Королева Теней. Пенталогия
Шрифт:
— Болван! — громко и очень четко сказал Малкольм, поднимая голову и глядя прямо ему в лицо. — Ты так ничего и не понял? Она — счастлива. Она на него смотрит, будто… будто во всем мире других мужчин и нету. Она — светится. Моя… Джанет. Да я лучше сам себе руку отрублю, если полезу… между ними.
— Ну и хорошо, — выдохнул немного успокоенный Грегор. — И правильно.
В конце концов, если Вальдероны столько лет просидели в поместье, вряд ли они останутся в столице надолго. У них дочери вошли в возраст, наверняка это единственная причина для выезда. Девицы миленькие, воспитанные, с отличным приданым — выскочат замуж быстро, как пробка из бутылки с игристым фраганским. Сын… Дара у него нет, значит, либо в гвардию через пару лет, либо в придворные бездельники, либо останется
— А знаешь, Бастельеро…
Король вдруг встал и, покачиваясь, вышел из-за стола. Подошел к резному шкафчику в углу и достал из него еще один кувшин, побольше прежних, бутылки в две. Грегор закусил губу, окончательно переставая понимать происходящее. Зачем?! Зачем держать выпивку в кабинете, если стоит велеть — и принесут из подвала!
Ответ ему не нравился. Очень не нравился, и он вгляделся в лицо Малкольма, ища то, о чем раньше просто не думал. Ну, по глазам сейчас ничего не понять, но должны же быть следы на лице? Лопнувшие мелкие сосуды, постоянная обрюзглость… Нет, если Малкольм и позволял себе лишнего, то либо недолго и нечасто, либо его целитель хорошо скрывал такие вещи. Ладно, с этим Грегор позже разберется. Если же это просто внезапная тоска, то…
Он ведь не лгал и позерствовал, утверждая, что нужно отпускать то, что умерло. Хоть людей, хоть любовь… И если Малкольму всего-то надо напиться разок, чтобы окончательно забыть свою Прекрасную Дженет, — да и ради Благих!
— Знаешь… — повторил король, возвращаясь и плюхаясь в кресло.
— Да? — терпеливо уточнил Грегор.
— Иди к Барготу, — сказал вдруг Малкольм совершенно трезвым голосом, мгновенно выдавшим, что он абсолютно, просто дико пьян. — Пить ты со мной не будешь, слушать… Да я и сам не стану… говорить. О ней… Не с тобой. Так что иди… Иди, Грегор. Я… Завтра все будет как надо.
И он, пожалуй, был прав. Если бы Грегор мог остаться и помочь, он бы так и сделал, что бы там ни нес пьяный Малкольм про свою великую любовь. Но кое-что надо переживать в одиночку, как зверь, что забивается в логово, не позволяя другим увидеть свою слабость. Малкольм ему доверяет, конечно, но завтра может и пожалеть, если наговорит лишнего. Гордость Дорвеннов ни на каких весах не уступит гордости Бастельеро.
Поэтому он встал и кивнул. Сказал негромко:
— Понадоблюсь — позовешь. Как обычно, в любое время.
Увидел короткий кивок в ответ и пошел к двери. Уже почти взялся за ручку, но тут в спину прозвучало:
— Стой!
Грегор замер, потом повернулся. Малкольм сидел, откинувшись на спинку кресла, и сейчас было хорошо видно, как он постарел. То ли за эти десять лет, что они толком не виделись, то ли за несколько часов, прошедших после бала… Бывает и такое, оказывается, что часы длятся дольше, чем годы. Под голубыми глазами короля набухли мешки, лицо расплылось, да и сам он разом погрузнел, оплыл, как тающий по весне сугроб, и Грегор поклялся себе, что обязательно вытащит друга хоть на охоту — плевать, что он сам ее терпеть не может, Малкольм-то любит! — хоть просто на тренировочную площадку. Безобразие же — так распускаться! А женщины… это пройдет!
— Если забуду, — продолжил Малкольм со странной пугающей неторопливостью, — можешь потом напомнить. Даю тебе разрешение жениться, когда захочешь и на ком захочешь. Слова больше не скажу! Но — с условием.
— Каким? — вскинул брови Грегор, гадая, что это, пьяная прихоть или настоящее обещание.
Большой серо-белый кот вывернулся откуда-то из-под стола, прыгнул к королю на колени, потерся мордой, с подозрением косясь на Грегора.
