Король-Уголь

Картрайт направился к дверям.

— Молодой человек, — сказал он Халу, бросив на него взгляд через плечо, — вы сегодня утром должны покинуть Северную Долину. Я только надеюсь, что ваш брат уговорит вас сделать это без лишних осложнений.

И он ушел, хлопнув на прощанье дверью.

16

Эдуард повернулся к брату:

— Какого черта ты устроил в моем присутствии такую дурацкую сцену? До чего неприлично и неуместно ссориться с человеком, который неизмеримо ниже тебя по положению!

Хал все еще стоял там, где его оставил Картрайт. Он глядел Эдуарду в лицо:

— Это все, что ты вынес из этой сцены, Эдуард?

— Репутацию, видите ли, ему испортили! — продолжал возмущаться Эдуард. — Не все ли равно, что о тебе думает такой субъект, как этот Картрайт?

— Мне совершенно безразлично, что он думает, но я не могу допустить, чтобы он распускал обо мне клеветнические слухи. Билли Китинг мне говорил, что это их обычный прием.

— Поверь моему опыту, — холодно сказал Эдуард, — отрицая скандальную сплетню, ты лишь содействуешь ее распространению.

— В том-то и дело, — ответил Хал. — Это и расстраивает меня. Подумай только о девушке — как они очернили ее!

— Твое ли дело беспокоиться об этой девушке?

— А если бы Картрайт оклеветал какую-нибудь твою приятельницу? Неужели ты бы остался равнодушным?

— Моих приятельниц он не может оклеветать. Своих друзей я выбираю более осмотрительно.

— Конечно. Ведь ты их выбираешь из семей богачей. Но у меня оказались более демократические вкусы.

— Силы небесные! — закричал Эдуард. — Все вы реформаторы на один покрой: говорите, как заведенная машина, день и ночь только болтаете!

— Знаешь, почему тебя это раздражает? Такой человек, как ты, закрывает на все глаза, а вот уши-то не заткнешь!

— Пусть будет так… Но дай ты мне передышку — хотя бы до нашего отъезда! У меня такое чувство, будто я сижу на вулкане и не знаю, когда снова начнется извержение.

— Хорошо, — рассмеялся Хал. — Каюсь, я не проявил должной радости по поводу твоего приезда. Постараюсь быть более внимательным. Мне предстоит одно дело в Педро, так что мы туда можем поехать вместе. Но здесь мне еще нужно кое-что сделать.

— Что, например?

— Компания должна мне деньги.

— Какие еще деньги?

— Те, что я заработал.

На этот раз расхохотался Эдуард:

— Сколько там тебе причитается? Хватит тебе на одно бритье и на ванну?

Он достал из бумажника несколько кредиток. Хал, наблюдая за ним, внезапно понял, как сильно изменилась его собственная психология. Он приобрел не только классовую сознательность, но стал иначе относиться и к деньгам. Он ведь был действительно озабочен, как бы получить с Компании ему причитавшиеся доллары. Эти доллары он заработал тяжким трудом, от которого ноют все кости и болит сердце. Он грузил глыбы угля в вагонетки. На эти деньги могла бы недели две прокормиться — скудно правда, но не голодая, — вся семья Рэфферти. А у Эдуарда коричневый кожаный бумажник набит кредитками по десять и двадцать долларов. Вот он вытащил, не считая, кучу денег. «Словно доллары растут на деревьях, словно уголь сам вылезает из недр земли и прыгает в топки под звуки флейт и скрипок», — подумал Хал.

Эдуард, конечно, не имел понятия об этих странных мыслях, занимавших его брата. Он протянул ему деньги.

— Купи себе приличный костюм, — сказал он. — Надеюсь, тебе не нужно ходить в грязном тряпье, чтобы чувствовать себя демократом?

— Нет, — ответил Хал. — Как мы поедем?

— Меня ждет автомобиль — там, за конторой.

— Значит, у тебя уже все подготовлено?

