Королева пламени
Шрифт:
Рабы в недоумении переглянулись. Но один отреагировал — светлокожий парень чуть старше остальных, покрытый шрамами. Как и все, он был выбрит налысо. Распахнутая рубаха открывала совершенное, мускулистое, без капли жира тело. Таким оно становится только после многолетних тренировок.
— Последний из землеходов умер два дня назад, — проговорил светлокожий с мельденейским акцентом, косо посмотрел на Френтиса и презрительно скривился. — Они здесь держатся недолго.
Потом заговорила низенькая, но мускулистая женщина, держащая деревянное копье на уровне глаз Френтиса.
— Скажи ему, что если он хочет продать нас, то ему придется пролить немного
— Я говорю на вашем языке. — Френтис выставил руку ладонью вперед. — Мы пришли освободить вас.
— Зачем? — не сводя настороженного взгляда с Френтиса, спросила женщина.
— А уж это решать вам, — ответил он.
Две дюжины освобожденных гарисаев решили уйти, мельденеец — одним из первых.
— Брат, не хочу тебя обидеть, но хрен с ним, с твоим восстанием, — взваливая на плечи мех со скудными пожитками и провиантом, добродушно сказал мельденеец. — Я выдержал два представления, и мне хватит крови на всю жизнь с лихвой. Я — на берег. Найду что-нибудь плавучее и айда на острова. Конечно, моя жена уже нашла себе другого мужика, но все-таки дом есть дом.
— Ваш народ — союзник нашего, — сказал Френтис. — Владыки кораблей заключили договор с нами.
— В самом деле? Ну и хрен с ними, — ухмыльнувшись, ответил мельденеец и размеренно побежал на запад.
— Трус, — пробормотал Лекран.
«Мудрейший человек из всех, кого я встретил за последние годы», — подумал Френтис.
Свирепую низенькую женщину, грозившую Френтису, оставшиеся гарисаи выбрали выступать от их имени. Звали ее Ивельда, выглядела она похоже на Лекрана, говорила с таким же акцентом и не скрывала презрения к бывшему куритаю.
— Она из племени рохта. Им нельзя доверять, — мрачно сообщил тот.
— На нашем языке люди охта называются змеями, — сказала Ивельда и положила руку на рукоять короткого меча, взятого из груды трофеев. — Охта пьют мочу козлов и трахают своих сестричек.
Лекран ощерился.
— Если хотите поубивать друг друга, идите наружу, — устало проговорил Френтис: ему не хотелось их разнимать.
Он посмотрел на карту, которую Тридцать Четвертый разложил в роскошных апартаментах главного надсмотрщика варикума. К большому сожалению гарисаев, того не сумели захватить живым. Злость выместили на трупе. Голова теперь украшала копье, воткнутое посреди тренировочной площадки.
— Несомненно, воларский гарнизон уже прослышал о наших делах, — сказал Тридцать Четвертый и постучал пальцем по значку в пятнадцати милях к северо-западу от варикума. — Им нетрудно будет выследить нас.
— А наши полные силы? — спросил Френтис.
— Двести семнадцать, — ответил Тридцать Четвертый.
— Мало, — резюмировал Лекран.
— Трусливый сестротрах, — буркнула Ивельда и презрительно рассмеялась. — Каждый гарисай стоит десяти варитаев.
— Он прав, — подытожил Френтис. — Нужно больше бойцов.
— Если они явятся сюда, им придется штурмовать стены. Это подравняет счет, — заметил Дергач.
— Как ни соблазнительно, оставаться здесь нельзя, — сказал Френтис. — К тому же если мы сожжем это место, то ясно просигналим о наших намерениях. А может даже, это воспримут как сигнал бежать и присоединяться к нам.
Он указал на холмистое взгорье в тридцати милях к северо-востоку. Путь к нему проходил мимо многочисленных плантаций.
— Мы дождемся их там, и, возможно, нас к тому времени станет больше. Готовьтесь выступать через час.
За
четыре дня разорили четыре плантации, и армия Френтиса росла как на дрожжах. Чем дальше от побережья, тем богаче были владения, тем больше рабов и свидетельств того, что надсмотрщики погрязли в самой извращенной жестокости. Большинство новых рекрутов составляли пленники из Королевства. Рожденные в рабстве неохотно расставались с привычной жизнью, а некоторые даже встали на защиту хозяев. На четвертой плантации рабы окружили хозяйку, высокую седую женщину, одетую в черное с головы до пят. Та гордо и надменно смотрела на разорителей, безоружные рабы вокруг нее схватились за руки и не хотели отдавать госпожу, несмотря на все уговоры и угрозы Френтиса.— Наша госпожа добрая и не заслуживает кары, — увещевала дородная пожилая рабыня в одежде, отнюдь не похожей на лохмотья большинства рабов, встреченных до сих пор.
Ее товарищи тоже были неплохо одеты и не имели шрамов. К удивлению Френтиса, на большой плантации не было ни единого надсмотрщика, и охраняли ее всего четыре заморенных варитая. Троих из них захватили без труда.
Госпожа не хотела глядеть в сторону Френтиса, не удостаивала врага и крупицы внимания.
— Ваша госпожа разбогатела на вашем труде, — сказал он. — Если она так уж добра, отчего она не освободила вас? Идите с нами — и узнаете свободу.
Бесполезно. Рабы не шевельнулись, словно оглохли.
— Брат, убей их, — сплюнув под ноги, проговорил бывший кузнец, освобожденный на первой плантации. — Мерзкие лизоблюды! Они предадут нас.
Освобожденные одобрительно загудели, причем не только люди из Королевства. Они делались свирепее с каждым набегом, каждый замученный до смерти помещик или надсмотрщик еще сильнее разжигал жажду крови.
— Свобода — личный выбор каждого, — сказал Френтис своим воинам. — Собирайте припасы и готовьтесь выступать.
Кузнец забурчал от злости, указал мечом на горделивую воларку:
— А как насчет старой суки? Стрелу в нее, и эти псы наконец задумаются.
Иллиан шагнула к нему и ударила кулаком в лицо.
— Эта экспедиция под командой Шестого ордена, — сказала Иллиан, — а орден не воюет со старыми женщинами.
Брызгая слюной и кровью, кузнец развернулся к Иллиан, а та положила руку на рукоять меча.
— Еще раз станете перечить брату Френтису, я успокою вас сталью. А теперь идите собираться, — равнодушно проговорила Иллиан.
Вечером Френтис наблюдал, как Плетельщик освобождает плененных варитаев. Отряд остановился на ночлег в десяти милях от виллы. Варитаи — а их было уже три десятка — встали чуть поодаль от основных сил. Освобожденные варитаи оставались молчаливыми, неизменно смотрели с удивлением на все вокруг и редко отходили далеко от Плетельщика — словно новорожденные оленята от мамы.
Трое пленных сидели в центре круга варитаев, связанные, оголенные по пояс, безучастные. Плетельщик присел рядом с фляжкой в руках. Он окунал туда тонкую тростинку и касался шрамов ее кончиком. От каждого прикосновения немедленно начинались конвульсии и пронзительные душераздирающие крики. Френтиса всякий раз бросало в холодный пот. К такому не привыкнешь, сколько ни слушай. Когда крики стихли и освобожденные скорчились у ног Плетельщика, варитаи подошли ближе. Плетельщик возлагал руку на голову каждого из новых освобожденных. Те моргали, начинали с удивлением озираться по сторонам, будто проснулись в новом мире, растерянные и обескураженные.