Королева двора

– Марк договорился о гастрольном туре по всей Сибири. И знаешь, где будет завершение?

– И?..

– Здесь, в Новосибирске, в театре оперы и балета.

– Не может быть!

– Правда!

– Динка! – Муж хватает ее и кружит по комнате на руках. – Это же здорово!

– Здорово! А ты что же, не ревнуешь, скучать не будешь?

– Скучать буду, а что до ревности: «Разлука – опыт нам: Кто опыта страшится, Тот, верно, нелюбим, тот мало любит сам; Прямую страсть всегда разлука умножает – Так буря слабый огнь в минуту погашает…» [15]

15

Н.М. Карамзин

. «Избранные сочинения». Том 2.

– Поняла, поняла, не продолжай. Я от твоего самообразования уже не знаю, куда прятаться. Сыплешь цитатами, будто литературный окончил.

– А что мне остается делать? Только читать.

– Кстати, о делах…

– Да?

– Я вот тут список написала. Думаю, можем ремонт начать делать, мебель посмотри, а хочешь, поищи варианты переезда. Думаю, скоро мы сможем позволить себе обойтись без соседей.

– Дин, мы же договаривались, что следующий большой гонорар ты одолжишь мне.

– Вот следующий и одолжу, дурачок, – мило отмахнулась она и тут же почувствовала, как мозг рассыпается на тысячу маленьких звенящих осколков, а щека загорается ослепляющей болью от полученной оплеухи. И почему-то вместе с россыпью искр взорвались у нее в сознании несколько собственных фраз, уверений и обещаний, которыми она так легко разбрасывалась, даже и не думая выполнять:

– Да-да, милый, снова собственный бизнес – это отличная идея. Я подумаю о стартовом капитале. Сколько, ты сказал, тебе нужно?

А ответ уже не слушала. Уже куда-то спешила, летела, ускользала в свой головокружительный танец.

– Хорошо, я помню про наши планы, но ты же понимаешь, что мне надо беречь ноги. В конце концов, пока именно они нас кормят. Так что машина для меня – это не роскошь, а средство первой необходимости.

И снова убегала, уносилась на новенькой модной вишневой «девятке», оставляя его надеяться и ждать, и верить в то, что второе пришествие возможно.

– Ну, как тебе?

– Красиво! Это тоже средство первой необходимости? – муж с грустью смотрел на Дину, которая вертелась перед зеркалом в шикарной норковой шубе до пят.

– Конечно, глупенький! В Сибири ведь живем. Сам же говоришь: у меня кожа да кости, а мерзнуть никак нельзя. Кому нужна вечно простуженная балерина? Я же прошлой зимой несколько раз болела, ты разве не заметил?

– Заметил, – только и сказал он, хотя мог бы добавить еще, что заметил не только это, но и то, что в последнее время она все чаще обращалась к нему не «милый», «дорогой» или «любимый», и не по имени даже, а все чаще именовала «глупенький», «дурачок» или «горе мое», не замечая его реакции и не желая думать о том, что он по-прежнему хотел быть ее счастьем.

– Я помню, я обещала, что помогу тебе снова встать на ноги, но Леночка так просила, что я просто не могла отказать, – Дина оправдывалась мимоходом. Ей, как всегда, было некогда. Звуки у нее получались неразборчивые, слова непонятные, потому что произносила она их вытянутым открытым ртом: она красилась. И длинные, черные реснички, чтобы без комочков, чтобы одна к одной, были сейчас гораздо важнее любых оправданий.

– Леночкины просьбы, выходит, важнее моих?

– Нет, конечно! – произнесла слишком эмоционально и, конечно, мазанула кисточкой по веку. Ну, что за напасть! – Просто ей путевку предложили горящую, а у тебя разве горит? Ты же можешь подождать еще немного, правда? Следующий гонорар точно вложим в твое дело. Я обещаю. Ну, договорились? – Дина удовлетворенно кивнула своему отражению. Веко снова было чистым, пушистые ресницы взметнулись к бровям, окаймляя глубокие, темные глаза.

– Договорились. – А что еще ответить? Другие варианты все равно не принимаются.

– Вот и молодец! – Она потянулась, чтобы чмокнуть его мимоходом, и тут же отпрянула, скривилась брезгливо: – Ты побрейся, что ли?! Что ты, как бомж какой-то: футболка заляпана, голова грязная. И этот запах… Ты опять пил?

– Не твое дело!

– Не мое? И ладно, пусть не мое. Ты ведь уже большой мальчик. В няньке, надеюсь, не нуждаешься?

– Не нуждаюсь.

– Ну и отлично. Значит, договорились, следующий гонорар твой. Побрейся только.

И он побрился, а она… Она получила оплеуху. Оплеуху, от которой звенело в ушах до сих пор, через столько лет, спустя столько событий. И звенело не потому, что она была слишком сильной или жутко болезненной, а только из-за того, что пощечину эту Дина получила заслуженно. Хотя эта простая истина открылась ей много позже, а тогда: скупые слезы, сжатые губы, решительное швыряние вещей в чемодан и полное равнодушие к рыданиям, просьбам и уверениям в том, что больше ни за что и никогда. Точки над «и» поставлены, чемодан собран. Десять минут в такси, и…

– Привет, я поживу у тебя? – Дина стоит на пороге у Марка.

Он с интересом рассматривает ее все еще красную щеку и изрекает:

– Ты меня пугаешь.

– Не бойся, на место в твоей постели я не претендую.

– Ладно. – Он пропускает подопечную в квартиру и говорит тихо, но достаточно внятно для того, чтобы она все же услышала: – Жаль, что не претендуешь.

– Забудь, – бросает она, закрывая за собой дверь в ванную. Включает кран на полную мощь и только тогда позволяет себе заплакать.

О чем она плакала тогда? О разрушенной любви? О потраченном времени? О поруганных чувствах? Или всего лишь о неудавшейся роли жены декабриста? Потерять роль было особенно жалко. Дина попробовала сыграть на бис.

– Вот, – она положила на стол конверт, – здесь, конечно, не так много, но на хлеб с маслом хватит.

– Мне ничего не надо. – Глаза Михаила сузились, кулаки сжались. На мгновение женщине показалось, что он снова ударит ее, но обошлось. – Забери! – Он резко отодвинул от себя подачку.

– Мишенька, – и куда только подевался «глупенький дурачок», – не делай из меня монстра, пожалуйста. Тебе же надо как-то жить.

– А я живу, – многозначительная пауза, – как-то…

– Ладно, как хочешь. Я еще зайду.

– Заходи.

– Привет, как ты? С бритвой по-прежнему не дружишь?

– …

– Миш, ну, оглянись вокруг, что за бардак?! И сколько бутылок кругом. Разве можно столько пить?

– «Большие мальчики в няньках не нуждаются».

– Ну, я пойду тогда…

– Иди.

И еще через месяц:

– Миш, я тебе приглашение принесла.

– Ку-у-да? За-а-а-чем?

– Фу, ты совсем теперь не просыхаешь, что ли?

– Ди-и-инка! Ка-а-а-кие люди! Сади-и-ись. Выпить хочешь?

Дина смотрела на еще недавно блестевшую чистотой комнату и не верила своим глазам: на ковре выделялись следы грязных подошв, слипшиеся комья грязи чернели не только на полу, но и на подоконнике, на столе и даже на стенах, будто по ним тоже ходили. Стол был уставлен грязными чашками и тарелками с остатками уже протухшей еды, в которой, ничего не боясь, среди бела дня копошились тараканы.