— Женись по любви, болван, — тоскливо выдохнул Малкольм, запуская пальцы в шерсть кота. — Ты не король, тебе можно. Женись на такой, которая… будет стоить всего! Всего остального, понимаешь? Титула, состояния, договоров, мать их барготову. Чтобы за нее все это отдать — и не жалко. Я бы отдал. Хоть сейчас. Да поздно. И ты запомни: один раз повернешь не туда —
и все. Все, Грегор, понимаешь? Ты же умный… Умнее меня, я всегда это знал. Только зря… слушал тебя. Ты все мне тогда сказал правильно. Что корона стоит счастья. Моего, ее… Нет, Грегор, не стоит. Жизни — да. А счастья — нет. Жаль, сыну этого сказать не смогу. Не поймет. И тоже — поздно.— Твои сыновья…
Грегор хотел сказать, что Криспин и Кристиан — уже сейчас видно — истинные принцы, спокойные, рассудительные, и оба на удивление хорошо понимают, в чем состоит их долг… Но Малкольм измученно махнул свободной рукой и повторил совсем глухо:
— Иди.
А потом снова уронил голову, и Грегор, помолчав несколько мгновений, тихо вышел, плотно закрыв за собой дверь.
Глава 5. Встречи деловые и семейные
— Да что же это такое! Сперва посыльные будят! Теперь эта полоумная орать взялась! Никакого покоя… Все папе расскажу, пусть меня в другую комнату переселят!
Возмущенный вопль ударил по ушам, и Айлин рывком села на постели, пытаясь понять — где она? Кажется… кажется, в Академии… А темный безымянный ужас, от которого заходится сердце и так оглушительно гремит в висках кровь — это всего лишь сон. Кошмар.
Подробности сна никак не вспоминались, только вот это самое ощущение ужаса, от которого она, наверное, закричала?
— Из-звини, — пробормотала Айлин, не глядя на возмущенную соседку, но Иоланда только сердито фыркнула и чем-то загремела.
Не удержавшись, Айлин бросила на нее быстрый взгляд: очень хотелось увидеть что-то знакомое и совершенно точно настоящее, пусть даже и не слишком приятное!
Растрепанная, запыхавшаяся и раскрасневшаяся Иоланда сражалась с дорожным сундучком: пыталась запихнуть поверх пестрого вороха вещей стопку учебников. Ворох отчаянно сопротивлялся.
С высоты своей кровати Айлин отлично видела и кое-как упиханное в сундучок покрывало с постели соседки, и край желтого шелкового платья — наверное, в нем Иоланда приехала в Академию осенью, ведь во время учебы адептам дозволяется только мантия! — и кружевной чулок, свесившийся из сундучка, прямо как змеиная шкурка, которую мэтр Денвер велел оживить на прошлом уроке по анимированию.
Иоланда тоже заметила чулок, сунула его поглубже в недра сундучка, захлопнула крышку и села на нее сверху, чтобы та не поднималась.
— Кажется, я все-таки что-то забыла! — заявила она уже через минуту и бросила на Айлин быстрый взгляд — смотрит ли соседка и достаточно ли завидует?
Айлин молча отвернулась, отбросила одеяло и, сменив ночную рубашку на мантию и наскоро умывшись, отошла к окну. Лучше во двор смотреть!
Хорошо Иоланде! Она на вакации едет домой…
Готовиться к отъезду Иоланда начала еще вчера: уложила в сундучок и платье, и туфельки, и — спасибо, Претемнейшая! — баночки со своими вонючими кремами, и атласные цветы, которыми обычно украшала волосы, и несколько учебников. Первой в укладку отправилась «Достославная и подробная история Ордена», причем до этого Иоланда с подружками просидели над учебником целый час, попивая шамьет, поедая пирожные и делая вид, что читают, но не перевернули ни одной страницы, только томно вздыхали. А перед тем, как закрыть учебник, Иоланда достала из него закладку-миниатюру примерно с ладонь размером, и девицы принялись любоваться ею по очереди. А потом Иоланда спрятала картинку между страниц книги. А книгу — на самое дно сундучка!
Айлин даже пожалела немного, что увидеть изображение на миниатюре ей так и не удалось. Впрочем, некоторые мысли у нее на этот счет были, если вспомнить, кто ведет историю магии. Только ничегошеньки у Иоланды не получится, даже если она разведет в своих светлых кудряшках целую клумбу атласных цветов и намажется ведром кремов и мазей. Все эти девицы только сплетничают о магистре Роверстане, а спроси у них, оказал ли магистр хоть кому-то внимание, переходящее за грань обычной любезности, сразу прикусят язычки — и точно не из скромности. Просто рассказать им будет нечего, иначе вся Академия давно гудела бы от такой новости. Маги и магессы, оказывается, сплетничают еще похуже, чем в светских салонах.