Королева мести, или Уйти навсегда
Шрифт:
Хохол кивнул, и Гена вышел, прикрыв дверь. Сам Женька продолжал стоять у окна, сунув кулачищи в карманы халата.
– Жень… – прошептала Коваль. – Иди сюда…
Он вздохнул, вернулся в постель, осторожно обнял ее и зашептал на ухо:
– Как же ты напугала меня, родная моя, если б ты только знала! Я до сих пор не могу в себя прийти, как вспомню… Вот тебе и еще одна отметина от меня…
– Не думай об этом, ты же не виноват – ты пытался защитить меня, как умел…
Назавтра отец настоял на том, чтобы Дмитрий немедленно покинул не только дом, но и город, а Марина, в свою очередь, настоятельно попросила брата забрать с собой и Николая, которого уже свободно можно было перевезти на самолете. Племянник, конечно, возмущался и орал в трубку, что никуда не поедет, но Хохол объяснил ему все
– Ты вправе не простить меня, Маринка… Но пойми – это мой сын, он единственный, я едва с ума не сошел, когда узнал, что произошло… Поверь, я очень жалею о том, что наговорил тебе…
Марине стало смешно – здоровый мужик лепечет какую-то ерунду, чуть не плачет от жалости к самому себе… Противно. Она дотронулась до его руки холодными пальцами:
– Дима, не надо. Я все понимаю. Но с сегодняшнего дня запомни – мы с тобой друг другу ничего больше не должны, я думаю, что отплатила тебе за то, что ты помог мне не сесть в тюрьму. И на этом все, больше мы с тобой не встретимся, я надеюсь. Если ты не отпустишь Николая ко мне, я пойму.
– Зачем ты так? – обиженно проговорил брат, поглаживая ее руку. – Я же извинился…
– Мне не нужны твои извинения, мне вообще от тебя ничего не нужно. И это ты прости меня за то, что я возникла в твоей жизни и своим появлением изменила ее. Поверь, знала бы, что так кончится, не стала бы начинать.
– Как знаешь… Но отца не отталкивай, Маринка, он ведь и так себя виноватым чувствует, так не усугубляй, ты ж грамотная девка у нас, – попросил Дмитрий, вставая. – А про Кольку… он ведь не ребенок, как сам решит, так и будет, тут я ему не указ. И еще… Если когда-то тебе что-то будет нужно, я помогу, не сомневайся, ведь мы с тобой родня.
– Дима, я поняла одну очень простую вещь: никогда мент и бандитка родней не станут, – насмешливо сказала Коваль. – При любом неприятном повороте событий из тебя прет ментовское нутро, и ты моментально забываешь, что я твоя сестра, а помнишь только то, чем и как я зарабатываю на жизнь. Поэтому не обижайся, братец, – никакой дружбы не будет. Но зла на тебя у меня нет, поверь.
Он постоял немного, словно хотел запомнить, как она выглядит, потом повернулся и вышел. Марина же, утомившись от столь напряженной беседы, откинулась на подушку и уснула.
Тем же вечером Дмитрий улетел в Москву, забрав с собой Николая.
– Папа, – поинтересовалась Коваль спустя неделю после всей этой истории, сидя в кресле перед камином и потягивая сок со льдом, – а скажи честно – ты меня осуждаешь за мой образ жизни?
Отец, уютно устроившийся с чашкой чая напротив нее, помолчал немного, словно пытаясь ответить на этот вопрос сначала самому себе, потом посмотрел на Марину каким-то виноватым взглядом и произнес:
– Дочь, я не в праве осуждать или хвалить тебя за чтото. Ты совершенно справедливо выразилась тогда, в больнице, когда мы впервые встретились, – ты сделала себя сама, без моего участия, без поддержки, советов, одобрений или порицаний. Как я могу теперь, обретя вместо брошенного когда-то трехлетнего ребенка взрослую, самостоятельную женщину, учить ее чемуто? Я говорил тебе – мой характер, но ведь это правда только отчасти, а в основном-то… Конечно, я не скрою, мне хотелось бы видеть тебя несколько в другой среде, чем эта, но что теперь жалеть о том, что мог бы, но не сделал? – он вздохнул, помолчал какое-то время, глядя уже не на дочь, а в камин, где тихо потрескивали березовые поленья, объятые красноватым пламенем. – Ты живешь так, как сама считаешь правильным…
– Тогда почему Димка вывернул мне все, о чем думал? Разве он, выросший в благополучной, полной семье, воспитанный нормальным отцом, может понять меня, выживавшую рядом со спившейся алкоголичкой? Если бы он только на миг, на сотую долю секунды поставил себя на мое место… Папа, ведь это нечестно – кому-то досталось все, а кому-то, как мне, – ничего? – Коваль отставила стакан на столик, подобрала под себя ноги и, укрывшись пледом, потянулась за сигаретами. – Я просто пытаюсь получить то, чего не было в моем детстве…
Отец передвинул кресло вплотную к Марининому,
взял ее за руку, сжав.– Мариша, дочка, я все понимаю – в тебе говорит сейчас обида на меня, на брата… Но тебе не кажется, что это немного другое? Мы ведь совсем не об этом говорим с тобой.
– Почему не об этом? Как раз в моем проблемном детстве причина всех моих жизненных неурядиц. А хочешь, – внезапно подавшись к нему, спросила Марина, – хочешь, я расскажу тебе о том, как я попала к Мастифу? Он ведь на том и поймал меня – на желании что-то иметь в этой жизни. Ты хорошо представляешь себе зарплату молодого врача? Я не спрашиваю про сестринскую, она в разы меньше. А я была молода, привлекательна, мне хотелось независимости от всех, хотелось хоть раз в жизни купить себе нормальное платье, а не вязать по ночам на дежурствах эти чертовы кофточки из дешевых ниток! И когда Мастиф предложил мне работать на него, я не очень долго думала, скажу честно. Да, я прекрасно понимала, во что ввязываюсь и чем рискую, не буду врать, что не была в курсе, кто передо мной и что за работу он предлагает.
Она перевела дыхание, отпила сок, выловив из стакана тонкую, не растаявшую еще до конца льдинку. Сейчас Коваль абсолютно не кривила душой – в тот момент она действительно знала, как и что. Отец внимательно слушал, не выпуская руку из своей, только поглаживал слегка ее холодные пальцы и както растерянно улыбался, словно не знал, как реагировать.
– Папа, – продолжила Марина, немного успокоившись, – когда я купила квартиру… да что там – купила, Мастиф помог сделать документы на хату убитого им коммерса… Так вот, когда у меня появилась квартира, я испытала такое счастье оттого, что это только мой дом, только мой, где никогда не будет пьяных уродов и гулянок до утра, такое блаженство, что даже не особо задумалась о том, каким образом она мне досталась и где теперь ее бывший хозяин. Я летела домой как на крыльях, хотя, кроме собаки, меня там никто не ждал, я ходила по своим комнатам, которые сама обставляла той мебелью, которая нравилась мне, и мне казалось, что я обрела в жизни хоть что-то свое, понимаешь? А потом я купила машину – свой первый джип, на котором гоняла по городу… Ты можешь считать меня чудовищем, которому только материальное в жизни важно, но вспомни, что до этого у меня не было абсолютно ничего…
– А как же остальное, дочка? – тихо перебил отец, и она поняла, о чем он.
– Остальное… Ох, папа, про остальное до сих пор больно вспоминать… Мои мужчины были несчастны со мной, несмотря ни на что – ни на мою внешность, ни на деньги, ни на любовь… Я просто не способна любить кого-то, папа… И теперь я понимаю, что даже Егора я любила не за то, какой он, а за то, что он – мой. Собственница чертова…
Коваль заплакала, утирая слезы рукавом халата, и тут, как будто под дверью подслушивал, появился Хохол, опустился на колени рядом с ее креслом, взял за вторую руку:
– Котенок, не плачь.
– Ты не понимаешь…
– Все я прекрасно понимаю – тебя опять мучают какие-то выдуманные грехи, ты грызешь себя за то, чего не делала. Я тебе при отце это говорю, он свидетель, – у меня никогда уже не будет в жизни другой женщины. – Он вытер ее глаза, поцеловал и велел неожиданно жестко: – А теперь немедленно прекрати это! Чтобы я больше не видел тебя такой, слышишь? Моя Коваль совсем другая.
Она вымученно улыбнулась, повернувшись к отцу:
– Видишь? Что бы я делала без него?
– И не надо ничего делать без меня, – подтвердил Хохол, улыбаясь. – Выйдем на минутку? Тебе звонили… – И по его глазам Марина поняла, что новости не из приятных.
– Папа, мы сейчас. – Она встала из кресла и пошла вслед за Женькой в кабинет, плотно закрыв за собой дверь и усаживаясь за стол. – Ну?
Хохол присел на край стола рядом с ней и тихо проговорил:
– Маринка, дело плохо – мне сейчас один человечек позвонил, сказал – сняли Мальцева.
Рома Мальцев был председателем горспорткомитета, получал вторую зарплату у Коваль, помогая иногда утрясать вопросы, связанные с командой. И эта новость о его смещении с должности означала только одно – Кадет надавил на кого-то в мэрии, чтобы лишить Марину "крыши", а заодно и предупредить о том, что сидеть в кресле президента клуба ей осталось ровно до назначения нового председателя. Та-ак…