Корона Тафелона

А потом случилось то, что случилось. Дядька Жуге-то поручил коня почистить. И конь был смирный, и работа привычная. Да только едва Жуга начал, конь как взбесился. Куда мальчишке с ним сладить! Жуга уж думал — прибьёт его конь копытами-то или загрызёт, а тут девчонка проклятая, вынырнула откуда-то, коня по морде погладила — и как только дотянулась?... — по гриве рукой провела — он и успокоился. Дядька прибежал, Жуге уздечкой погрозил, а девчонку принялся нахваливать. Рука, мол, у неё хорошая, а чего ещё умеет, пусть покажет.

Девчонка и показала! И почистила, и копыта осмотрела, конь ей сам ноги подавал, и гриву с хвостом расчесала, в косы заплела и даже заговоренные бусины как надо подвесила. То-то смеху было! Над Жугой всё селище хохотало. И местные, и пришлые и даже тот кривоногий старик из полуденной страны, где нет деревьев — этот громче всех заливался. Сказали — если девчонка лучше тебя умеет, меняйся-ка ты с ней работой! Будешь горшки мыть да плошки, еду разносить, а она вместо тебя за конями ходить станет. Жуга спорить пытался — куда там! Маманя просила, да дядька сказал, уж два года Жуга за конями ходит, а толку всё меньше, чем от этой девочки. Аталеле её звали. А она глазки-то потупила, вроде как скромничает, а сама в руках что-то вертит. Потом отбросила, Жуга место приметил, всё обыскал, перещупал — нашёл! Колючка там была, вот что! Небось, подсунула коню, а потом вынула. А то и заговорила её сначала. Да кто ж Жуге теперь поверит? Скажут — свою оплошку на девчонку свалить хочет.

* * *

Жить стало худо. Кабан девчонку-то жалел, когда она ему помогала, а Жугу гонять принялся. То подай, то принеси, это сделай, да поживее, да поторапливайся, да всё с колотушками. Ещё бы! Кто ж за него заступится? Маманя? Или дядька, который в девчонке души не чает да каждый день нахваливает? Жуга даже думал, может, к тятьке вернуться, но потом струсил. Кто ж его проводить одного согласится? Умнее надо быть. Или уйти с большим обозом или глаза всем на девчонку открыть проклятущую. Так и стал присматриваться. Она то и дело к Кабану забегала, на Жугу и не смотрела. За косу он её дёргать теперь остерегался. А ну как пожалуется? Кабан его вовсе заколотит.

А потом пришли люди из закатной стороны, не двое, не трое, а целое селище, да все на конях, да с телегами. Всё больше воины, но и женщины с ними и даже детишки мелкие. Только стариков старых нету. Жуга аж испугался, куда Кабан их всех поселит? А они отошли в сторону, в поле дома из тряпок да кожи да шкур поставили и ничего. Все поселились. Ух, и строго там было! Жуга только хотел поближе подобраться, интересно же! — так его какой-то злой человек в странной шапке высмотрел и велел убираться, покуда цел, мол. Говорили они между собой на языке закатной страны, а кто-то и вовсе непонятно. Похоже на то как кривоногий старик ругается, но не то всё же.

Главный-то их за всем проследил, присмотрел, а потом к Кабану пошёл. Странные они. Жуга-то думал, главный в дружине — самый сильный, самый высокий, самый красивый, одет лучше всех и непременно с серебряной гривной [27] на шее. Краше него только князь! А тут — невысокий неказистый дядька, рожа рябая, брови белёсые, ни роста, ни стати, ни красоты, ни нарядов. Но все его слушались, видать, чем другим взял. Жуге-то любопытно, какие дела у пришлого с Кабаном. Место у них не сказать чтобы тихое, на дороге стоят. Своей дружины нет, только несколько человек, которых Кабан кормит да поит, да одевает. До города, где князь стоит, через лес ехать день, два, а, может, и больше. Налетят враги, так пожечь успеют всё селище, покуда до князя гонец дойдёт. Раньше-то так и было. То оборотни с заката наскакивали, то нагабары [28] с полуночи приходили, разоряли селища, уводили пленников. А то и вовсе князь с кем поссорится, чужой князь придёт — хуже оборотня лютует!

27

Гривна — шейное украшение, имевшее вид незамкнутого обруча. Часто дарилась в качестве награды.

28

Нагабары — нагбарцы — жители Нагбарии, страны, лежащей на севере и северо-западе от родины Жуги, к северу от Тафелона, который Жуга называет закатной страной.

