Короли анархии

— Считай, что дело сделано, — радостно сказал Найл. — И я с нетерпением жду встречи с тобой и твоей девушкой на Рождество.

Линия оборвалась, и я бросил телефон на колени с проклятием разочарования. Если бы у меня был какой-либо другой способ исправить это, я бы это сделал. Но моя семья была единственными людьми, достаточно облажавшимися, чтобы эффективно справиться с этим дерьмом для нас. И с таким количеством крови Сэйнта, запятнавшей землю, я знал, что не могу рисковать, чтобы правоохранительные органы обнаружили место этой бойни. Было бы доступно слишком много доказательств, чтобы ссылаться на нас.

— Кто это был? — потребовала ответа Татум, и я посмотрел в ее голубые глаза, напустив на лицо непроницаемую маску, и пожал плечами.

— Просто несколько человек, которые могут избавиться от всех этих улик для нас, — спокойно ответил я.

— А как же мой отец? — спросила она срывающимся голосом. — Что они будут делать с его телом?

Я открыл рот, чтобы сказать ей, что от него избавятся, как от остальных, скорее всего, разрубят на куски и растворят в кислоте. Все свидетельства того, кем он был и что делал исчезнут навсегда. Но выражение неприкрытой боли в ее глазах заставило что-то резко сжаться у меня внутри, и я заколебался. Может, мне и было наплевать на свою семью, но было ясно, что ей было не наплевать на свою. И тот факт, что я отдал ей себя, заключался в том, чтобы защищать ее от всего, что могло причинить ей боль, даже если боль не была физической.

— Я позабочусь о том, чтобы ему обеспечили могилу, — сказал я ей тихим голосом, зная, что это только еще больше увеличит мой долг перед семьей, но чувствуя, что это был единственный реальный выбор, который я мог сделать. — Настоящую, которую ты сможешь посетить. Как-нибудь.

Ее глаза наполнились слезами, но они не пролились, когда она сильно заморгала и молча перевела взгляд на дорогу.

Я отправил короткое сообщение Найлу, передав наши координаты и передав сообщение, чтобы сохранить тело Донована Риверса. Его ответ был мгновенным.

Найл:

Это тебе дорого обойдется, парень.

Киан:

Я знаю.

Монро, наконец, нажал на тормоза, когда мы вернулись к Блейку, и мы выпрыгнули из машины к Сэйнту, когда мой пристальный взгляд скользнул по неподвижному телу моего брата, который умирал в грязи, в то время как Блейк зажимал рану чистой силой воли.

— Он…? — начала Татум, выскакивая из машины, ее глаза были полны дикого страха, в то время как Блейк посмотрел на нее с явным облегчением. Он не стал тратить время на расспросы о ублюдке, который похитил ее. Он прекрасно знал, что мы бы не оставили его дышащим.

— Он жив, — прорычал Блейк. — Почти жив.

— Нас ждет врач, — сказал я, подходя к Сэйнту, чтобы достать ключи из его кармана. — Давайте отвезем его упрямую задницу туда, пока он не истек кровью и не вернулся, чтобы преследовать нас за то, что мы все испортили.

Никто не рассмеялся моей дерьмовой шутке, и Татум опустилась рядом с Блейком, чтобы помочь ему, чем могла. Монро смотрел на Сэйнта с мрачной напряженностью во взгляде, от которой у меня встали дыбом волосы, но так же быстро, как я подумал, что увидел это, оно снова исчезло.

— Отвези меня к его машине, — приказал я, возвращаясь к Мустангу. — Мы спрятали ее у дороги. Нам нужно будет продолжать давить на рану все время в путешествии, а в твоем куске дерьма для этого нет места.

— Это классика, — проворчал Монро, но больше никаких жалоб не высказал, когда мы снова запрыгнули в «Мустанг» и помчались за машиной Сэйнта.

Тогда все, что нам оставалось сделать, это поехать туда, где Найл нашел для меня неофициального доктора, и надеяться, что, черт возьми, Сэйнт сможет выкарабкаться. Но я не собирался оставлять альтернативе ни малейшего места в своем сознании. Потому что Сэйнт Мемфис был таким же постоянным, как ярость в моей душе и насилие в моих венах. Кроме того, он никогда бы не позволил какому-то куску дерьма вроде этого засранца прикончить его. Он был слишком горд для этого.