Эдуард ничего не ответил. Он боялся вызвать новое извержение вулкана.

17

Они вышли из конторы черным ходом, сели в машину И умчались из поселка, не замеченные толпой. Всю дорогу Эдуард умолял Хала бросить все это дело и немедленно вернуться домой. Он снова выдвинул трагический вопрос об отце, но когда это не подействовало, перешел к угрозам. А если Хала лишат денег на расходы или отцовского наследства, что он тогда будет делать? Хал ответил, даже не улыбнувшись:

— Я всегда могу получить место профсоюзного организатора в Объединенном союзе углекопов.

Эдуарду пришлось переменить тактику.

— Если ты сейчас не уедешь, — заявил он, — я тоже останусь в Педро и буду ждать тебя.

— Хорошо. — Хал не мог не улыбнуться, услыхав эту угрозу. — Ты, наверное, будешь всюду со мной ходить, и я познакомлю тебя с моими друзьями; но ты должен обещать, что все, что ты услышишь, останется тайной.

— На черта мне твои друзья? Стану я еще о них говорить! — воскликнул Эдуард с гримасой отвращения.

— Не знаю, как могут обернуться события, — ответил Хал. — Ведь ты скоро встретишься с Питером Харриганом и возьмешь его сторону. Кто знает, какую линию поведения ты сочтешь своим нравственным долгом?

— Я тебе прямо заявляю, — воскликнул Эдуард в приливе бешенства, — если ты еще раз попытаешься вернуться в Северную Долину, клянусь богом, я подам в суд и запру тебя в психиатрическую лечебницу! Думаю, я смогу убедить судью в том, что ты невменяем.

— Еще бы! — расхохотался Хал. — В этой части земного шара ты убедишь любого судью!

Но, внимательно посмотрев на брата, Хал решил, что, пожалуй, следует поскорее скомпрометировать этот план, иначе Эдуард ухватится за него. Поэтому он сказал:

— Вот погоди, встретишься с моим другом Билли Китингом, сотрудником «Газетт», и он тебе расскажет, как он может использовать такой материал у себя в газете. Билли только мечтает, чтобы я развязал ему руки и позволил опубликовать всю историю моей борьбы со старым Харриганом.

На этом разговор закончился, но Хал не сомневался, что Эдуард намотал все себе на ус.

Они подъехали к дому Мак-Келлера, и Эдуард остался ждать в машине, пока Хал беседовал с хозяином. Старый шотландец приветливо встретил Хала и рассказал ему все новости. Джерри Минетти утром навестил его, и Мак-Келлер по его просьбе звонил в правление профсоюза в Шеридан. Он получил подтверждение, что Джек Дэйвид накануне вечером успел сообщить там о начавшейся стачке. И старик и его телефонный собеседник были настолько осторожны, что не упомянули в разговоре ни одного имени, ибо телефонные провода, как известно, нередко дают таинственную «течь». Хотя имя Джека Дэйвида не произнесли, но было ясно, о ком идет речь. В результате разговора с этим посланцем Джохан Хартмен, председатель местного отделения профсоюза углекопов, сейчас в Педро в гостинице «Америка» и вместе с ним Джим Мойлен, секретарь окружного комитета профсоюза. Последний приехал из Уэстерн-Сити тем же поездом, что Эдуард.

Все бы, кажется, хорошо, но тут Мак-Келлер добавил печальную новость: руководство союза заявило, что не может в настоящее время поддержать забастовку. Они считают ее преждевременной, она обречена на провал и вызовет только разочарование у рабочих, повредив, таким образом, широкому движению, которое постепенно подготовляет профсоюз.

Хал с самого начала предугадывал такую возможность. Но он был свидетелем зарождения свободы в Северной Долине, он видел голодные, изможденные лица, обращенные к нему с мольбой о помощи. Это глубоко взволновало его, и он считал, что должно так же взволновать руководителей профсоюза.