Кориш
Шрифт:
— Вот интересно! Чего только нет на свете! — воскликнул Кориш. — Хорошо бы самому посмотреть на кита...
— Кориш, Кориш! — закричал Сергей. — Гляди, у тебя рыба кит клюнула! Тяни скорей, тяни!
Кориш схватился за удочку, дёрнул, и на берегу в зелёной траве, сверкнув на солнце серебряной чешуёй, забился полуфунтовый окунь.
— Вот это да! — закричали ребята. — Твоё счастье, Кориш. Гляди, какого здорового окуня вытащил.
Кориш снял окуня с крючка, положил его в ведёрко к Васлию, потом снова нацепил черви и забросил удочку на середину речки.
— Окунь сам маленький, не то что кит, — сказал Сергей, — а глотка у него ненасытная.
—
— А что такое «буржуй»? — спросил Кориш.
— Буржуй?.. Это... Буржуй — это жадный богатый человек, который живёт за счёт других людей. Сам он работать ох как не любит, только жрёт и старается ещё больше разбогатеть.
— Васлий, а в нашей деревне есть буржуй? — спросил Павыл.
— Есть, — ответил Васлий. — Вот торговец Ондрий и Коришев дядька Пётр — буржуй. У дяди Петра в прежнее время мельница была и земли много. Он каждое лето батраков нанимал. А Ондрий давал товары в долг, а потом у людей за долги последнее отбирал. В деревне такие богачи называются кулаками.
— Откуда ты всё это узнал? — снова спросил Кориш.
— В школе и в пионерском отряде, — степенно ответил Васлий. — Там у нас вожатые — комсомольцы, они обо всём рассказывают, всё объясняют...
— Эй, Павыл, Кориш! — крикнул Сергей. — Смотрите, у вас «буржуи» клюют!
Павыл и Кориш вытянули ещё двух маленьких окуней...
Хорошо в ясный летний день возле речки. Время идёт незаметно: хочешь — уди рыбу, не хочешь — лежи просто так и разговаривай. Так и сидят ребята у речки, пока не проголодаются.
С каждым часом всё сильнее и сильнее припекает солнце. Изредка прошумит в кустах тёплый ветерок и колыхнёт поблёскивающую на солнце листву. Куда-то вдаль плывут по ясному голубому небу лёгкие сверкающие облачка. Теплынь, тишина...
— Кориш! Кори-иш! — вдруг послышался со стороны деревни резкий крик. — Куда ты запропастился, чертёнок? Куда убежал, негодник?
Кориша как будто окатили ведром холодной воды. Он узнал голос тётки Оляны, вздрогнул и выронил из рук удочку. Тревожно забилось сердечко... Кориш побежал к своим гусям, но гусей на месте не оказалось. Мальчик заметался по берегу — гусей нигде не было...
Высокая тощая тётка Оляна бежала с горы, размахивая вожжами. Кориш уже ясно видел её острый нос и злые глаза.
— Спишь, чёртово дитя! Где гуси? Где гуси, спрашиваю! — громко кричала, брызжа слюной, разъярённая тётка Оляна. — Погоди, дьявол, дождёшься ты у меня берёзовой каши. Тебя кормишь-поишь, одеваешь-обуваешь — и всё зря, только хлеба перевод. Чтоб тебя черти сонного в овраг утащили!
Кориш, дрожа всем телом, подошёл к тётке. Тётка Оляна несколько мгновений молча сверлила Кориша глазами, потом подняла вожжи и с остервенением стегнула его по лицу. Кориш упал на траву, сжался, как котёнок, и заплакал. Тётка Оляна, ругаясь, пнула его ногой в бок и пошла искать гусей.
Когда тётка ушла, Кориш поднялся и медленно побрёл в деревню. Осторожно, стараясь не шуметь, он открыл дверь и вошёл в избу.
Дома обедали. Густой запах молочной лапши ударил мальчику в нос. Кориш снова почувствовал, что голоден.
Семья у дяди Петра невелика; кроме Кориша, всего пять человек: сам дядя Пётр, тётка Оляна, их взрослый сын Микал, младший — Йыван и жена Микала — Начий. Йыван был любимцем тётки Оляны, мамкин баловень, лентяй и неженка, ему всё позволялось. Зато на долю Кориша доставались только ругань, тычки и затрещины.
Он был в доме дяди Петра тем, кого в марийской поговорке называют костью, которая не влезает в котёл.Одна Начий жалела сироту.
— Иди, Кориш, садись за стол, — сказала она, увидев вошедшего Кориша.
— Потом пожрёт, ничего с ним не случится, — проворчал дядя Пётр, бородатый старик со злым лицом. — Чай, не с работы пришёл.
— Не упрекайте мальчонку, отец, мал он ещё для работы...
— Ну, ты... Тоже заступница нашлась! — прикрикнул дядя на сноху.
Начий ничего не ответила, молча налила Коришу лапши в отдельную миску и поставила на стол. Кориш взял ложку и начал хлебать. Не успел он проглотить и трёх ложек, как растворилась дверь, и на пороге показалась тётка Оляна.
— Ах ты, дармоед! — закричала она с порога. — Скорее жрать сел, чтоб тебе подохнуть! Проспал гусей, а теперь жрёт, как опкын[1]!
Кориш подавился, бросил ложку на стол и, горько рыдая, выбежал во двор.
...За домом, в березняке, у дяди Петра стоял амбар, за амбаром было укромное местечко. Там Кориш построил себе из прутьев и соломы тесный шалаш. Когда у него случалось какое-нибудь горе, когда уж очень сильно тётка Оляна и дядя Пётр били и ругали его, Кориш спасался в своём шалаше. Летом здесь было прохладно, в холодные весенние и осенние дни — тепло. Залезет Кориш в своё тесное гнездо, выплачется, и легче станет. Потом зароется, бедняга, в сено и заснёт…
ОТЕЦ И МАТЬ
Это было давно, и Кориш знал об этом только по рассказам людей...
У деда Семёна было два сына: старший — Пётр, младший — Йогор. Пётр всё время жил при отце, а Йогора забрали в четырнадцатом году на германскую войну, и он воевал почти три года, до самой революции. Только в семнадцатом Йогор вернулся домой и вскоре женился.
Молодые поселились у деда Семёна. Но не прожили они и полугода, как дед Семён стал гнать сына.
— Забирай свою красавицу, и ступайте отсюда, — сказал дед Семён Йогору. — Живите как знаете. Дам я вам старую баньку — почините под дом... Ну, ещё берите сараюшку. Больше ничего с меня не спрашивай, всё равно не дам, потому что нету тут ничего тобой заработанного. Это мы с Петром хребет гнули, пока ты в армии служил. А вы с женой молодые — проживёте. Глядишь, и разбогатеете...
Йогор не пал духом и не повесил голову. Ушли они с женой в старую баньку и стали жить своим домом.
Молодые дружно взялись за работу. Собрав урожай на своей полоске, нанимались к людям. Зимой Йогор уходил на заработки в город, жена как могла подрабатывала в деревне: ходила к соседям молотить, пряла, вышивала.
И вот однажды ранней весной Йогор вернулся из города с купленной лошадью. Потом отстроили дом, поставили сарай и мало-помалу стали жить не хуже людей.
Молодая жена родила Йогору белоголовую девочку Ануш и ожидала второго ребёнка.
В 1919 году Йогора призвали в Красную Армию. Он собрался не мешкая и на прощание сказал жене:
— Теперь, Олюш, время такое — надо идти воевать, потому что воюем мы не за царя и богачей, а за трудовой народ и советскую власть, за то, чтобы мы хорошо жили... — Йогор обнял жену и добавил: — Смотри хорошенько за дочкой и не слушай тёмных деревенских бабок...
После того как ушёл Йогор, жена вскоре получила от него три письма — и всё. И больше не было о нём никаких известий: пропал, как в воду канул.