Король-Уголь

— Ладно, Хал, узнаешь, только, ради бога, не сейчас! Если ты хочешь, чтобы с тобой считались, как со взрослым, докажи, что у тебя есть хоть капля здравого смысла. Питер Харриган приезжает в Уэстерн-Сити завтра вечером. И уж будь уверен — он набросится на меня, как разъяренный бык! Как мне ему ответить? Что я бессилен, что я ездил сюда, но не мог тебя увезти? Отдаешь ты себе отчет, что тогда произойдет? Ведь он же пристанет к папе…

Эдуард уже испробовал все свои доводы, но впечатление произвел только этот.

_— К папе его допускать нельзя! — воскликнул Хал.

— Спасибо за совет! — усмехнулся Эдуард. — Словно ты не знаешь старика Питера! Ведь он пролезет к отцу, даже если ему придется взломать дверь! Он все свое бешенство обрушит на несчастного старика! А тебя предупреждали, что всякое волнение может стоить отцу жизни. Уж я не знаю, как отец к этому отнесется: ополчится ли против тебя, или станет тебя защищать. Он такой слабенький и старый — разобраться ни в чем уж не способен. Скорее всего, он не позволит Питеру ругать тебя, но этот спор может подействовать на него так, что он тут же на месте умрет. Тебе хочется, чтоб и это преступление было на твоей совести, как и все дела твоих дружков-шахтеров?

12

Хал сидел молча, уставившись в пространство. Неужели каждый, кто борется за социальную справедливость, непременно натыкается на какое-нибудь препятствие, выбивающее оружие из его рук и делающее его бессильным?

Когда он снова заговорил, голос его был еле слышен:

— Эдуард, я думаю об одном ирландском пареньке. Он работает здесь, на шахте. У него тоже есть отец. Отец попал в катастрофу. Он уже стар, а семья большая — жена, семеро детей, кроме этого паренька. Он хороший человек, и сын у него хороший. Выслушай меня: я хочу тебе рассказать, что с ними сделал Питер Харриган.

— Ладно, как там ни есть, — сказал Эдуард, — ты можешь им помочь. Голодать им не придется.

— Это-то я знаю. Но таких здесь очень много. Всем ведь я не могу помочь! А потом — разве ты не понимаешь, Эдуард, я хочу не благотворительности, а справедливости! Я уверен, что этот паренек — Тим Рэфферти — любит своего отца не меньше, чем я — своего. И таких стариков, которых любят сыновья, здесь немало!

— Ради бога, Хал, прекрати! — закричал, теряя выдержку, Эдуард. Он был так раздражен, что не находил слов. — Ты что, решил взвалить весь мир себе на плечи? — Он вскочил, схватив брата за руку. — Мальчик, ты должен уехать отсюда!

Хал тоже встал, но не ответил. Казалось, он был в нерешительности, и брат потащил его к дверям.

— Меня здесь ждет машина. Поезд уходит через час.

Хал понял, что пора проявить твердость.

— Нет, Эдуард. Сейчас я еще не могу уехать.

— Я тебе говорю: ты должен!

— Нет, не могу. Я дал слово рабочим.

— Боже мой! Кто они тебе? Ставишь их на одну доску с родным отцом?

— Я не могу тебе это объяснить, Эдуард. Я полчаса говорил, а ты был как глухой. Достаточно сказать тебе одно: я вижу, что эти люди попали в западню. И всей своей прошлой жизнью я этому способствовал. Я не могу допустить, чтобы так оставалось. Больше того, я думаю, что папа одобрил бы меня, если бы он понял.

Эдуард еще раз попытался совладать с собой.

— Я не стану называть тебя сентиментальным болваном. Позволь только задать тебе один вопрос: что ты надеешься для них сделать?

— Думаю, что помогу им добиться сносных условий.

— О господи! — воскликнул Эдуард, теряя всякое терпение. — Это-то на шахтах Питера Харригана? Разве ты не понимаешь, что он возьмет и в два счета выгонит всех вон отсюда? Всю эту команду, всех до единого, если только понадобится?

— Не спорю, — сказал Хал. — Но если рабочие на других шахтах поддержат их, если профессиональный союз возьмет их сторону…

— Фантазируешь, Хал! Говоришь, как малое дитя! Я толковал с управляющим. Он уже снесся по телеграфу со старым Харриганом и уже получил ответ. Он уже принял меры…»

— Принял меры! — повторил Хал, тревожно уставившись на брата. — Что ты хочешь сказать?

— То, что возьмут да выгонят в шею всех агитаторов!

— Что! А я здесь трачу время! — Хал бросился к двери. — Ты это знал и нарочно задержал меня здесь!

Но он не успел уйти — Эдуард подскочил к нему и схватил за рукав:

— А что ты мог сделать?

— Пусти меня! — раздраженно закричал Хал.

— Не дури, Хал! Я стараюсь спасти тебя от беды. Там, может быть, сейчас кровопролитие.

Эдуард заслонил собой дверь. Завязалась ожесточенная борьба. Но старший брат уже не был атлетом, бронзовым загорелым молодым богом, как когда-то: он сидел в кабинете за письменным столом, пока Хал работал топором и киркой. Хал отбросил его в сторону, перескочил через порог и в следующий миг уже несся вниз по склону.

13

Приближаясь к главной улице поселка, Хал увидел толпу перед конторой и с первого взгляда понял, что случилась какая-то неприятность. Люди метались в разные стороны, крича и жестикулируя. Некоторые шли ему навстречу. Заметив Хала, они стали звать его. Первым подбежал к нему маленький поляк Кловоский. От волнения он задыхался.

— Выгнали нашу комиссию…

— Как «выгнали»?

— Выгнали! Сказали: «Марш!»! — маленький человечек в отчаянии махал руками; глаза его дико вращались по сторонам. — Увезли их! Целый отряд охранников. Весь народ видел… с черного хода вывели. Руки связали. Держат, бандиты. Крикнуть не смей. Ничего нельзя! А уже стоят эти — как они? — на колесах…

— Автомобили?

— Да, да… Целых три. Загнали всех туда, быстро, быстро. Вот так. И помчались вниз, как ветер. Быстро, быстро… Никого нет… больше никого. Сорвали нашу забастовку! — заключил Кловоский со стоном.

— Нет, нашу забастовку не сорвут! Пока еще нет! — воскликнул Хал.

Внезапно ему напомнил о себе старший брат. Он бежал за ним вдогонку. Задыхаясь от быстрого бега, он схватил Хала за рукав:

— Не вмешивайся в это дело! Я запрещаю!

Расспрашивая Кловоского, Хал инстинктивно старался высвободиться из рук брата. Развязка пришла неожиданно: маленький поляк зашипел, как рассерженный кот, и бросился на Эдуарда, вытянув руки, изогнув пальцы, точно когти. Важному Эдуарду пришлось бы лишиться своего важного вида, если бы Хал не удержал Кловоского свободной рукой.

— Не троньте его! — сказал он. — Это мой брат!

Услышав это, маленький поляк сделал шаг назад, удивленно глядя на братьев.

Тем временем Хал заметил бежавшего к нему Андропулоса. Юноша рассказал, что он находился на улице за конторой и видел своими глазами, как вывели членов комитета. Всего забрали девять человек: Уочопа, Тима Рэфферти, Мэри Берк, Марчелли, Заммакиса и еще троих, которые накануне служили переводчиками. Все это произошло так молниеносно, что люди на улице не успели сообразить, в чем дело.