссадин, и если не считать ушиба бедра, то я была в порядке. Второго корейца окликнули из ресторана, судя по всему, рыбного, так как на улице перед его витриной располагался большой аквариум. Тот подошёл к нам, всучил пакет, стоит отметить, не мне, и, сказав что-то сердитое, ретировался. Проходящая мимо парочка, перешептываясь, косилась на меня и моего спутника, но поймав его строгий взгляд, засеменила быстрее.
Мужчина показался мне сдержанным, даже слишком, он не рассыпался в извинениях, вероятно, не считая этого нужным, хотя действительно странно было меня не заметить на пустынной дороге; я и шла где-то сбоку, предоставляя проезжающим мимо авто целую полосу. Извинился он всего единожды, оправдывая себя тем, что слишком устал и в тот момент говорил по телефону. Я не стала обвинять его, да ничего страшного, в принципе, не случилось, вот только когда, заверив, что мне не нужно сопровождение и отправившись своей дорогой, я споткнулась, почувствовав неприятную боль в бедре, он снова подлетел ко мне и буквально насильно затолкал в машину, чем привлёк внимание высунувшегося из рыбного ресторана того же самого мужчины в рабочем фартуке. Насколько я поняла, водитель, видимо, чтобы отвязаться, убедил того, что мы отправляемся прямиком в больницу.
В салоне из светло-коричневой кожи было прохладно, даже холодно, из-за кондиционера. Заметив, как я поёжилась, владелец авто приложил ладонь к месту, откуда дул воздух, несколько раз нажал на одну кнопку из множества и пообещал, что скоро станет теплее.
— Как ваши руки? — спросил он, когда мы тронулись с места.
Странно, он даже не поинтересовался, куда меня везти.
— Нормально, — снова на автомате по-корейски ответила я и продолжила на английском: — Вы не могли бы отвезти меня на главную улицу Кёнсондэ к Пицца-Хату?
Бросив на меня взгляд из-под чуть изогнутой брови, он ответил:
— Мы едем в больницу.
— Нет, не надо, со мной и впрямь всё в порядке, если бы что-то было сломано, я бы почувствовала, — сказала я, как мне показалось, напутав что-то с английскими временами.
Ещё с полминуты он пытался объяснить, что у меня может быть трещина в бедре. Следующие пять минут, когда мы ехали в противоположную сторону от университета искусств, где располагалось моё пристанище, я не оставляла попыток уговорить его изменить своё решение, но он казался непреклонным. Возможно, за собранностью и внешним равнодушием этот человек действительно переживал за моё здоровье. Остановившись возле больницы, он без разговоров вышел из машины, обошел её и открыл дверь, протянув мне руку.
— Ачжощи, всё нормально! Я не хочу в больницу! — не зная, как к нему обратиться, сказала я, заметив, как при слове «ачжощи» дёрнулся его глаз. — Серьёзно, со мной всё в порядке, я просто хочу поехать обратно на Кёнсондэ. Я могу взять такси, но в больницу не пойду, — на удивление быстро сообразила на его родном языке.
Недовольно сложив руки на груди, я надула губы и вперила взгляд в бардачок, будто это он был виноват в моей сегодняшней неудаче. Негромкий басовитый смех заставил меня удивлённо повернуться и наблюдать веселье на лице мужчины, а так же ряд идеально ровных белоснежных зубов. Я не знала почему, но у большей половины встреченных мною корейцев были ровные выбеленные зубы. То ли от природы, то ли они прибегали к помощи стоматологов. Хотя удивляться было нечему — насколько я успела понять, мужская половина нации ничуть не реже заглядывала в зеркало, нежели женская, а этому мужчине и вовсе больше всего подходил эпитет “холёный”. Подтянутый и стройный, среднего для европейца роста, он наверняка был высоким в Корее. Не знаю, прибегал ли он к пластическим операциям, (в Корее это считается нормой), да ещё имея для этого средства,
однако он был достаточно симпатичным. Вопрос о его возрасте всё так же не давал мне покоя.— Утчжи ма… сейо, — понуро попросила я не смеяться надо мной, с замедлением успев добавить вежливое окончание фразе, ведь спутник был гораздо старше меня.
