Корни Иггдрасиля
Шрифт:
— Объявляю, — сказал он, — что это я нанес раны Гьяввальду, дружиннику Магнуса конунга, если он ранен, и я убил его, если он убит. Готовым-к-Убийству звался я утром, а вечером, надеюсь, буду зваться Необреченным.
Затем они пристали к берегу у Бакки и Гисл бежал на сушу. Тут в городе затрубили и бросились искать его на кораблях и на суше. Его нашли в мелких зарослях и отвели в город. Конунговы люди обвинили Торстейна в том, что он перевез Гисла через реку, и сказали, что он де также заслуживает смерти. Тогда Гисл сказал:
— Не обвиняйте его в том, в чем нет его вины.
Проходя мимо Торстейна, Гисл подхватил его. Тот был настолько мал ростом, что едва доставал ему до подмышек. Гисл подбросил его вверх одной рукой и сказал:
— Судите сами, — говорит он, — мог ли этот
Они так и сделали и сказали, что Гисл говорил хорошо и как подобает мужу.
Гисла заключили в оковы, которые повелел изготовить Харальд конунг сын Сигурда, и никому еще не удавалось из них освободиться. Он сидел в подземелье под надзором одной женщины. В городе тогда собралось множество народу. Там было три исландских корабля. Одним правил Тейт, сын Гицура епископа; был там также Ион Священник сын Эгмунда [507] , который потом стал епископом в Холаре. В городе было не меньше трех сотен исландцев.
507
Йон Священник сын Эгмунда— первый епископ в Холаре, на севере Исландии (1052–1121), впоследствии объявленный святым.
Магнус конунг был вне себя от ярости. Он сидел вместе с городским епископом; там находился и Ион Священник, он был другом епископа. Конунг сказал, что Гисл должен быть убит, и в этот момент колокол возвестил о начале праздника. Конунг сказал;
— Как, уже третий час? Взгляните-ка на солнце!
Так и сделали, и оказалось, что было только начало третьего часа [508] . Епископ сказал:
— Государь, хоть этот человек и содеял немалое, по случаю праздника ему бы следовало даровать пощаду.
508
Началом праздника считался его канун стрех часов пополудни («нон»); здесь колокол звонит раньше времени.
Конунг сказал:
— Это ваша уловка, однако вы рассудили против моей воли.
— Вовсе нет, государь, — говорит епископ, — вам решать, как с ним поступить.
Затем собрались исландцы. Там было много родичей и друзей Гисла; они обсуждали это дело и советовались, что предпринять. Они были в большом затруднении и так ни о чем и не договорились.
III
Наступило воскресенье, и конунгу передали, что Гьяввальд хотел бы с ним увидеться. Конунг пришел к нему. Гьяввальд сказал:
— Я хочу, государь, привести в порядок мои дела, потому что не знаю, сколько мне еще отпущено времени. Я хотел просить вас даровать Гислу пощаду. Он храбро отомстил за своего отца.
— Не стоит на это рассчитывать, — говорит конунг. Гьяввальд сказал:
— Ты знаешь, конунг, что я долгое время следовал за тобой повсюду и не раз рисковал своей жизнью ради твоей. Я всегда с готовностью выполнял все поручения, какие ты на меня возлагал, хороши они были или плохи, и теперь, может статься, это наша последняя встреча. Я уже беседовал со священниками и поведал им о своих делах, и причастился. Они говорят, что я смогу заслужить спасение, если прощу то зло, которое причинили мне. И я ожидаю, государь, что ты не станешь преграждать мне путь в царствие небесное тем, что предашь смерти этого человека.
— Будь по-твоему, — говорит конунг. Он ушел, а Гьяввальд вскоре умер.
IV
В понедельник рано поутру исландцы держали совет. Тейт сказал:
— Не много нам чести, если наш земляк и достойный собрат будет убит, однако все мы видим, что любой, кто ввяжется в это дело, рискует и жизнью своей, и имуществом. Предоставим конунгу решать, и если не удастся сохранить жизнь этому человеку, то пускай и мы все умрем,
а нет — так всем будет дарована пощада. Мы должны выбрать своего вожака и слушаться его.Они все высказались за то, чтобы он стал их предводителем, а они будут следовать его советам. Он сказал:
— В таком случае вы все должны поклясться мне в том, что не станете жалеть ни себя, ни своего добра ради того, что я сочту нужным предпринять в этом деле.
Они так и сделали.
Потом они пошли в баню, и тут затрубили в рог. Тейт тотчас же выскочил из бани. Он был в рубахе и полотняных штанах, лоб ему обхватывал золотой шнурок, а поверх рубахи изнанкой наружу накинут был двуцветный плащ на сером меху, алый с коричневым.
Сбежались все исландцы, однако, когда трубят на сходку, всегда проходит какое-то время, прежде чем соберется народ. Тейт сказал:
— Пойдем не мешкая к дому, где сидит Гисл, чтобы подоспеть туда раньше конунговых людей.
Они двинулись по улице с большим шумом, а у той женщины окно как раз выходило на улицу. Она выбежала поглядеть и сказала Гислу:
— Большое несчастье, что ты здесь, потому что сюда идут люди конунга.
Гисл отвечает:
— Не будем из-за этого горевать, хозяйка. Он сказал тогда такую вису:
Вешать нос до срока скальд не станет, — сталью ноги нам нагреют — хоть сулят расправу. Смерть не диво, дева, древо сечи [509] хочет подвиг свой восславить висой напоследок.Тут они принялись рубить дверь, и она с треском разлетелась. Люди увидели, что Гисл слегка шевельнулся. Тейт сбил с него оковы, взял его в свой отряд и они отправились на сходку. А навстречу им шел Сони Предводитель Гостей [510] . Он шел забрать Гисла. Он сказал:
509
Древо сени— воин.
510
Гостями называли слуг короля, которые получали вдвое меньше, чем дружинники, и использовались в основном как посланцы или для выполнения опасных поручений.
— Вы, исландцы, не теряли времени даром. Сдается мне, что вы решили сами вершить суд над этим человеком. Но конунг и его люди хорошо помнят, что вы натворили нынче утром, а Магнус конунг не прощал и меньших оскорблений, чем убийство его дружинника этим салоедом.
V
Когда начался тинг, первым поднялся Сигурд Шерстяная Нитка. Он сказал:
— Я полагаю, большинству присутствующих известно, что убит наш товарищ по оружию, Гьяввальд. Приехал из Исландии человек с обвинением против него, но не стал требовать себе возмещения, как поступают другие, а взял и убил его. Нам, людям конунга, кажется, что иные считают пустяком перебить по одному всех конунговых дружинников. Может статься, со временем они так расхрабрятся, что и с самим конунгом будут считаться не больше, чем с другими. То, что здесь произошло, — большой позор и заслуживает жестокой кары, и это дело не поправить, даже если за одного нашего человека убить десятерых исландцев и так наказать их за дерзость, чтобы им впредь неповадно было захватывать людей, находящихся во власти конунга.
И он умолк. Тогда встал Тейт, сын епископа, и сказал:
— Не разрешит ли конунг теперь мне взять слово?
Конунг спросил у человека, стоявшего рядом:
— Кто этот человек?
Тот отвечает:
— Государь, это Тейт, сын епископа.
Конунг сказал Тейту:
— Ни в коем случае не разрешу я тебе говорить, потому что от твоих речей не приходится ждать ничего хорошего, и ты заслужил, чтобы тебе отрезали язык.
Тогда встал Ион Священник, сын Эгмунда, и сказал: