Корни и побеги (Изгой). Роман. Книга 3

Снова выпили, почти не закусывая, ни за что, а просто так, потому что водка была.

– Я сваливаю отсюда до весны. Кучкуйтесь вокруг Фингала; если что, и Марина поможет. Желающие могут уйти под Пономаря, но предупреждаю: поставит на мокруху, оберегая своих.

– Пономарь? – переспросил неожиданно для себя изрядно захмелевший Владимир, услышав знакомое прозвище.

Бунчук подозрительно уставился на него.

– И его знаешь?

– Нет, - быстро отказался известный всему уголовному миру золотопродавец. – Я шофёром работаю, вожу грузы и для центральной торговой базы, а там сторожем работает ревматик, бывший пономарь, большой знаток и любитель травяного чая.

Хозяин преступного вертепа не заинтересовался услышанным, налил себе ещё водки, выпил и, жёстко глядя в повлажневшие и подобревшие глаза Владимира, предупредил:

– Мы тебя не знаем, ты нас не видел, ясно?

Невольному гостю ничего не оставалось, как только охотно кивнуть отяжелевшей головой и подтвердить словами:

– Ясно. Так оно и есть.

– А этот? – Бунчук качнул головой в направлении Сашки, прислонившегося к стене.

– Ручаюсь, - чуть не перекрестился Владимир, - к тому же он завтра уезжает надолго.

– Лады, - одобрил осторожный вожак. – Уходим по двое. Первыми – чужие. – Подумал и добавил: - Марина, одевайся, пойдёшь с ними и подальше.

– Мне ещё рано, - попробовала возразить женщина.

– Одевайся. И побыстрее. Выйдем, - позвал Владимира.

Вышли в кухню, до предела захламлённую и грязную.

– Мы не сами стали такими - нас вынудили, - объяснил Бунчук, переквалифицировавшийся в уголовника. Здесь все – фронтовики с изломанной властями судьбой. Нам не нашлось места на коммунистическом ковчеге, но мы, барахтаясь за бортом, ещё наделаем дырок в разваливающейся посудине с НКВД-шной командой и усатым капитаном. Жизнь человеческая всё убывает в цене…

«Естественно», - подумал Владимир, опять вспомнив теорию Сашки. – «С каждым часом, днём, годом убывает, разрушаясь, электромагнитное поле Земли, подаренное Солнцем и затрачиваемое на поддержание жизни, а вместе с ним убывает и биополе человека, и, значит, ослабевает связь гомо сапиенса с природой и Богом».

– …казалось бы: уймись, поимей надёжную ксиву, ложись где-нибудь на дно и не шебути напрасно. Не могу. Такое впечатление, что каждый раздвоён: хочет, но не может жить в равновесии, выискивая аномальные условия для существования.

Неугомонный разведчик, не раз окунавшийся и в воду, и в пламя, смущённо улыбнулся.

– Попробую в эту зиму найти Катрин, может, тогда успокоюсь.

– Разве она не в Берлине?

– Нет. За связь со мною её вместе с нашими женщинами, работавшими у немцев в прислугах, запихнули в товарняк и увезли куда-то за Урал на поселение. Когда я вернулся, дом был пуст и разграблен солдатнёй, расписавшей стены матерщиной.

– Искать её – всё равно, что иголку в стоге сена.

– Знаю. Но иначе не могу. Совесть ноет. Буду искать, пока не попадусь.

В кухню заглянул сделавший своё дело посредник.

– Я пойду?

– Вот с кем и подадимся до Челябинска, а оттуда я – на холодный восток, а он – на тёплый юг. Шнырь у нас, что перелётная птица.

Какая-то нужная мысль засвербила в мозгу Владимира, никак не выкристаллизовываясь полностью. Пришлось напрячься, и вдруг осенило, даже хмель пропал.

– Он Оренбург знает?

– Шнырь, ты в Оренбурге бывал?

– Был раз, - ответил малолетний перелётный урка, обрадовав Владимира. – Пыльный, холодный и голодный городишко. Я – в Ташкент.

– Можно дать ему поручение? – с надеждой спросил разрешения Владимир у хозяина преступных душ.

– Договаривайтесь сами, - позволил Бунчук и подал на прощанье руку. – Бывай. Может, когда-нибудь встретимся, - и ушёл к своим.

– Слушай, - обратился Владимир к Шнырю, - у меня к тебе дело есть. Приходи часа через два, - он назвал свой адрес и объяснил, как добраться, - там и договоримся. Получишь такие же часы, как я принёс. Придёшь?

– Замётано. Только учти: завтра мы отваливаем с Бунчем.

– Знаю.

Вышли Марина с Сашкой.

– Потопали, кавалеры, - с улыбкой предложила дама, совершенно не похожая на любовницу уркагана. Одета она была в лёгкое летнее пальто неброского светло-серого цвета и редкие ещё, но входящие в моду, остроносые чёрные лакированные ботинки на высоком каблуке. По-свойски подхватила Владимира, а Сашка поплёлся шагов на пять сзади.

– Марина, - неуверенно, стесняясь своего затрапезного вида и респектабельной спутницы, попросил Владимир, - нам еды надо какой-нибудь на базаре взять, - надеясь, что сопровождение на том и закончится. Но нет: Марина, очевидно, помнила распоряжение Бунчука, да и самой захотелось сделать что-нибудь хорошее для Володички, подарившего замечательное колечко.

– Ничего не надо покупать. Пойдём ко мне в ресторан, я вас всем отоварю. И без возражений, а то обижусь.

Пришлось смириться. Сашка, очевидно, поражённый знакомством друга с уголовниками, молчал, не вмешиваясь.

– Где живёшь? – спросил Владимир, налаживая дежурный разговор, чтобы как-то ослабить возникшее тройственное напряжение.

– Всё там же – у тёти Маши с дядей Лёшей, - Марине явно мешал плетущийся сзади угрюмый напарник. – Хочешь зайти?

Пойманный в западню Володичка засмущался.

– Я редко ночую дома, - соврал, - всё в дальних рейсах. Завтра уезжаю на юг.

– Приходи сегодня. Правда, мы договорились с Бунчуком провести последний вечер вместе, но если ты скажешь, я не пойду. В ресторане познакомились – щедрый мужик.

– Нет, - отказался от жертвы Владимир, - так нельзя. Тем более что и у меня сегодня вечер занят – день рождения у хозяина, для этого и продукты нужны.

– Тебе не хочется со мной встречаться?

Он не знал, как необидно ответить, и надо ли.

– Ты знаешь, мне не нравится твоя разгульная жизнь.

– Тебя она не касается, - обидчиво отрезала бывшая подруга, отвергшая любовь ради наживы, - я не собираюсь за тебя замуж, а как девчонка упрашиваю о единственной встрече. Ни от кого ничего не убудет.

– Я так не могу, - снова отказался не в меру щепетильный парень.

– Ну и чёрт с тобой! – Марина вырвала руку и ускорила шаг. – Дурнем был, дурнем и помрёшь. Скоро у меня будут деньги на дом, тогда и в монахини можно. Монашка подыщу, пойдёшь?