Королевы умирают стоя, или Комната с видом на огни

– Я понял. Ты начинаешь ценить мужчину в тот момент, когда его навсегда теряешь. Вот тогда ты и начинаешь по нему убиваться. А раньше никак не получается.

Она сама не ожидала, что решится его ударить, но ударила сильно, не так, как в свое время Малиновского. К тому же Дэн и не пытался увернуться. На его щеке отчетливо проступила красная пятерня.

– Ну вот, до синяков мы, кажется, уже дошли, – усмехнулся Дэн. – Может, теперь попробуешь сломать мне руку? Уверяю: тебе после этого станет значительно легче.

– У меня такое впечатление, что я со Стасом разговариваю.

– С кем поведешься, от того и наберешься. Он меня научил, что ирония – лучшее средство защиты, а вовсе не нападение.

– Да? Но тебе это не идет.

– Пусть. Кстати, у тебя нервы сдают, не хочешь пойти к врачу? А если ты каждую ночь будешь так кричать?

– Я тебе мешаю?

– Мне страшно. Я не знаю, что делать, вдруг ты начнешь себе вены резать?

– Кто тебе рассказал? – встрепенулась Анна, схватила его за руку и тряхнула изо всех сил. – Шацкий? Сашка? Мама? Кто?!

– Да какая тебе разница?! Я живу в этом доме уже больше года! О чемто же мы разговариваем в твое отсутствие!

– Извини. – Анна попыталась взять себя в руки. – Я тебя ударила – извини.

Дэн ничего на это не сказал, просто лег и отвернулся к стене. Тут только Анна подумала, что мальчику так и не удалось этой ночью уснуть. Она все время будила его своими криками…

…Со всем этим чтото надо было делать. По рекомендации хороших знакомых Анна обратилась к модному психотерапевту. Молодой симпатичный мужчина слушал ее с такой неприкрытой жадностью, что Анна начала подозревать, что он собирает материал для докторской диссертации и ее случай как раз то, чего ему не хватает для завершения картины. Анна никак не могла расслабиться и заставить себя ему доверять.

– У меня была попытка суицида десять лет назад. С тех самых пор меня мучает мысль, что я чегото не завершила. Какоето очень важное дело. Я даже не праздновала в этом году свое тридцатипятилетие. У меня возникло ощущение, что этот год мне ни за что не пережить. Что он последний. И я испугалась.

– Может быть, это ваши фантазии? Вы человек творческий, впечатлительный. Люди вашей нервной организации отличаются излишней восприимчивостью. В вашем роду были душевнобольные?

– Нет.

– Вы в этом уверены? Может, от вас это скрывали?

– Мой отец умер от алкоголизма.

– Кто он был по профессии?

– Художник. Неудачливый художник.

– У вас были травмы головы в детстве? Сотрясение мозга?

– Нет, не помню.

– Как вы спите?

– Последнее время плохо.

– Головокружения?

– Да. Последнее время и это есть.

– После попытки суицида вам назначили какоето лечение?

– Да. Успокоительные препараты.

– Вы до сих пор их употребляете?

– Нет, что вы. Как только почувствовала, что наступает зависимость, сразу же перестала их принимать.

– И тогда вернулись страхи? Вам опять хочется наглотаться таблеток?

– Нет. Это все те огни.

– Какие огни? – Он внимательно посмотрел на Анну.

– Моя комната в старой квартире. На пятнадцатом этаже. Там такой замечательный вид!

– Деревья? Дома? Канал?

– Нет, просто огни. Много огней. А за каждым из них люди. Почему же я так одинока? Меня все время мучает та история. – Анна наконец решилась.

– Какая?

– Ну, когда меня все предали. Все близкие мне люди. Хотя Ленский говорил, что это все пустяки.

– Ленский? Кто это?

– Мой муж. Покойный. Когда он был жив, я не видела этих огней. Только один раз, когда решила оставить карьеру певицы. И тогда я купила пистолет.

– Зачем?

– Чтобы когонибудь убить. Когда мне плохо, помогают только радикальные меры. Ктото должен перестать жить. В конце концов, это буду я. Самое страшное, что мне никто не верит. Даже Ленский не верил. Дэн не верит. Все считают, что я притворяюсь. У меня есть только один способ доказать, что все, что я говорю, – это правда.

– Какой?

– Та комната. Я должна покончить с собой.

– Разве вам сейчас плохо? Вы материально обеспечены, независимы, у вас хорошая крепкая семья. Вы заблуждаетесь насчет своего одиночества. Подумайте, сколько людей рядом с вами!

– Меня не покидает ощущение, что все они меня используют. Пожалуй, за исключением Стаса. Это мой друг, художник. Нетнет, он «голубой»… В мою жизнь спустя десять лет вошло чтото ужасное. Я чувствую, что это конец. Мне не стоило тогда этого делать.

– Что делать?

– Ставить свечи. Впрочем, вы этого не поймете.

– Знаете, я бы действительно порекомендовал вам лечь в клинику. Вам надо пройти обследование и хорошенько отдохнуть.

– Я сейчас не могу, мне надо спасти Дэна.

– А кто такой Дэн?

– Это мой… друг, да. Но не как Стас. Короче, он мой любовник.

– И как вы думаете его спасти?

– Отправлю за границу.

– Знаете, я не дам вам больше недели. Вам стоит хорошенько подлечиться. Надо, конечно, сделать сканирование головного мозга, но я и без того уверен, что у вас крайняя степень нервного истощения.

– Я не могу сейчас.

– А когда?

– Скоро. Сначала я должна отправить куданибудь Дэна.

– Хорошо. А пока возьмите рецепт.

– Таблетки?

– Да. Вам лучше спать по ночам. И не видеть этих огней.

Анна пошла к выходу, в дверях задержалась, спросила на всякий случай:

– Скажите, я могу сделать чтото ужасное под влиянием импульса, а потом забыть, что именно я это сделала?

– Например?

– Ну, например, убить человека.

Он покачал головой:

– Я боюсь вас отпускать.

– Я буду пить таблетки. А потом вернусь.

Этот человек ничем не помог ей. Анна попрежнему не могла заставить себя ему доверять. Она не принадлежала к той категории людей, которые запросто выбалтывают свои секреты, особенно те, одно воспоминание о которых вызывает глубокий и жгучий стыд. Лучше уж комната.

Оперативная разработка: Дэн.

Через три дня оперуполномоченный Евгений Амелин докладывал майору Ехину о том, что удалось узнать о главном подозреваемом в убийстве Панкова, Дэне. При этом вид у лейтенанта Амелина был крайне самоуверенный и говорил он возбужденно, с напором и весьма нехарактерной для него иронией: