Королевская Академия Магии. Неестественный Отбор
Шрифт:
Короткими перебежками добравшись до своих покоев, Маргарет рухнула в кресло.
— Скорей бы бал. Я тогда смогу послать всех в парк.
— Ты и сейчас это можешь, — хмыкнула Тамира.
— Сейчас я одна из Избранниц, — покачала головой мэдчен Саддэн. — И благородные просто оказывают мне знаки внимания. Навязчиво, но в пределах приличий.
— Условности, — фыркнула Тамира, — мешают жить.
За последующие дни Маргарет не раз вспомнила эту фразу. Ей не давали прохода. Стовер и Хемснис, получив предложение стать придворными морами, часть вражеских сил оттянули на себя. Но чем ближе был бал, тем
Мора Тандин поселилась при дворе. Она и ее помощницы закрыли ателье в Царлоте и работали только на Маргарет. Для самого важного дня готовилось три роскошных платья. По задумке швеи эти наряды должны были отражать как время суток, так и статус — рассвет, день, закат. Рассвет — Избранная, день — Жена, закат — Жертвенная. Последнее особенно пугало Маргарет. Но мора Тандин посмеивалась и приговаривала:
— Мы, женщины, за все платим кровью. Весь наш жизненный путь тесно переплетен с нею. Мы жертвуем свою кровь, превращаясь из девочки в девушку, из девушки в женщину.
— Ага, а уж сколько крови, когда матерью становишься, — хихикнула одна из помощниц и тут же отхватила начальственный подзатыльник. — Простите.
— Да, градус театральности сбит, — вздохнула мора Тандин. — Каждый из нас зависим и от Богини, и от королевской власти. Но вы на краткий миг окажетесь в полной власти Серой Богини и в абсолютном безвластии относительно короля. Не законы Кальдоранна будут определять вашу судьбу. Потому и платье должно быть соответствующее.
— Мора должна быть морой хоть на эшафоте, хоть в уборной, — покивала все та же помощница. — Что? Мне мама так говорила. Правда, я не мора, поэтому мне не помогло.
Платье-рассвет шили из удивительного переливчатого шелка. Нежно-розовый верх к подолу превращался в грозовой сумрак. Немного вышивки, темное кружево на нижних юбках. Так, чтобы лишь при движении кружевная пена немного проглядывала из-под текучего шелка.
Платье-день выкроили из синего атласа с роскошным, тяжелым золотым шитьем. Тугой корсет делал талию Маргарет устрашающе тонкой и аппетитно приподнимал грудь.
Платье-закат полностью отражало свое название. И было идентично утреннему наряду, с той лишь разницей, что кроваво-алый цвет лифа к подолу становился непроглядно-черным. Украшением для вечернего наряда служила россыпь черных бриллиантов на лифе платья.
— И ваши роскошные волосы. — Мора Тандин провела ладонью по тугой косе Маргарет. — К Богине вы выйдете простоволосой и босой, без косметики и украшений. Только платье.
— А белье? — ахнула Маргарет.
— Богине нет дела до белья смертных, — улыбнулась швея. — Но у вас будет очень, очень красивое белье. Ведь после храма гости проводят королевскую чету в спальню. И до самого утра будут пить и веселиться. И просить для вас плодовитости.
— Многоплодности, — хихикнула помощница.
— Динка! Если б не твои золотые руки — убила б дуру! Мы про королеву говорим, а не про кошку помойную!
Такие диалоги свершались едва ли не каждую примерку. А примерки случались каждый день.
Первая неделя, из двух оставшихся
до бала, сгорела как тонкая лучина. И однажды вечером, пролистывая учебник практической артефакторики, Маргарет задумалась о том, насколько быстро летит время. И как мгновенно меняются приоритеты — совсем недавно у нее были иные планы на жизнь. А теперь все зыбко и неопределенно. То есть королевский венец — он уже вот, почти давит на голову. Но вот все остальное…«Нельзя зарекаться», — витиевато вывела Маргарет в роскошном блокноте. Последние вечера она не могла позволить себе расслабиться за учебниками. Оказывается, каждая мэдчен, становясь морой Дарвийской, жаловала открытой городской библиотеке свой дневник. Вот только в дневнике Маргарет были записаны грязные ругательства и рецепты взрывоопасных алхимических растворов. Кое-что приемлемое было в одной из лабораторных тетрадей, но расстаться с этим сокровищем она смогла бы только после смерти.
Поэтому сейчас она старательно заполняла новый, красивый дневник. И сама поражалась тому, какой же благостной выходит святая королева.
К слову, в народе уже пошла молва о том, что недаром Маргарет Саддэн выжила Алой Ночью. И отец у нее из простых смертных. Предположений было великое множество, но сходились все в одном — новая королева принесет добро своим подданным. Самые циничные тут же напоминали про «жральный ряд». Так в народе называли столы с угощением для горожан.
Стук в дверь вырвал мэдчен из медитации. Она как раз начала пафосную фразу «Суть жизни каждой мэдчен состоит в несении добра…» — и никак не могла ее закончить.
— Кто там?
— Дерр Серый.
Представившись, некромант вошел.
— Добрый вечер. — Маргарет отложила перо и встала. — Чем могу помочь?
— Сегодня казнили всех заговорщиков. — Из-за бесстрастного голоса и маски было непонятно, что чувствует некромант. — Шла бы ты, маленькая королева, к своему королю. Он плохо выглядит. Как и все упрямые и благородные дураки. Сам он их убивать не стал, но присутствовал от и до.
— Это будет слабостью, если я не захочу знать точное число убитых? — сглотнув, спросила Маргарет.
— Это будет очень верным решением. Но, маленькая королева, никто не должен усомниться в твоей святости. Уж поверь. Иначе вы замучаетесь подавлять народные волнения. Он в личном кабинете. Выкини оттуда Глорейна и Вальтера. Мужественно надраться вина они смогут и в другой день.
Маргарет присела перед некромантом в низком реверансе. Она и близко не представляла, как бы они с Линнартом справились со всем этим без него. Нет, на самом деле все было решаемо. Но очень многое осталось бы тайным — записи моры Дивир-Дарвийской пролили свет на многие происшествия в королевстве.
— Вы не оставите нас? — спросила Маргарет.
— Пока не увижу твоего сына — не оставлю. Да и защиту дворца пора подновлять. На ближайшие лет пять дел хватит. Телепортируйся, маленькая королева. А то застанешь вместо короля его винное тело.
Подойдя вплотную к некроманту, она оставила на его маске короткий, благодарный поцелуй. И, сделав шаг назад, открыла телепорт.
В личном кабинете траурный настрой можно было потрогать руками. Трое мужчин сидели за столом. Перед ними стояли толстостенные бокалы с каким-то крепким алкоголем. И ни следа съестного.