Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 1

– Чего вам? – Скороговоркой добавила: - Есть борщ, котлеты, картошка жареная, салат из капусты, компот, чай, блины.

Владимир не знал, что он сможет съесть в таких условиях, опасаясь, что еда будет под стать обстановке, хотя выбирать-то было не из чего.

– Дайте нам картошку, - решил, поколебавшись, - по две котлеты, по два стакана компота и блины. Они с чем?

– Блины как блины. С маслом, - сердито ответила официантка.

– Давайте.

– Водки дать?

– Нет, что вы! Я же с сыном.

– Как хочешь. Я ж тебе предлагаю, а не сыну. Будешь? – настаивала искусительница со смазанным животом.

– Нет-нет, не надо, - решительно отказался Владимир.

Она, недовольная, ушла на кухню и довольно быстро вернулась с заказом. Как ни странно, еда оказалась вкусной и чистой. Если бы не мухи, было бы совсем терпимо. Ели алюминиевыми ложками из алюминиевых мисок. Витя съел котлету, поковырялся в картошке и выпил оба стакана компота, оставив на дне нетронутыми чёрные сухофрукты. «И то хорошо!» - решил Владимир.

– Поел? Ещё хочешь? – спросил он у сына.

– Да. Нет, - коротко ответил тот в последовательности заданных вопросов.

– Тогда пойдём к поезду.

Владимир расплатился с официанткой, оставив ей сдачу на чай и не получив благодарности, и они вышли на свежий воздух. В привокзалье ожидающих стало ещё больше. Сгрудившись, они занимали всю околовокзальную часть площади, готовые при первом гудке ринуться на штурм вагонов. Сидели на чём можно: и на чемоданах, и на мешках, и прямо на земле, подстелив тряпки и мешки, а то и так. Сухая, пересушенная земля не приставала к одежде. Владимир с Виктором шли по краю сидящих по направлению ко входу в вокзал. Оставалось всего-то с сотню метров, а подходящей версии появления с малышом так и не находилось.

Занятый нерешённой проблемой Владимир и не заметил, как и откуда перед ними вдруг появилась девчушка, примерно однолетка с Витей, с белокурыми локонами чуть ниже плечиков и такими ясными и сияющими голубыми глазами под пушистыми ресницами, что показалось, будто ангел спустился к ним. Впечатление усиливала большая жёлтая груша с крохотными капельками холодной воды или божьей росы на глянцевитой кожуре. Девочка протягивала грушу Вите, а тот, насупившись, смотрел на оба чуда недоверчиво, не решаясь дотронуться до неожиданного дара. Владимир подивился неземной красоте девочки, одетой, как нарочно, в голубое платьице с крупными белыми горохами и в жёлтые туфельки с белыми носочками, и, уже ища, откуда она взялась, невольно произнёс вслух запоздало:

– Красавица!

Запоздало потому, что сказал это, когда глаза его ушли от девочки и встретились со встречным взглядом матери, сидящей невдалеке на краю большого чемодана и очень похожей на свою дочь и локонами, и глазами, и приветливостью, что излучали обе, даря людям радость своей внешностью. Молодая женщина, возможно чуть старше Владимира, услышав его восклицание, нечаянно направленное к ней, лукаво переспросила:

– Это вы обо мне?

Он смутился на миг, не поняв ещё, кто же красивее, мать или дочь, и как это все вокруг не замечают этого, занятые суетой.

– Нет… то есть, извините… Я, собственно, о дочери… Но и вы…

Он нащупал, наконец, выход:

– … похожи очень на дочь.

Она засмеялась, оценив его приятную сообразительность. Голос у неё оказался неожиданно глуховатым, грудным и мягким, о таком часто говорят «бархатистый».

– Спасибо, - поблагодарила и объяснила поступок дочери, а вернее свой: А мы видим с дочкой: идут двое чем-то сильно расстроенных мужчин, может быть, даже поссорившихся, вот и решили поправить маленькому настроение. День-то сегодня какой хороший, правда?

