Королевские игры

– Леди Уолсингем была очень добра, - рассказала Розамунда.
– Перешила для меня два своих платья и привела в порядок те, которые я привезла. А вот это совсем новое: Урсула прислала его всего лишь пару дней назад.
– Она провела ладонью по бирюзовой юбке из тафты и поудобнее устроилась в дамском седле.
– Очень элегантное, правда? Но мне срочно нужны чулки, а купить не на что.

Томас снова поморщился:

– Посмотрю, что можно сделать. Заботиться о тебе должен Эдмунд, но даже если удастся вытащить братца из объятий очередной шлюхи, он все равно будет пьян настолько, что не поймет, чего от него хотят.

– Если вдруг удастся с ним поговорить, не забудь, что и туфли тоже нужны.

Томас покачал головой:

– Попробую, но обещать ничего не могу.

Розамунда решила сменить тему. В родственные чувства Эдмунда она верила не больше, чем сам Томас. Оставалось лишь надеяться на красноречие, настойчивость, а возможно, и щедрость младшего из братьев.

– А кто еще будет на обеде, знаешь?

Томас посмотрел искоса, и взгляд показался сестре странным.

– О, все свои. Наверняка приедут дочь сэра Фрэнсиса леди Сидни и мой приятель Томас Уотсон. А еще сэр Роджер Эскью, давний друг лорда и леди Уолсингем.

Розамунда нахмурилась.

– Впервые слышу это имя. Он служит при дворе?

– До недавних пор оставался в Нидерландах вместе с сэром Филиппом Сидни. Во время его отсутствия жена умерла в родах, так что он сразу отправился в Шропшир по делам поместья, а в Лондон вернулся всего лишь несколько дней назад. Уверен, что вскоре появится при дворе, тем более что королева относится к лорду Эскью весьма благосклонно.

Томас говорил небрежным тоном, но тем не менее разбудил любознательность сестры.

– А этот джентльмен тоже считает сэра Фрэнсиса своим хозяином и благодетелем?

– Почему ты так решила?

Розамунда пожала плечами:

– По двум причинам. Во-первых, складывается впечатление, что каждый из твоих знакомых каким-то образом связан с секретной службой господина секретаря. А во-вторых, сэр Фрэнсис ни на минуту не прерывает работу, так что вряд ли пригласит на обед кого-то, кто не причастен к его деятельности. Сочтет пустой тратой времени.

– И вновь, сестричка, вынужден напомнить о неуместности как вопроса, так и ответа.

– Что ж, придется самой делать выводы.
– Розамунда хитро улыбнулась: очевидно, подозрения оказались не беспочвенными.
– А мастер Марло будет?

– Сомневаюсь. Как у тебя складываются отношения с другими камеристками?

– Честно говоря, ни с кем, кроме Джоан Давенпорт, почти не общаюсь. К счастью, находиться в компании скучных дам приходится лишь несколько часов в день. А в целом придворная жизнь кажется весьма увлекательной.

Брат взглянул на нее с подозрением:

– Надеюсь, не чрезмерно увлекательной. Не забывай, что ты здесь прежде всего для того, чтобы найти супруга. Как только выйдешь замуж, статус сразу изменится, даже если будешь продолжать служить в прежнем звании. Замужнюю даму никто не посмеет побеспокоить.

– Да-да, никто, кроме мужа.

Томасу ответ не понравился.

– Учитесь держать язык за зубами, мистрис. Если скажете что-нибудь подобное в обществе, считайте, что будущему конец. Сегодня надо быть особенно осторожной.

Розамунде не хотелось спорить. Кому придет в голову распускать язык на обеде у лорда Уолсингема?

На Сизинг-лейн, возле особняка господина секретаря, Томас спешился, помог спуститься сестре и отдал поводья готовому услужить конюху. Гостей немедленно проводили в большую гостиную, которой, как уже знала Розамунда, пользовались лишь в присутствии посторонних.

Леди Уолсингем вышла навстречу и тепло обняла подопечную.

– Ах, до чего же я соскучилась, дорогая. Позволь на тебя посмотреть.
– Она немного отступила и осмотрела юную фрейлину с головы до ног.
– Платье сидит отлично. Очень рада. Пойдем, познакомишься с моей дочерью, леди Сидни.

Она подвела гостью к высокой, чуть угловатой молодой даме, которая выглядела немногим старше Розамунды.

Мистрис Уолсингем склонилась в реверансе.

– Леди Сидни, счастлива с вами познакомиться. Леди Уолсингем так много о вас рассказывала.

– Надеюсь, только хорошее?
– Фрэнсис Сидни дружески улыбнулась и сразу стала похожа на матушку.
– Ну а вас она не устает расхваливать.

Розамунда пробормотала что-то приличествующее случаю и скромным поклоном ответила на галантное приветствие Томаса Уотсона.

– Кажется, вы уже знакомы с мастером Уотсоном, - заметила леди Уолсингем.
– Ас нашим давним другом, сэром Роджером Эскью, должно быть, встретитесь впервые.

Сэр Роджер, одетый в черный бархатный камзол с отделкой из серебряной парчи, оказался высоким и прямым - сказывалась военная выправка, подчеркнутая весьма скромным по придворным меркам воротником. Поскольку он только недавно вернулся из Нидерландов, значит, принимал участие в боевых действиях. Темные густые волнистые волосы плохо гармонировали с мрачным выражением серых глаз и суровой линией губ. Нет, наверное, не столько суровой, сколько печальной, поправила себя Розамунда. Должно быть, разбитый смертью супруги брак был основан на любви.

– Весьма польщен, мистрис Уолсингем.

Немногословный джентльмен склонился над рукой Розамунды. Выглядел новый знакомый так, как должен выглядеть высокопоставленный сановник. Да и возраст уже наверняка перевалил за тридцать. Почти старик, хотя, если не считать торжественного выражения лица, особенно дряхлым он не выглядел.

– Рад тебя видеть, Розамунда.

Сэр Фрэнсис приветствовал кузину с обычным бесстрастием, а в ответ получил обычный скромный поклон.

– Пора к столу.
– Леди Уолсингем направилась к двери.
– Розамунда, я приготовила тебе место возле сэра Роджера. Мастер Уотсон, вы сядете рядом с леди Сидни.

Общество устроилось за длинным, покрытым белоснежной скатертью столом, и слуги начали выносить блюда. Пир обещал быть весьма щедрым - Розамунда не помнила, чтобы так угощали, когда она жила в доме. Оставалось лишь гадать, чье присутствие вызвало появление жареного лебедя и молодого барашка в сопровождении тушенных в миндальном молоке овощей, соуса из креветок, аспарагуса и грибов в масле. Вино лилось рекой, так что Киту Марло здесь бы непременно стало весело. Наверное, даже слишком весело для этой компании. На ум пришли слова одной из его лихих песенок, и Розамунда невольно улыбнулась.