Королева мрака

– Здесь?
– спросила она.

– Что?

– Мы будем заниматься этим здесь, или ты меня куда-нибудь отведешь?

Чувствуя сильнейшее смущение, Эрик сказал:

– Пойдем к реке.

Неловким движением он взял ее за руку. У нее были сильные пальцы и сухая ладонь. Эрик смутился еще больше: его ладонь была влажной, а пальцы дрожали.

Женщина негромко засмеялась, Эрик спросил:

– Ты чего?

– В первый раз, да?

– Почему... Нет, просто.., давно не было... Поход и...
– забормотал он.

– Точно, - кивнула она, и Эрик не понял, была ли в ее улыбке теплота или сожаление. Они прошли вниз к реке, едва не наступив на пару, сплетенную в страстном объятии. Дойдя до относительно темного места, Эрик остановился в нерешительности Женщина быстро сбросила одежду, и тело Эрика откликнулось на ее наготу. Он неловко стащил с себя рубашку и взялся за сапоги. Глядя на него, женщина неожиданно сказала:

– А ты крупный парень.

Эрик взглянул на себя словно со стороны. Походная жизнь закалила его, и он стал гораздо сильнее, чем был в Равенсбурге. Его грудь и плечи бугрились мышцами, словно высеченными резцом скульптора.

– Я всегда был большим для своего возраста, - сказал он.

Когда он снял сапоги, женщина подошла к нему вплотную.

– Сейчас посмотрим, какой ты большой, - сказала она с хрипотцой в голосе и, расстегнув ему пояс, со смехом добавила:

– И вправду большой!

Для своей профессии она была очень нежна. Она не спешила, не смеялась над неловкой и неумелой возней Эрика, когда было нужно, успокаивала его, и даже подарила ему немного ласки. Потом она быстро оделась, но, получив деньги, ушла не сразу, а спросила:

– Как твое имя?

– Эрик, - ответил он, не уверенный, что ему стоит с ней откровенничать.

– Ты, Эрик, дикий мальчишка в теле мужчины. Ты еще встретишь женщину, которая полюбит тебя и твои ласки, но ты всегда должен помнить, как силен ты и как нежна ее плоть.

Эрику стало неловко:

– Тебе было больно?

Она рассмеялась.

– Не то чтобы очень. Но ты был таким.., горячим, что у меня вся спина в синяках. Но это совсем не то, что делали со мной парни, которым нравится бить шлюху.

– Почему ты этим занимаешься?
– спросил Эрик.

Женщина пожала плечами, и в темноте этот жест был почти незаметен.

– Мой муж, как и ты, был солдатом. Он погиб пять лет назад. У меня нет ни семьи, ни ремесла. Что еще мне остается?

В ее голосе не было ни вины, ни сожаления. Она повернулась и ушла на поиски следующего клиента. Эрик чувствовал и радость, и опустошенность одновременно. Он понимал, что это продажная любовь, но первый опыт пришелся ему по душе.

***

Через шесть дней вернулись Праджи и Ваджа. Они сразу направились к Кэлису, который сидел у костра.

– Что вы разузнали?
– спросил Кэлис.

– Ничего особенно интересного, - сказал Праджи.
– Мы зажаты между рекой, грядой холмов на востоке, и двадцатью или двадцатью пятью тысячами мечей на севере - а примерно в пятидесяти милях к югу сосредоточиваются армии Ланады и Махарты.

– Радж Махарты послал свою армию так далеко на север?

– Так говорят, - пожал плечами Праджи, а Ваджа добавил:

– Эта война тянется вот уже десяток с лишним лет. Рано или поздно радж должен был сообразить, что нужно объединяться. Города вдоль реки пали один за другим, потому что каждый надеялся, что его северный сосед будет последней жертвой.

– Что еще?
– спросил Кэлис.

– Судя по всему, мы выступим через несколько дней, самое большее, через неделю.

– Вы слышали что-то конкретное?
– спросил Кэлис.

К костру тем временем подошли де Лонгвиль и Фостер.

– Конкретного - ничего, - ответил Праджи.
– Только слухи и наблюдения.

Ваджа показал рукой на север.

– Там, где сейчас переправа, строится большой мост. Не меньше шести рот саперов и пары сотен рабов трудятся день и ночь.

– Ни один человек с этой стороны не может пройти на север без пропуска, - сказал Праджи.

– И ни один отряд не может покинуть лагерь без письменного приказа, - добавил Ваджа.

– На северной стороне реки, - продолжал Праджи, - сосредоточились те, кто участвует в этой кампании с самого начала, и сааурские ящерицы.

Кэлис с минуту помолчал.

– Выходит, нас скормят стене?

– Похоже, - сказал Праджи.

Эрик повернулся к своим товарищам, которые тоже прислушивались к этому разговору, и прошептал:

– Скормят стене?

Понизив голос, чтобы не услышали офицеры, Бигго пояснил:

– Так говорят о тех, кто начинает штурм, сынок. Тебя "подадут" стене на обед, вот так-то.

Луи сделал жест, как бы перерезая клинком себе горло.

– Из тех, кто первым идет на стену, редко кто выживает, - тихо добавил он, а Кэлис тем временем говорил:

– Придется быть начеку. Но мы должны любой ценой подобраться к этой Изумрудной Королеве и выяснить то, что требуется узнать. И если для того, чтобы доказать свою ценность, нам нужно будет первыми прорваться в ворота или взойти на стену, мы это сделаем. И только получив сведения, ради которых все это затеяно, мы имеем право думать о том, как унести ноги.

Эрик улегся на своем тюфяке, подложив руки под голову, и смотрел на облака, подгоняемые вечерним бризом. Сегодня он заступал в ночной караул, и перед этим следовало бы отдохнуть.

Но при мысли о том, что им предстоит быть на острие атаки при штурме городских стен, мороз пробегал у него по коже, и ни о каком сне не могло быть и речи. Хотя Эрику уже пришлось убить четверых, но он ни разу не был в настоящем бою. И боялся, что первый бой станет для него последним.

От горестных размышлений его оторвал Фостер, который постучал по его сапогу и сказал, что пора заступать на пост. Погруженный в переживания, Эрик не заметил, как село солнце. Он встал, взял меч и щит и со вздохом направился вниз к реке.