– Я бы этого не сказал, - признался Владимир. Для него день был одним из самых ужасных, и он ещё не кончился. Неужели конец дня будет другим? Должен же Бог сменить свой гнев на милость, он же ведь Бог.

– А где же ваша… - начала было женщина, но Владимир быстро приложил палец вертикально к губам, призывая и жестом, и глазами к молчанию, к табу на её невысказанный, но угаданный вопрос. И она поняла и изменила окончание вопроса: -…ваши вещи?

Он поблагодарил её глазами, кивнул на плечевой мешок, ответил, выводя из неудачного любопытства:

– Вот всё. По-солдатски. Вы тоже едете?

Ясно было, что тоже ждут поезда, не на прогулке же с чемоданами ради хорошего настроения в хороший для них день. А спросил, невольно продолжая несуразно начатый разговор.

– Попытаемся, - услышал неуверенный ответ. – Народу столько собралось, что не знаю, удастся ли нам с Алёнушкой втиснуться в какой-нибудь тамбур. И вещей у нас много не по-солдатски.

Она снова мягко рассмеялась, обозначив на слегка продолговатом лице чуть видимые и притягивающие взгляд ямочки, потом обратилась к мальчику:

– Тебя как зовут, солдат?

Тот наклонил, набычил голову и глухо ответил:

– Витя.

– Славное имя! Возьми, Витя, грушу у Алёны, кушай на здоровье. – Она по-женски взяла инициативу в свои руки. – Иди сюда, садись рядом на чемодан. И Алёнушка тоже.

Тут же обратилась к Владимиру, объясняя своё вмешательство:

– Пусть посидит, отдохнёт, да и неудобно есть на ходу. Не возражаете?

Владимир был только рад:

– Да нет, конечно. Пусть. Вы так добры к нам.

И снова она чуть слышно удовлетворённо засмеялась, усаживая детей.

– Ну, что вы! Погодите, - пригрозила. – Быть может, я что-нибудь выгадываю от доброты своей, а вам и невдомёк. – Добавила, повернувшись: - А вам сидеть не на чем.

– Я постою рядом, - быстро ответил Владимир, и без того стеснённый её неожиданным вниманием.

– И я с вами, а то неудобно как-то, - поднялась мама-красавица.

– Сидите, сидите, - возражал Владимир.

Но она уже встала рядом и будто обдала жаром своего крупного настоящего женского тела с высокой грудью, широкими бёдрами и полными загорелыми ногами и руками. Да и ростом её бог не обидел: была всего-то на полголовы ниже Владимира. Они и не подозревали, что их ауры уже объединились, найдя гармонию, да и не могло быть иначе между двумя такими красивыми и цельными людьми. Сопротивлялся разум, не видя ещё никаких путей к объединению, сопротивлялся невольно, натыкаясь на обстоятельства, отвлечённый в обыденное, удерживающее обоих, хотя они этого и не подозревали.

– А я ведь и вправду стараюсь выгадать, - раскрывала секрет внимания женщина. – И про вещи спросила не зря.

Чуть помолчала и решительно выложила свою выгоду:

– Вы нам не поможете сесть в поезд? А то у меня два чемодана, один – совсем громадный, сумка да ещё Алёнушка. Поможете?

Оказывается, ангел с грушей был подделкой. После её признания сразу стало легче, проще в общении. Он почувствовал обычную женщину, а не богиню, женщину себе на уме, с целенаправленной волей и потаённым земным обаянием, которому приятно подчиниться. В ней была не только красота оболочки, но и обычная бабья немощь перед обстоятельствами, которые она привычно, как все, преодолевала через навязывание своей слабости выбранному для этого мужчине. Теперь с ней можно было говорить на равных. И сразу как озарило! Вот выход! Всё же они обе – божьи посланницы!