Сказав что-то на корейском, по интонации показавшимся мне не слишком обидной, скорее, шуточной, шпилькой, он спокойно закрыл дверь машины и вернулся на водительское место. Не знаю, что так повлияло на меня, наверное, его смех, но сейчас я уже смотрела на него иначе, чем на сбившего меня человека. Лёгкая полуулыбка так и осталась на его губах. Мы отъехали от больницы и отправились в обратную сторону по названному мною адресу — к Пицца Хату. Краем глаза я заметила, что на безымянном пальце его левой руки белеет след отсутствующего кольца. В голову стали прокрадываться некие подозрения… Вечер пятницы, Кёнсондэ — студенческий район, где много молодёжи, конкретно, девушек… Дорогая тачка, приятный парфюм, аккуратно уложенные волосы… Кто знает, наверное, я нарушила его планы. Корейцы уже не раз удивляли меня своей раскованностью, проявляющейся по ночам в людных местах. Оборотни. Днём они действительно казались скромнее. Однажды малочисленная мужская часть группы в количестве двух человек оставила нас ночью на пляже и срулила в магазин за горячительным. Около нашего лежака чуть ли очередь не образовалась. Молодые люди интересовались, не хотим ли мы с ними выпить…
— Кажется, нам надо было проехать чуть дальше, — заметила я, когда машина повернула влево, не доехав до нужного поворота.
Но тут BMW остановилась в небольшом закуточке возле вывески одной из кофеен, заставив меня удивлённо посмотреть на водителя, который, не сказав ни слова, видимо, посчитав это бесполезным в виду моей неспособности сразу воспринимать иностранную речь, вышел из машины. Я даже не успела его окликнуть, подумала, что он галантно откроет мою дверь и снова протянет руку. Не тут-то было, но и соседнее кафе он обошёл стороной, скрывшись за поворотом и оставив меня одну. Беспардонно потыкав чужую магнитолу, я включила сиди-проигрыватель и наткнулась на одну из любимых корейских песен. Певца звали Им Чже Бом, нечто сродни нашему Лепсу, но с голосом слегка помягче, не считая того, что в микрофон поорать он любил примерно так же. Подвывая себе под нос, пытаясь угадывать корейскую речь, я начала покачивать головой в такт музыке, пока взгляд случайно не зацепил стоящего возле моей двери мужчину, чьё появление заставило меня вздрогнуть от неожиданности. Он снова надо мной смеялся.
— Вам нравится Им Чже Бом? — с улыбкой спросил он, предложив мне выйти из машины, и из принесённого с собой пакетика извлёк коробочку с пластырем, заботливо предложив его мне.
Руки не слушались, скорее из-за чувства неловкости, что меня поймали на месте преступления, нежели из-за боли. Наклеив поочередно на каждую ладонь пластырь, он предложил зайти в кафе на чашку кофе, тем самым обещая расплатиться за причиненный здоровью ущерб. И в этот раз он был непреклонен, и заверения в том, что в Пицца Хате я съела столько, что даже кофе не полезет, не помогли. Пытаясь не хромать, чтобы он не дай Бог подумал, будто я давлю на жалость, пока мы добирались на второй этаж до кофейни, на самом деле я не могла избавиться от чувства, что подобная забота, выражавшаяся в лёгких прикосновениях, поддержки под руку, была мне приятна. Иногда здорово почувствовать себя израненной ланью, за которой бережно ухаживают, хотя я поймала себя на мысли, что, как правило, такая забота заставляет чувствовать себя неуютно, вплоть до неприятия. Я не гордячка, скорее, тупица, коих множество, и всё-то мы пытаемся перенести стойко, никогда не жалуемся и не плачем, нам проще избегать лишних взглядов, забиваясь в укромный угол, делая грусть и боль незаметной для окружающих. Нет, лошадь на скаку в горящей избе я ещё не останавливала…
Наверное, подобная самостоятельность — на деле элементарная глупость и утаённое желание, чтобы хоть кто-то понял истинность внутренних чувств. Что, несмотря на все отговорки, уверенность в собственных силах, даже русской бабе требуется чуткое плечо. Ну, просто убиться, какая лирика! Слава Богу, что он не заметил моей усмешки. Корея меня меняет? Мне приятна помощь? Нет, это лёгкое помешательство, может, при падении, я случайно натёрла асфальтом мозг.
Я тупо пялилась в меню (там, на удивление, не было ни одной английской буквы, а на хангыле мне было читать лень) и осторожно поглядывала на сидящего с прямой спиной спутника, листавшего страницы с видом непревзойдённого достоинства. Характеристика «аристократ хренов», осталась невысказанной где-то глубоко в потаённых уголках моей русской души. Сама же я наверняка выглядела серой мышью, скукожившейся, стеснённой, пускай так, главное, чтобы из меня наружу не полезло всё то… что лезет обычно.