Врач пустил нас в частную клинику в каком-то незнакомом городе, когда мы приехали несколько часов назад. Я не могла сосредоточиться на том, где мы были, я могла сосредоточиться только на Сэйнте и на том, насколько неподвижным он был. Мужчина отвез его внутрь с группой медсестер, все они были в масках и перчатках. Остальных из нас они не впускали в здание, пока не проверили температуру и не спросили, были ли у нас какие-либо симптомы или не контактировали ли мы в последнее время с кем-нибудь, кого мы не знали. Никто из нас не упоминал о группе вооруженных людей, с которыми мы все только что сражались и находились слишком близко, и я даже не хотела думать о том факте, что вдобавок ко всему остальному мы подверглись риску заражения. Или, я полагаю, это было не совсем так, не так ли? Потому что, согласно одной из многих бомб, которые были сброшены на мою голову сегодня вечером, я на самом деле была невосприимчива. Но у меня просто не было сил думать об этом прямо сейчас, когда я была так поглощена беспокойством за Сэйнта.

Я стояла в зале ожидания с белыми стенами, освещенном флуоресцентными лампами, такими ослепительно яркими, что, казалось, они прожигали мне череп. Беспокойство разъедало мою грудь, как саранча, пожирающая мои внутренности. Я была в чистилище, ожидая узнать, выживет ли Сэйнт. Услышать, насколько серьезны его травмы.

Я обнаружила, что смотрю на Блейка, Монро и Киана, их взгляды были прикованы ко мне, как будто я была центром их мира. Я слышала, как Монро тихо объяснял им, что произошло в хижине, как Мортез убил моего отца и добрался до меня. И то, как исказились выражения их лиц при осознании того, чему я стала свидетелем, заставило меня обожать их еще больше.

Стон потребности вырвался у меня, когда я двинулась к ним, и они, как одно целое, сомкнулись вокруг меня, их тела прижали меня к себе, когда они держали и ласкали меня, и я вздохнула, когда просто позволила себе это. Я еще не могла осознать всего, что произошло, мне просто нужно было почувствовать их тепло, окружающее меня. Но, несмотря ни на что, моя боль и горе выплеснулись наружу, и слезы потекли по моим щекам, когда потеря моего отца ранила меня так глубоко, что я едва могла дышать.

Кровь, покрывавшая меня, подсыхала на коже, как пленка. Я хотела вымыть и отскрести каждый кусочек своей плоти, пока не обнаружу под ней новую девушку. Но я боялась того, кого найду там, когда вернусь.

Через некоторое время меня вытащили из группы и усадили в кресло, заключив в объятия Блейка, который прижимал меня к своей твердой груди, шепча мне на ухо ободряющие слова. Я уткнулась лицом в его шею, когда он разделил мою боль. Он знал это горе, он сам пережил его не так давно. И мне казалось правильным рассыпаться на части в его объятиях, потому что прямо сейчас он был зеркалом моей души.

Монро прижал руку к моей спине, стоя вплотную позади меня, а рука Киана крепко обхватила мою, когда он сел рядом с Блейком. Я плакала до тех пор, пока слезы не перестали литься, и мое сердце не превратилось в затвердевшую скорлупу, моя боль немного утихла. Я чувствовала себя опустошенной и измученной, и почему-то это было еще хуже. Как будто теперь я могла чувствовать отсутствие моего отца. В моей груди образовалась новая дыра, увеличивающая пропасть, которую оставила Джесс, когда я потеряла ее. Всей моей семьи больше не было. Воспоминания о моем детстве, обо всех днях, которые мы провели вместе, теперь хранились только во мне. В мире не осталось никого, кто разделял бы мое прошлое. Ни одного человека, который когда-либо вспоминал бы со мной, который знал бы шутки, которыми мы делились, веселье, которое у нас было, жизнь, которую мы вели. Это было мое, чтобы нести, переживать заново. Одной.

Я наконец соскользнула с колен Блейка, и Монро отступил на шаг, когда я проходила мимо него, и подошла к окну, глядя на бледнеющее небо. Приближался рассвет. А я этого не хотела. Я хотела вернуться к тому времени, когда солнце садилось в последний раз, и все изменить. Сделать тысячу разных вариантов. Казалось, когда взойдет солнце, эта ночь будет высечена на камне. Но прямо сейчас все это было похоже на ужасный кошмар, от которого я все еще могла проснуться, если бы только знать как.

Ребята разговаривали вполголоса, но я не могла разобрать слов, да и не особо старалась. В ушах у меня звенело, стена отделяла меня от мира, по мере того как я все дальше и дальше уходила в себя. Я ничего не чувствовала, ни деревянного подоконника, на котором лежала моя рука, ни температуры в комнате. Я просто чувствовала… ничего.