Королева Теней. Пенталогия

— Десять лет, — выдохнула она едва слышно, поворачиваясь к нему лицом, когда отзвуки литавров снова возвестили смену позиции. Взглянула отчаянно и тревожно, и маска бесстрастности исчезла с ее лица. — Мне рассказывали, что лорд Бастельеро не смотрит на женщин. Что возлюбленная лорда — его шпага, обращенная против врагов королевства. Десять лет верности, Грегор… Неужели найдется женщина, не способная это оценить?

— Я верен своему королю, ваше величество, — сказал он непослушными, как на морозе, губами. — И его королеве. И благодарен, что вы это цените.

Наверное, это лучи главной люстры озарили ее лицо так, что оно вспыхнуло, будто налившись золотом изнутри, а глаза сверкнули алыми отблесками рубинов. Не может ведь это быть гнев — за что? Она сама сказала ему при последней их встрече, что между ними всегда будет стоять долг. Ее долг принцессы, что должна выйти замуж в интересах двух народов. Его долг верноподданного и друга. Так что же теперь она режет ему сердце ржавым ножом невозможной надежды? Нет между ними ничего, и быть не может! И когда же кончится этот всеми богами проклятый ловансьон?!

— О, верность — это то, чем вы славитесь, милорд, — изогнулись алые губы в учтивой улыбке. — Теперь я это ясно вижу. Вы истинный образец благородного рыцаря и лорда. Ловансьон заканчивается, будьте любезны проводить меня.

В самом деле, последние такты, затихая, звучали под сводами зала, и Грегору показалось, что навощенный паркет качается, уходя у него из-под ног. Он снова все испортил — как всегда. Величайший из его талантов, куда там магическому или полководческому! Тонкие пальцы Беатрис лежали в его ладони, но теперь казались холодными и жесткими, будто он держал не руку прекрасной женщины, а эфес шпаги. Той самой, про которую шутили, что это единственная любовница лорда Бастельеро. Интересно, какая дрянь все эти годы осведомляла двор о подробностях его личной жизни?! Впрочем, неважно.

Важно только то, что они с Беатрис уже подошли к Малкольму, и следовало отдать положенный поклон супругу женщины, с которой Грегор танцевал. И вложить ее ладонь в руку ее мужа, а потом отступить, показывая, что все это лишь законы бала, позволяющего любые надежды — однако не дольше одного танца. Ловансьон как мера длины целой жизни…

— Благодарю, ваше величество, — поклонился он и повернулся к Беатрис, уже вставшей по левую руку от мужа. — Моя королева, я сохраню память об этом танце.

— Мой супруг высоко ценит вас, милорд, и я присоединяюсь к нему в этом чувстве.

Голос у нее был теплым и бархатным как обычно, ни на миг не дрогнул, только рубины на шее блеснули вдруг зло и холодно, особенно — тот, центральный. Грегор еще раз кивнул Малкольму, отводя взгляд от знаменитого гарнитура, который сотню с лишним лет хранился в особой сокровищнице Бастельеро, пока влюбленный юный дуралей не преподнес его чужой невесте с напыщенным напутствием, что дарит ей смерть любого, кто посмеет обидеть прекраснейшую и вернейшую из женщин. Мол, если уж его не будет рядом, чтобы хранить ее честь, пусть это сделает его любовь — и рубиновый цветок с заключенным в него проклятием… Дурак. Зачем королеве самой спускать с поводка чью-то смерть, если всегда найдутся те, кто сделает это ради нее?

Он спустился с тронного возвышения, не чувствуя ног, мечтая исчезнуть с этого Барготом благословленного бала прямо сейчас, и плевать, что Малкольм разозлится! Чуть не столкнулся с каким-то юным дворянчиком, тот вовремя отскочил, пробормотав что-то о восхищении и благодарности, которые все испытывают к его светлости… Грегор проглотил рвущееся с губ проклятие, заковыристое, сложно закрученное, включающее и королевскую семью, и Дорвенант, и двор, причем все это в исключительно похабных сочетаниях. Прямо жаль, что не сделать рабочим!

— А, Бастельеро, — повернулся к нему лорд-канцлер, попавшийся на пути Грегора следующим. — Вы еще развлекаетесь или готовы поговорить?

— Второе, ваша светлость, — мрачно ответил Грегор. — Что вас интересует?

— Ваш доклад королю, — сразу перешел к делу Аранвен, покачивая в длинных тонких пальцах бокал с игристым фраганским вином, отпитым едва ли на пару глотков. — О порталах. Я так понимаю, это серьезно?

— Более чем! — выдохнул Грегор с немыслимым облегчением. Семеро, благословите Аранвена! Мало того, что канцлер даже здесь, посреди бальной суеты, умудряется думать о делах, он и Грегору дает прекрасный повод ускользнуть от всех этих глупостей. — Вы уже ознакомились, Ангус?

— Вы же знаете, я профан, — пожал плечами пожилой лорд, демонстрируя великолепную осанку. — Но моя жена — неплохой теоретик. Правда, некромант, как и вы, но она говорит, что все выглядит на редкость убедительно.

Грегора неприятно кольнуло сознание, что его выкладки, оказывается, подвергались рассмотрению даже не королевских магов, а… жены канцлера! Кто вообще слышал о научных изысканиях леди Аранвен? Но… ладно, если для Ангуса это имеет значение, его дело. Главное, что канцлер поверил в опасность.

— Все более чем серьезно, — сказал он, посмотрев прямо в непроницаемые темно-серые глаза Аранвена. — Ангус, ради Семерых, убедите короля и королевский совет в том, что мои предложения необходимо принять. Иначе, Претемной клянусь, мы на пороге катастрофы.

— Я постараюсь, Грегор, — кивнул лорд-канцлер. — Полностью запрета порталов не обещаю, но приложу все усилия. Если вы не слишком заняты на праздниках, приезжайте ко мне, поговорим. Только на второй неделе, будьте любезны, всю первую мы с женой и сыном гостим у Эддерли.

— Непременно, милорд.

Грегор поймал холодный взгляд леди Аранвен, стоящей в трех шагах от них, поклонился и отошел. Действительно, это он сам с удовольствием весь оставшийся бал провел бы в разговорах о делах, а Аранвену приходится развлекать жену. Как же ее… ах да, Немайн… Имена у Аранвенов — язык сломаешь, хуже вольфгардских. Немайн Аранвен, некромантка… Дарра, значит, унаследовал от матери и дар, и склонность к науке, если верить канцлеру.

Стоило вспомнить об адептах, как Грегору немедленно захотелось в Академию! Перебрать накопившиеся за несколько недель заметки, превратив их в полноценные планы будущих занятий, поговорить с другими преподавателями… Правда, почти все они на праздничных вакациях, но ведь еще есть Денвер с его расследованием убийства!

У Грегора даже руки зачесались немедленно заняться хоть чем-то полезным, и тут он заметил в толпе придворных хорошо знакомую длинную фигуру с лошадиным лицом и коротко стриженными светлыми волосами, затянутую в черный с алым мундир. Дориан Ревенгар! На ловца, как говорится, и вурдалак бежит! Вот с ним обязательно стоит побеседовать, причем именно сейчас, пока отец адептки Ревенгар, Двойной звезды и гордости двух факультетов сразу, еще не натворил непоправимых глупостей.

Дориан ему, как ни странно, обрадовался. От фальшивых улыбок и изъявлений преданности Грегора уже мутило, а за слово «восхищение» он готов был убивать, но Дориан расплылся в улыбке совершенно искренней и тут же сунул ему в руку почти полный стакан карвейна — деяние изумительно своевременное!