Король призраков

Но затем меня посетило грустное осознание: возможно, боги не хотели, чтобы мой отец жил. Они не хотели, чтобы я исцелила его. Отец любил меня, но он также отправил Вайламорганалин в изгнание, когда она всего лишь поведала ему правду своего видения. Она была отправлена на смерть в подземельях, когда другой король также отверг её пророчество.

Вайла была отмечена богами, чтобы передать своё послание. За это её отвергли и убили. Теперь оба этих короля мертвы. Я не могла не почувствовать — и, хотя это было печально, — согласиться с тем, что в этом есть справедливость.

Мой муж и король не станет игнорировать богов. Как и я. Мы примем их наставления, ступая на этот новый путь вместе.

Я сжала руки брата, чтобы посмотреть ему в лицо, и морщила нос:

— Тебе нужен душ.

— Прости за мой неряшливый вид, сестра, но, кажется, я думал, что умираю ещё несколько минут назад, — улыбнулся он, и на его лице заиграл лёгкий румянец.

Я сжала его плечи, затем направилась к двери:

— Я попрошу приготовить для тебя ванну.

— А затем я отведу тебя к отцу.

Я остановилась у двери, обернувшись к нему. На его лице вновь появилось то строгое выражение, к которому я так привыкла.

— Прости, Уна. Если ты пострадала из-за меня, из-за моих ошибок.

Он всё ещё не понимал и не верил до конца, что я нахожусь именно там, где должна быть.

— Я не страдала от рук короля Голла. Можешь быть спокоен.

Он наконец улыбнулся, и я позволила ему собраться, чтобы попрощаться с отцом.

***

Я положила небольшой букет первоцветов на гробницу отца и долго стояла перед семейным склепом за дворцом. Голл находился рядом, позади меня, безмолвно, но поддерживающе.

Я выплакала все свои слёзы по отцу, вытирая их платком, который когда-то принадлежал матери Голла. Мой отец начал войну, которую не должен был начинать, но сделал это из любви к своей дочери. И, возможно, из-за своей гордыни и предвзятости. Он был не идеален. Но он был моим отцом, и я любила его.

Сумерки опустились. Полная луна ярко сияла, отражаясь на высоких башнях дворца. Здесь, в Валла Локкире, она всегда казалась ярче. Возможно, потому что здесь жили самые преданные поклонники Лумеры.

Знакомые звуки ночного Иссоса окружали меня. Вечерний жаворонок перекликался со своей парой мелодичным криком. В саду раздавались стрекот и жужжание сияющих синим светом мух-сики. А неподалёку слышались звуки самого Иссоса — смех у таверны, ржание лошади, грохот телеги по булыжной мостовой.

— Мне жаль, что мы не успели вовремя к твоему отцу, — тихо сказал Голл, подойдя ко мне и взяв меня за руку.

— Мне тоже. Но я это приняла, — ответила я, подняв на него взгляд. — Но я думала не об этом.

Он повернул меня к себе, нежно взяв за подбородок:

— Расскажи.

Я скользнула руками под его тяжёлый плащ и обвила его талию, прижавшись к нему всем телом:

— Я думала о том, как всё здесь, в Валла Локкире, кажется таким знакомым, но в то же время таким чужим.

Он провёл большим пальцем по моей скуле:

— Ты не так долго была вдали.

— Но всё изменилось. — Я улыбнулась, отметив в очередной раз, каким пристальным был его взгляд. Всегда эти драконьи глаза смотрели на меня с такой заботой. Не только со страстью, но и с нежностью. — Я скучаю по Нaкт Миру, — призналась я. — Я готова вернуться домой.

Его губы растянулись в улыбке, а моё сердце забилось быстрее, когда он наклонился ко мне.

— Домой, — прошептал он, едва касаясь моих губ. — Мне нравится слышать, как ты называешь Нaкт Мир своим домом.

— Теперь это мой дом, — призналась я. — Он напоминает мне о тебе. А там, где ты, там и мой дом.

Я обвила его ещё крепче, прижимаясь всем телом. Он мягко коснулся губами обнажённой полоски кожи над моим плащом.

— Не знаю, что я сделал, чтобы заслужить тебя, но боги пусть остерегаются, если они попытаются отнять тебя у меня.

— Тише, Голл. Они услышат тебя и сделают что-то ужасное.

Он тихо рассмеялся, его дыхание щекотало мою кожу. Я тоже засмеялась, а затем издала довольный звук, когда его горячие губы мягко провели вверх по моей шее.

— Ещё один день, чтобы провести его с твоим братом, а потом мы уедем.

— Теперь тебя заботит, чтобы я провела время с братом? — Я отступила, приподняв бровь.

— Как только я укрою тебя дома, ты не покинешь его ещё долгое время.

— И, кроме того, — добавил он серьёзным тоном, — у тебя есть ещё работа, которую нужно завершить.

— Да, — согласилась я, зная, что впереди нас ждёт долгий путь, прежде чем мы вернёмся к уюту Нaкт Мира. Эта мысль одновременно воодушевляла и утомляла.

Но у нас ещё была эта ночь.

— Пойдём, — сказала я, беря его за руку и ведя обратно ко дворцу. — Я хочу провести ночь в своих старых покоях.

— Мы будем спать?

Я оглянулась через плечо:

— Вряд ли.

Он поднял меня на руки:

— Показывай дорогу, моя Мизра.

Теперь я больше всего любила, когда он называл меня своей Мизра. Термин, который я когда-то считала равным рабству, оказался совсем не таким. Мизра Викса была его самой драгоценной спутницей в жизни. Именно этим я была для Голла, и он для меня.

Я обвила его шею руками:

— Я хочу забыть обо всех и обо всём хотя бы ненадолго.

— Я помогу тебе забыть, — пробормотал он своим глубоким, завораживающим голосом, посылая по моему телу волну жара.

Я положила голову на его грудь, довольная тем, что этой ночью мы сможем спрятаться от мира — от всего, что произошло, и от всех обязанностей, которые ждут нас. Сегодня это будем только мы.

Эпилог

ГОЛЛ

Я не мог оторвать взгляд от него. После двух полных месяцев я всё ещё был безнадёжно очарован нашим новорождённым сыном. Его кожа была более светло-серой, чем моя, а крылья отсутствовали. Но под тонкой кожей и шапкой чёрных волос я уже мог различить крошечные бугорки первых двух рогов.

А его глаза… Они были от матери — ярко-фиолетовые, как сумеречный свет на границе ночи. Зрачки вертикальные, как у меня, а вокруг них тонкое золотое кольцо. В чёрных волосах сбоку выделялась прядь серебристо-белого цвета.

Он агукал, поднимая пухлую ручку вверх. Я позволил ему схватить мой палец, и когда его крошечные пальчики сжались, это ощущение проникло прямо в моё сердце.

— Крепкая хватка, Малкус.

Он издал довольный звук, будто понимая меня. Поднимаясь с подоконника нашей спальни в Виднолеке, я сказал: