Король решает всё

— Второй оказался лучше?

— О, да. — Вера мечтательно улыбнулась, помолчала. — Там очень красиво, так насыщенно, масштабно, просто идёшь по улицам и чувствуешь, как они пульсируют жизнью непрерывно, днём и ночью, это так бодрит… там очень красиво, — она кивнула сама себе и улыбнулась, — у меня в телефоне много фоток, сделаете мне зарядное устройство — покажу.

— Да, об устройстве. Оно готово, — он чуть улыбнулся просиявшей Вере и опять отвернулся. — Команда технарей настаивает на том, чтобы проверить работу устройства при них. — Он дёрнул щекой, язвительно добавил: — Я считаю, им просто интересно пощупать телефон. Что вы думаете по этому поводу?

— А что я? — усмехнулась Вера, — вы что думаете? Не угробят они его?

— Есть такая вероятность, — не стал скрывать министр.

— Тогда не надо. Эта штука содержит кучу информации, которая вполне может превратить меня из бесполезной Призванной в очень даже полезную, хотя бы потому, что я умею читать.

Она не удержалась от язвительного тона, министр поморщился и раздражённо сказал, специально понижая голос:

— Госпожа Вероника, не хочется лишать вас любимого повода для иронии, но видно придётся. Я не считаю, что вы бесполезны, но в моей работе, к сожалению, иногда приходится врать. Я сказал это доктору, министрам и ещё нескольким посвященным специально, чтобы снизить их интерес к вам, по крайней мере до того момента, когда я смогу вас отпускать куда-либо без драконовских мер по охране. Сейчас мне совершенно не нужны разного рода приглашения на прогулки, званые обеды, экскурсии в чьи-то владения и всё такое прочее. Вас пытались похитить и будут пытаться снова, это не прекратится, пока я не раскручу всю цепочку нанимателей вплоть до императора-солнца и не дам ему понять, что его затея бесперспективна. Надеюсь, это будет скоро. — Он нервно сжал губы и посмотрел на поникшую Веру, чуть тише добавил: — Тогда будете гастролировать хоть по всему континенту, а пока будет лучше, если заинтересованные в сотрудничестве люди не будут видеть в вас источник дохода. Поверьте, ради вашего же блага.

Она приподняла плечи с неуверенной улыбкой, кивнула:

— Ясно.

Дома вокруг стали попроще, Вера рассмотрела знакомый фасад и поняла, наконец, где находится. Министр спросил:

— Город-миллионник — это фигура речи, или там действительно такое население?

— Да, такое, — Вероника пожала плечами. — А что?

— Просто решил уточнить, — он приподнял брови, — вы так легко бросаетесь круглыми цифрами — миллион населения, миллиард цыньянцев.

— Если я говорю, что миллион, значит миллион, — фыркнула Вера. — Ну, если быть совсем точной, то девятьсот пятьдесят тысяч прописанных в черте города, но это официально, а по факту там приезжих из провинции и нелегалов ещё тысяч сто. Это много?

— Очень, — кивнул он, указал глазами в сторону центра города, — здесь четыреста шестьдесят тысяч, а это столица. Больше только столица Ридии, и то ненамного. А цыньянцы?

— Один миллиард триста тысяч, — кивнула Вера, — самая распространённая раса на планете. У них серьёзный демографический кризис из-за перенаселения и баланса мужчин/женщин. Их правительство издало закон «одна семья — один ребёнок», если больше, следуют штрафы и всяческие социальные урезания. Молодые мамаши хотели порадовать молодых папаш мальчиками и делали аборт, если им обещали девочку, в результате у них дефицит женщин, приходится экспортировать из соседних стран.

Он бросил на неё слегка непонимающий взгляд:

— Экспортировать?

— Господи, да шучу я! — закатила глаза Вера, — у нас не торгуют людьми. Просто их мужчины ездят в другие страны на учёбу и заработки, там женятся, а потом привозят жену к себе или остаются за границей насовсем.

— И плодят полукровок? — насторожено поинтересовался министр. — Как потом живут их дети?

Вера пожала плечами:

— Нормально. А чего им будет? Такие семьи обычно крепкие, мужчины там непьющие, работящие, тихие, женским вниманием не избалованные. Дети у них получаются здоровые и симпатичные, болтают на двух языках, могут потом без проблем поступить учиться на специальность, связанную с международными отношениями. — Министр задумчиво молчал, Вера пару секунд посмотрела на него и опять улыбнулась, как будто ничего не заметила. — В моём мире полно людей, сочетающих три-четыре расы, получаются очень интересные комбинации, особенно с чернокожими — их губы любым чертам лица придают особую прелесть, у нас много таких певиц и актёров.

— И это у вас норма? — недоверчиво спросил он, Вера развела руками, он впечатлённо качнул головой, поймал её вопросительный взгляд и дёрнул щекой в намёке на улыбку: — В Карне не любят полукровок.

— Король говорил, что на восточных границах их полно, — осторожно сказала Вера.

— Да. И их всех не любят. Родители с обеих сторон не одобряют браки своих детей с представителями другой расы, — прохладно ответил он.

— Почему? — тихо спросила Вера, министр поморщился, подбирая слова, потом решился:

— Слишком разные культуры и менталитет. Карнцы считают цыньянцев неуравновешенными дикарями, цыньянцы карнцев — изнеженными снобами. Цыньянские аристократы с детства обучаются владеть оружием, там считается позором иметь лишний вес, а в Карне почти все благородные к тридцати годам заплывают жиром, это признак солидности. В Карне можно обозвать соседа какими угодно словами, а на следующий день общаться с ним, как будто ничего не случилось, а в Империи за оскорбление можно лишиться жизни, там не болтают попусту. В Империи молодые девушки никуда не ходят без сопровождения родственницы или служанки, а в Карне довольно свободные нравы, здесь случаются свадьбы, на которых невеста с животом, и это никого не удивляет. — Он замолчал, пожал плечами, посмотрел на внимательно слушающую Веру и отвернулся, она спросила:

— Если между культурами такая пропасть, то как тогда они уживаются?

Он дёрнул плечами и криво улыбнулся:

— Сложно. Но любовь побеждает и предубеждения, и сопротивление родственников, — скосил глаза на Веру и саркастично добавил, — и разницу в возрасте, и неблагоприятные обстоятельства на работе…

Вера посмотрела на него с нехорошей улыбкой:

— Что? — Он отвернулся с выражением лица «я что? Я ничего», она фыркнула, — если вы про Барта, то я ему рассказала, какой бред он нёс в трансе, он был в шоке.

— Да ладно. Не думаю, что для него это было откровением.

— Откровением не было, — ехидно скривилась Вера, — он сказал, что я ему нравилась когда-то, и это всплыло из подсознания таким образом.

— А по-моему, подсознание тут ни при чём, — усмехнулся министр. — Достаточно посмотреть, как он на вас смотрит — там столько обожания, что плотность потока создаёт опасность облучения.

Вера коротко рассмеялась и покачала головой:

— Он меня не любит. И никого не любит, он ещё не умеет.

— Почему вы так решили? — приподнял брови министр, Вера развела руками:

— Очень просто. Он сказал, что чтобы влюбиться, надо себе это позволить. Якобы если не позволишь, то симпатия не перерастёт в любовь.

— Ну, это тоже мнение, — хмыкнул министр. — А что вам не понравилось?

— Это ерунда, — тепло усмехнулась Вера, — если бы хоть раз любил, он бы это знал. Любовь — королевский подарок, от которого нельзя отказаться. Нравится он или нет, его всё равно принимают с поклоном.

Министр резко перестал улыбаться, Вера заметила и вопросительно приподняла брови, он изобразил насмешливую улыбку:

— Даже королевской милости можно избежать, если грамотно уклоняться от монаршего внимания.

— Любовь не подчиняется логике, — качнула головой Вера, — нельзя её заметить издалека и уклониться, предсказав её поведение. Она как выпущенная из неизвестности пуля — если коснулась, то уже точно пробьёт. Это происходит быстрее, чем успеваешь сообразить, если чувствуешь её присутствие, значит она своё дело уже сделала, она уже внутри. Она может чиркнуть краем, может пройти навылет или застрять внутри, можно попытаться бороться с её последствиями — шить, бинтовать, обезболивать, ковырять рану в попытках вытащить. Но это всё — борьба с симптомами, а не с ней самой, с ней невозможно бороться. Если она пришла, то последствия её визита будут ощущаться ещё долго.