Корни. О сплетеньях жизни и семейных тайнах
Шрифт:
Что-то она недоговаривает, – подумала я.
фейсбук [3]
NPE – это сокращение для NON-PATERNITY EVENT, что значит «незаконнорожденность». Одна из кривых дорожек, на которую может завести вас жизнь. И вот я оказалась в компании людей, совершивших случайное открытие, среди тех, кто с трудом пытается устоять на ставшей вдруг зыбкой почве.
Группа DNA NPE Friends, рекомендующая себя как «лучший из клубов, куда вы предпочли бы не вступать», предусматривает онлайн-анкетирование для кандидатов, и первый вопрос звучит так: Какой
3
Компания Meta Platforms Inc., владеющая социальными сетями Facebook и Instagram, по решению суда от 21.03.2022 признана экстремистской организацией, ее деятельность на территории России запрещена.
Для того чтобы присоединиться к этой закрытой группе в фейсбуке, надо было пройти много этапов и в завершение пообещать не делиться постами и не разглашать имена членов сообщества, насчитывающего 8000 человек. «Позвольте мне ознакомить вас с некоторыми терминами и правилами, – сказал модератор. – BF (Bio Father) – биологический отец; BCF (Birth Certificate Father) – отец, указанный в свидетельстве о рождении; HS и HB (Half Sister и Half Brother) – брат и сестра по матери или по отцу. DC (Donor Conceived) – зачатый с использованием донорского материала… Мы не используем нецензурную лексику и допускаем только продуманные и сочувственные посты. Советы вроде „забей на всё это“ у нас не приняты». После чего вход наконец открылся. Появился приветственный пост с моим именем на фоне розовых сердечек.
Каждый вновь прибывший перепевал примерно одно и то же. Генетическая бомба. Никогда в жизни. Не могу отогнать эту мысль. Земля уходит из-под ног. Скажите мне, что с вами происходит то же самое…
Меня мгновенно накрыла лавина ответов и эмоциональных откликов, полетели искры солидарности и взаимосвязанности. Наши истории, словно вспыхивающие и мерцающие звезды, сигнализировали о готовности к контакту. Все они были похожи друг на друга. Мы попали сюда потому, что нас объединяли общая тема и одинаковые обстоятельства. Эмоциональная поддержка была незамедлительной и экспрессивной.
Кое-кто, разгадывая тайны ложного отцовства, пришел к неожиданным результатам. Женщина по имени С. впервые встретилась со своим единокровным братом, и этот день стал самым памятным в ее жизни. Мужчина Т. обнял единокровную сестру, о существовании которой до тех пор даже не подозревал. Верные всё той же теме неразрывных уз, обусловленных семейным «сходством», они сфотографировались в одинаковых футболках.
Но что делать тем, кто всё еще оставался в состоянии неопределенности, было неясно. Многие в течение долгих лет блуждали по генеалогическим переходам в поисках правды. Кого-то устраивал режим вечного расследования, своего рода бесконечная игра или не имеющая решения головоломка. Других бесперспективность этого занятия приводила в ужас. «Я не готова согласиться с тем, что моя биологическая отцовская линия – это линия незнания», – написала одна участница группы, поставив вместо точки плачущий смайлик. Ее тревожило то, что без недостающей первой главы ее биография становится неполноценной. А некоторые чудаки явно предпочитали неизвестность и, не будучи в силах отважиться на следующий шаг, отказывались от любых наводок.
Я выдержала всего несколько часов. Конгрегация никогда не представлялась мне комфортной средой. Столь бурное общение угнетало меня и повергало в смятение. Лишь иногда я заглядывала в группу посмотреть, не затихает ли поток поисковых запросов.
харли-стрит
Мама, конечно же, не разбиралась в общепринятых аббревиатурах
и обновленных терминах, которые могли бы упростить или хотя бы упорядочить повествование. За точные термины можно было бы держаться, как за перила. В ее же рассказе царила сумятица из приемных, больничных палат и отгороженных ширмами кроватей. В нем присутствовали врачи и инвазивные процедуры. Прозвучал вердикт о вероятном мужском бесплодии и невозможности так называемых «естественных путей» из-за осложнений после перенесенной в детстве свинки. Там фигурировали перепуганная женщина и ее муж, который шепотом успокаивал ее.В поисках новой информации я написала папиным единокровным братьям. Делиться новостью не хотелось. Не то чтобы я ожидала получить в ответ негативную реакцию. Мой страх был примитивнее: вдруг их отношение ко мне изменится? Пусть даже в самой малой степени, так что никто другой и не заметит, – я-то замечу. Оба ответили сразу с самой искренней поддержкой и тем самым развеяли все мои тревоги. «На наши чувства и любовь друг к другу это никак не влияет», – писал дядя А., самый младший папин брат. Дядя Р. ответил примерно так же: «Слегка шокирован, но, по сути, это ничего не меняет». Интересно, ему стало легче от того, что надо мной больше не висит якобы передающееся из поколения в поколение семейное проклятие – биологически предопределенный «злой рок»? Об этом он умолчал.
Вопрос о том, не припомнят ли они чего-либо не совсем обычного, так или иначе связанного с Харли-стрит, не вызвал быстрой реакции, однако позже, через несколько дней, мне снова написал дядя А. «Поразительно, что может осесть в памяти. Сегодня утром у меня появились кое-какие проблески идей. Не так уж много, но теперь я и правда припоминаю, как твой отец примерно тогда, в 1969-м, сказал мне: „Нам надо съездить в клинику, проверить, почему у нас нет детей“. Ровно так и сказал. Это я помню точно. О чем дальше шел разговор, что еще упоминалось, не могу вспомнить».
Я представила себе, какие драматические события, должно быть, разворачивались на Харли-стрит в те дни, когда мужское бесплодие считалось чем-то стыдным, зачастую скрывалось, мужчин обычно не обследовали. Теперь вроде всё очевидно: они пошли проверяться на предмет «бесплодия жены», а анализы показали, что у моей матери проблем как раз не было. Вот откуда это всё будет хорошо.
Так у меня возникло предположение, что я была зачата с использованием донорского материала.
За моим окном цвели магнолии и вишни, их лепестки засыпали дорогу и припаркованные машины, словно конфетти. Я пыталась мысленно нарисовать лицо незнакомого отца, чей образ вытеснял у меня из головы все прочие мысли, манил и отталкивал одновременно. Скорее всего, он был врачом-интерном, решила я, потому что читала о лондонских больницах 1960-х годов и о донорах, которые в большинстве случаев сами приносили свои пробирки в медицинские кабинеты, рассчитывая на оплату наличными и гарантии анонимности.
Начиная с 1950-х годов в лондонской клинике на Харли-стрит с использованием донорской спермы были зачаты тысячи человек. С двумя из них мне довелось познакомиться. Первый, кинорежиссер Б. из Торонто, установил личность своего плодовитого донора. Вторая, Дж., ученая из Англии, напала на след, но всё еще продолжала свои изыскания. Все мы пережили тот момент, когда сочиненная для нас история нашей жизни рассыпалась в прах. Я обратилась к ним за помощью, ведь они уже много лет живут с этими впечатлениями и последствиями такого опыта. Их горести и поиски запротоколированы и проанализированы. От них распространяются волны безопасности.
Живший поблизости Б. сел рядом со мной, в то время как я погибала под горами фактов, процентных долей и совпадений ДНК. Мы вместе перебрали троюродных братьев и сестер – Т. Лерман (совпадение ДНК на 2,23 %), К. Рубинштейн (совпадение ДНК на 2,41 %), Н. Розенберг (совпадение ДНК на 2,30 %)… Сплошные цифры! Неужели так и получались семьи в те годы? Мягкий юмор Б. помогал мне сохранять душевное равновесие. Его бодрость вселяла в меня надежду, что не вечно я буду болтаться призраком в настоящем над пропастью из прошлого.