Королевский сорняк

В дороге они почти не разговаривали. Николай Сергеевич только спросил:

– Вы сбегаете от кого-то, верно?

Тоня долго молчала, пытаясь найти точный ответ на его вопрос.

– Скорее, от самой себя, – произнесла она тихо.

Николай Сергеевич бросил на нее немного удивленный, как ей показалось, взгляд, и снова уставился на дорогу.

На даче – это была красивая деревянная дача, очень благоустроенная, – Николай Сергеевич сказал, что в программе у них первым делом сон.

– Час поздний. Вы, как я понимаю, устали, да и я тоже. Если вы голодны, у меня здесь есть еда.

Тоня осмелилась попросить стакан молока, который и получила. Затем ей вручили постельное белье и показали комнату.

Писатель пожелал ей спокойной ночи и покинул ее.

Она немного растерялась. Пожалуй, почувствовала себя навязавшейся гостьей, которую пустили из вежливости, но дали понять, что никто ею тут заниматься не собирается. Она почему-то представляла в машине, что на даче есть камин, что Николай Сергеевич его растопит, что они сядут в кресла и он скажет ласково: «Ну, рассказывайте. Что с вами стряслось, Тоня?»

Но не было камина, не было кресел, не было беседы – ее отправили спать в незнакомую комнату, а сам Писатель исчез раньше, чем она переступила ее порог, так и оставшись со стопкой постельного белья в руках.

Тоня принялась стелить постель, жалея, что не поехала в Пятигорск. Да, родителям она бы ни за что не рассказала все то, что с ней приключилось, и не получила бы от них дельного совета (даже если и рассказала бы!), – но сейчас ей было одиноко до головокружения. И на самом деле больше, чем советы, ей требовалось тепло и участие…

«Почему я не позвонила Александре? Какая-то дурацкая гордость: стыдно признаться, что все опять плохо… Неумная, дешевая гордость! А на самом деле именно Александра и ее детектив – как раз те люди, которые способны мне дать и поддержку, и дельный совет…»

И Тоня, забираясь под одеяло, решила, что завтра утром поблагодарит Николая Сергеевича за прибежище, позвонит Александре и поедет к ней. В том, что Александра ее примет, не откажет, Тоня была уверена.

…На следующий же день, в субботу, Алексей без труда (старые связи с милицией помогли) нашел владельца квартиры, в которой жил Кирилл, и поехал по адресу без звонка. Он частенько, пренебрегая правилами хорошего тона, предпочитал являться к нужному человеку без предупреждения, чтобы застать его врасплох: так меньше лжи. А если она и есть, то куда быстрее выдает себя. За редким исключением (точнее, отклонением), ложь отнюдь не в человеческой природе, и лгущий непременно выдает себя опытному наблюдателю выражением глаз, какой-то едва уловимой мимикой, жестами… А Кис был опытным наблюдателем.

Однако оказалось, что хозяин сдает квартиру вовсе не Кириллу, а совсем другому человеку. Он легко назвал имя своего съемщика, а когда Кис спросил о вмонтированных камерах, глаза хозяина съехались на затылке с такой непосредственностью, что Кис решил ему поверить.

Потратив некоторое время на установление адреса этой неожиданно возникшей в цепочке персоны, он, следуя своему методу, отправился и туда без звонка. Дверь ему открыла женщина лет двадцати пяти. Услышав вопрос детектива, она заявила:

– Сожалею, но папы нет дома. И еще долго не будет. Он в длительной загранкомандировке.

Алексей, приложив все свои скудные способности к обольщению, все-таки добился, чтобы его не держали на пороге. И даже удостоился чашки кофе с печеньем. Итог, однако, был совершенно неутешительным.

Итак, пять лет тому назад разведенная мама осталась жить на Украине, и Лена – так звали дочь – предпочла отца, Москву, престижное образование и немалые бабки, что отец зарабатывал. Но она выросла. Стало ясно, что у папы своя жизнь, у нее своя. И было решено, что отец снимает ей квартиру. Хорошую, дорогую.

Однако, едва квартира была снята, как у отца неожиданно всплыла командировка в Италию на год. И тогда Лена с отцом договорилась: чтобы квартиру не упустить, она ее пересдаст. Отец уехал, а Лена дала объявление: «Сдается квартира. Без посредников».

Было несколько звонков, но всех отпугнула цена: Лена решила повысить свои личные фонды и самовольно прибавила к арендной плате лишние сто долларов. Она уже было решила отказаться от затеи с лишней сотней, как вдруг явился человек, который не только не торговался, но обещал заплатить сразу за год вперед. Что, собственно, и сделал на следующий же день. Лена обалдела при виде такой суммы. И, подумав, решила положить ее в банк под проценты. Если она даже выплачивает хозяину условленную стоимость, то в конце года у нее на счету накопятся ежемесячные лишние сто долларов плюс проценты!

Девушка была явно в эйфории от своей практичной предусмотрительности, а также от грядущих к концу года цифр.

– И когда это случилось?

– В прошлом августе.

Кирилл уехал из Тулы тоже в августе…

– Можете дать мне его имя?

– Имя? Так я его не знаю!

– Как это? Вы даже не поинтересовались, кому сдали квартиру?

– А зачем? Уж не думаете ли вы, что я такая дура, чтобы подписать с ним договор и платить налоги? Я получила всю сумму за год вперед плюс гарантийный месяц. Если квартира в порядке, и он захочет забрать залог, так он сам придет, мне его искать не понадобится. А если не придет, так тем лучше: залог останется у меня!

Мда… Что тут скажешь?

– Ну, хоть каков из себя, опишите!

– Да невзрачный такой… Я уж не помню… Невысокий, щуплый, с усиками, средних лет…

– Волосы, глаза?

– Волосы темные и, кажется, редкие… А цвет глаз не помню. А, вот что вспомнила: он был в дымчатых очках! Потому я глаза и не разглядела.

Кис вышел от Лены в полном расстройстве чувств. Надо же, какой облом!

Глава 26

Утром Тоня обнаружила Николая Сергеевича на кухне. Он завтракал.

– Я на всякий случай приготовил и на вашу долю, – сказал он. – Вон, на плите. Ешьте, если хотите.

Тоня посмотрела: на сковородке оставалось пол-яичницы с ветчиной.

Она соблазнилась: есть хотелось. Орудуя над своей тарелкой, она обдумывала, как бы сказать Николаю Сергеевичу, что не намерена обременять его своей персоной и своими историями, и что она…

– Я должен предупредить вас, Тоня, – вдруг заговорил он. – Я не светский человек. И совершенно не умею быть любезным. Поэтому давайте так: вы начнете разговор сами, когда сочтете себя к нему готовой.

Он несколько вымученно улыбнулся.

– Я не хочу быть обузой для вас, – решилась Тоня. – Вы не отказали мне, будучи человеком деликатным, но факт остается фактом: я напросилась к вам. Не стану вас обременять и нарушать ваше одиночество, которым вы, видимо, дорожите… Я сейчас позвоню только и сразу же уеду.

– Нет!

Он произнес это неожиданно резко.

– Вы не поняли… – несколько мягче добавил он. – Я на самом деле вам рад. И хотел бы помочь. Просто не ждите от меня предложений… Я не умею. Я живу один, и у меня редко бывают гости… Поэтому прошу вас взять инициативу на себя. Вы можете открывать холодильник, когда голодны, брать оттуда все, что вам вздумается, пойти прилечь, если вам захочется, не разговаривать со мной вообще или рассказать все то, что вас тяготит, если вам это необходимо… Договорились?