Коронованный лев
Шрифт:
— Де Флеррн? — удивленно произнес немецкий капитан. — Вы ли это?
И впрямь, он ли?.. Я всегда считал, что Огюст совершенно не умеет лгать. Может, и не умеет. Я почувствовал усталую горечь и безразличие.
— Это тот самый офицер-католик, что застрелил Конде, — сухо сказал Огюст.
— А! — с оттенком понимания негромко воскликнул капитан рейтар, и все прочие уставились на Огюста с алчным любопытством. Меня же его слова будто ударили.
— Это не… — от удивления вырвалось у меня.
— Это правда, — резко перебил Огюст, и в его глазах
«Вас?» — он делал вид, что не знает моего имени, или хотел показать, что не желает его знать? Если сказанное было правдой — этим объяснялась и его непоколебимая враждебность при Жарнаке, хотя тогда она так помогла мне убедить всех, что мы враги. Если это было не так только для меня, и я ошибался… Голова сильно закружилась. Как же все это было глупо… Почему все нужно узнавать только тогда, когда уже поздно?
— Конде убили на ваших глазах, это знают все, — с кивком подтвердил немецкий капитан.
Огюст кивнул и опустил взгляд, будто пытаясь забыться. Вдруг нагнулся и поднял, вытащив из-под какого-то мертвеца, шпагу-эсток. Я не сразу сообразил, что она была моей собственной. Огюст, прищурившись, оглядел ничуть не пострадавший испанский клинок и дважды, со свистом, взмахнул им в воздухе.
— Оставьте его мне, капитан Таннеберг, — заключил он угрюмо, и говорил он определенно не о клинке.
— Надеюсь, вы хорошо себя чувствуете? — предупредительно осведомился Таннеберг.
— Отменно, — сказал Огюст. — Я просто хочу его кое о чем спросить. Наедине.
Капитан встопорщил пегие усы и кивнул.
— Ну что ж, де Флеррн, оставайтесь. Вы человек чести и, стало быть, знаете, что делаете. — При этих словах по лицу Огюста скользнуло что-то похожее на гримасу страдания. Как же подействовало на него все происходящее… — А вы, сукины дети, — набросился Таннеберг на подчиненных, — за мной, вы мне нужны!
Рейтары, ворча, оставили нас, прихватив какие-то отложенные вещи, среди которых, кажется, была и пара моих седельных пистолетов, и я снова перевел взгляд на Огюста. Тот молчал. Молчал и я. Глаза его были темны как холодные дула, на губах ни тени улыбки. Что ж, значит, на войне как на войне. Огюст, казалось, колеблясь, вытянул руку со шпагой, и острие моего же клинка качнулось ко мне, но тут же, будто испуганно, отклонилось.
— Это правда? — спросил я наконец тихо. — Насчет Конде.
— Правда, — ответил Огюст.
— Почему ты не сказал мне?
— А зачем?
Конечно. Зачем так радовать врага? Да еще имеющего глупость полагать, что старая дружба, почти что братство детских дней, что-то значит. Лучше приберечь на потом.
— Да и твоя пуля не была единственной, — прибавил Огюст. — Я лишь почти уверен, что ты попал. А может быть, мне так кажется лишь потому, что я до сих пор
корю себя за то, что уклонился, это не дает мне покоя, но возможно, все дело совсем не в этом. В бою никогда не поймешь, что происходит.— И после — тоже, — сказал я.
Огюст настороженно оглянулся и слегка перевел дух.
— Ушли. Не смотрят. Ты сильно ранен? Выглядишь ужасно.
— Что? — не понял я, в еще большем недоумении оттого, что его тон резко изменился. Огюст присел рядом и как-то смущенно положил шпагу мне на колени.
— Да не смотри на меня, будто веришь, что я хочу тебе отомстить. За что бы? Хотя, наверное, соображаешь ты сейчас неважно. Как и я тогда… Верно? Но как еще мне было их спровадить? Таннеберг, правда, мне здорово помог, не уверен, что без него было бы так легко убрать его ребят. Когда я увидел, что они шарят тут, опередив меня…
Опередив? Он что же, опять умудрился меня узнать? Хотя, почему бы нет, он же знал мой полк и мог предположить. Это я никогда не знал точно, где он мог бы оказаться.
— Господи, Огюст… — я вздохнул, будто с меня свалилась скала, и потряс головой. — Я могу уже поверить во что угодно! Чертова война, есть слишком много обстоятельств, которые от нас не зависят. Мало ли, за что ты мог возненавидеть меня. Тот же Конде, или что-то еще…
— Что-то еще… — Огюст криво усмехнулся. — Что-то еще, это то, что ты вырвал меня когда-то из рук такого же сброда.
— Не такого же, — не согласился я.
Огюст пожал плечами.
— Просто тот сброд был на твоей стороне. И ты знал, каких слов он послушается. Ты ведь был удивлен, что и я тогда принял твои слова за чистую монету?
Не то, чтобы слишком, но все же — да. Я с трудом мог себе представить, что он чувствует.
— Я был глупцом, — признал я, — хоть не таким, как думал только что…
Огюст спрятал улыбку, показавшуюся мне озорной. Но его глаза Огюста остались тревожными.
— Как ты? Крови полно, но кажется, все больше не твоя.
— Не моя. Наверное. На меня просто рухнул мой собственный конь — седлом в кирасу, и здорово ее помял, да и меня немного.
Огюст покосился на испорченную стальную пластину, лежавшую рядом и прищелкнул языком.
— Будто ядром, — промолвил он.
— Помнишь «Кентерберийские истории»?
— Там парень от такого удара просто умер.
— Так что мне еще повезло.
Огюст, спохватившись, достал откуда-то серебряную фляжку и снял пробку.
— Арманьяк. Тебе сейчас не повредит.
— Спасибо. — Я с трудом поднял руку и поморщился — разбитые ребра движению не радовались. Но фляжку я взял. Огненная струйка помогла мне прийти в чувство и тут же немного притупила боль, растворившуюся в этом огне как в солнечном свете. Я со странным изумлением посмотрел вверх. Все еще светило солнце, ярко и весело, над всем этим полем…
— Если не можешь встать, — озабоченно прибавил Огюст, — не беспокойся. Я поручусь за тебя, никто тебя не тронет. Вообще-то, так было бы проще всего.