А теперь — спокойно. Как уж оборотней да нагабаров утихомирили — кто их знает, а только больше они тут не промышляли. И вот теперь — целое конное селище. Жуга, когда его от поля-то отогнали, отбежал, затаился, но вовсе-то не ушёл, пока их главный к Кабану не затопал.

* * *

— Ну, здравствуй, Кабан, — усмехнулся Увар, переступив порог придорожного кабака. Днём здесь было пусто: жители собирались только к вечеру, а других гостей, кроме отряда Увара, в придорожном селении не было. Хозяин медленно повернулся, он всегда двигался медленно, смерил гостя взглядом.

— С чем пожаловал, Увар? — отозвался он степенно. — Никак от Серого весточку принёс?

— Серый жив, здоров и о тебе не вспоминает, — покачал головой наёмник и сел за стол. — Что ж так неласково встречаешь, а, Кабан?

— Где этот проклятый мальчишка?... — заозирался Кабан. — Жуга! Поди сюда, негодник!

Мальчик неохотно вышел из-за бочонка, возле которого он было присел, чтобы незаметно разглядеть странного гостя. Привычно увернулся от зуботычины и молча уставился на кабатчика.

— У, отродье! — замахнулся на него Кабан. — Чего пялишься? Поди на кухню, тащи мяса для гостя, тащи хлеба, похлёбку тащи, мёду! Поворачивайся!

Жуга убежал, радуясь уже тому, что хозяин не стал его бить.

— Так с чем пожаловал-то, Увар? — не отставал от наёмника бывший «верхний» убийца [29] .

— В степи еду, — пожал плечами наёмник. — Дело есть.

— Серый… — заговорил Кабан.

— Серый тут не при чём. Насилу отпустил. И его высочество, чтоб ему хорошо спалось, тоже. Своё дело есть.

29

«Верхний» убийца, верхний — на тайном языке преступников обозначение того, кто умеет незаметно добраться до своей жертвы, перебравшись через стену, забираясь в окна или через крышу.

— Коли своё дело, так молчу. Жену-то в Тафелоне оставил?

— Зачем в Тафелоне? С собой взял.

— Надолго, видать, едешь?

— Насколько ни еду, всё при мне будет.

— У нас-то долго отдыхать будешь?

— А что мне отдыхать? Не устали ещё. День, два, побудем — и в путь. Ты б ко мне человека своего прислал, был у тебя хороший мастер коней на ноги ставить.

— Пришлю, — кивнул Кабан.

— Добро.

Увар оглянулся, но мальчишка ещё срезал мясо с поджаренного над очагом окорока на кухне.

— Кого на востоке знаешь? — тихо спросил наёмник.

— А тебе кто нужен? — хмыкнул кабатчик.

— Кто живой товар поставляет.

Кабан поднял брови.

— Зачем тебе?

— Я же не спрашиваю, откуда ты вино берёшь, которое мне сейчас из припрятанной бочки нацедишь, — ухмыльнулся наёмник. — И кому твои люди пушнину сбывают, не интересуюсь.

Кабан ухмыльнулся. В селении жили люди, промышлявшие одной охотой, все они сносили свою добычу в кабак, а уж потом хозяин знал, кого и к кому отправить, чтобы продать не нищим, сидящим по своим углам, князьям на востоке, а на запад, в Тафелон, где даже жалкая белка ценилась как будто у неё шкурка была серебряная. Охотиться на пушного зверя князья не возбраняли, а вот продавать товар, не предложив сперва господину — за такое могли и руку отсечь. Что до вина, то его и вовсе присылали даром — кое-какие люди, которые не хотели, чтобы Танцующий Кабан начал языком трепать.

— Живым товаром много кто торгует, — проговорил кабатчик. — Кто добывает, кто скупает, кто рабов своих продаёт. Всех и не упомнишь…

— А ты упомни, — посоветовал наёмник. — Кто из них постоялый двор уже десять лет как держит, а, может, и раньше держал. Там, за язычниками, где люди Заступника признают. В Дарилике [30] , как её там…

Кабатчик сделал непристойный жест, выражая своё отношение к Заступнику.

— У меня так далеко интереса нет. Мало ли кто в той глуши спрятался. Дойдёшь, так сам по кабакам поспрашивай.

30

Дарилика — страна городов на востоке, перенявшая веру в Заступника у Физанта, большой империи далеко к югу от родины Жуги.