Короткая пятница и другие рассказы (сборник)

Лейба, полностью отдавшись во власть алкоголя, прислонился к стене. Когда он пил, то переставал рассуждать. Его мысли текли сами по себе, без участия головы, так сказать. Он потерял все: левый глаз, работу, жену Рушку. Он, Лейба, бывший вторым человеком в Обществе Возлюбленных Друзей, стал пьяницей, бездомным. «Я ее убью, убью, — повторял Лейба. — Она умрет. Я убью ее, а потом покончу с собой. Каждый прожитый день для нее подарок. Через неделю она будет уже в могиле, шлюха, может собирать вещички… Если есть Бог, пусть Он с ней разбирается на том свете…»

Лейба уже давно все спланировал. Но продолжал думать об этом снова и снова, каждый раз решая отложить все еще на чуть-чуть. Нож, который он воткнет в упругий живот Рушки, был спрятан в соломенном матрасе. Он наточил его так, что теперь им легко можно было перерезать даже волосок. Он воткнет его ей в живот и провернет там два раза, так, чтобы на лезвие намотались ее кишки. А потом встанет на ее грудь и, пока она будет умирать, спросит: «Ну, Рушка, ты все еще ничего? Да?» И плюнет ей в лицо. А потом пойдет на кладбище и вскроет себе вены, рядом с могилой Чейи.

Устав от сидения, Лейба вновь лег, накрылся черным одеялом, прожженном во многих местах сигаретами, и потушил лампу.

Нужно дождаться подходящего момента. Он ждал его уже давно и будет ждать дальше. Сперва он потратил все свои деньги, потом жил на то, что удавалось занять у друзей. Теперь каждый прожитый день становился чудом. Он ел в благотворительных кухнях. Старые друзья давали ему немного денег, поношенные рубашки, брюки, пару дырявых ботинок. Он жил как животное, как живут кошки, собаки или крысы, которых он в последнее время узнал очень хорошо. Лежа в темноте, Лейба продолжал представлять себе эту чудесную картину: Рушка, смертельно бледная, лежит на полу, раздетая, со спутанными светлыми волосами, и из ее живота торчит рукоятка ножа. Она начинает кричать, стонет в агонии, пытается защитить себя, широко открывает свои голубые глаза. А он, Лейба, давит ей на грудь ботинком и спрашивает: «Ну, все еще ничего, да?»

2

Лейба проснулся. Последние несколько дней пролетели в каком-то тумане. Он не знал, день сейчас или ночь, вторник или четверг. Или, возможно, уже Суббота. Водки больше не осталось, и он курил свою последнюю сигарету. Ему снился длинный сон, конечно же, о Рушке. Во сне он душил ее и в то же самое время занимался с ней любовью. Словно было две разные Рушки. Сначала он попытался как-то объяснить этот бессмысленный сон, но потом просто махнул на него рукой. «Неужели я заболел? — удивился Лейба. — Забавно будет, если я умру в этой дыре и Рушка придет на мои похороны. Но даже и после смерти я встречу ее и задушу…»

Через некоторое время он замерз и снова проснулся. Он потрогал свой лоб, но лоб был холодным. Слабость исчезла, к нему вернулись силы, вдруг захотелось одеться и выйти на улицу. «Хватит сидеть в этом подвале!» — сказал он себе. Он попытался зажечь лампу, но не смог найти спичек. «Ладно, будем одеваться в темноте», — подумал он. Одежда была холодной и застывшей. Пробираясь на ощупь, он нашел брюки, обвисший пиджак, сапоги с широким козырьком. Судя по тому, как было холодно в подвале, на улице наверняка шел снег. Поднявшись по лестнице во двор, он увидел, что сейчас ночь. Не было ни снега, ни дождя, но булыжники влажно блестели. «В некоторых окнах еще горит свет, значит, сейчас не слишком поздно, — подумал Лейба. — Я проскочил несколько дней!» Немного пошатываясь, как после тифа, он вышел за ворота. Все лавки на улице уже закрылись, ставни были опущены. Над металлическими крышами висело тяжелое небо, готовое вот-вот просыпаться холодным снегом. Пока Лейба стоял в нерешительности, дворник закрыл ворота. «Что, интересно, сейчас делает Рушка?» — подумал он. Он догадывался, что она делает. Наверняка сидит себе с Лемкиным-парикмахером и ест второй ужин. Горячие булочки, хрустящие на зубах, хлеб с горчицей или чай с вареньем. Печка горит, фонограф играет, телефон звонит. Собрались все ее друзья: аптекарь Лазарь Цитрин, Кальман из некошерной мясной лавки, рыбак Бериль Бонд, Шмуэль Зейнвиль, музыкант из венского оркестра. Рушка улыбается им своей щедрой улыбкой, показывает ямочки на щеках, как бы невзначай поддергивает подол платья, так, чтобы они могли видеть ее круглые колени, красные чулки, оборку панталон. Она даже и не думает о нем, Лейбе. Шлюха, воровка… даже смерти для нее мало. Лейба почувствовал, как что-то скользит в его сапоге. «Я взял с собою нож», — удивился он. Но с ножом он почувствовал себя спокойнее. Для него он даже купил кожаные ножны. Нож стал его единственным другом, и с его помощью он расплатится со всеми долгами. Лейба засунул ножны поглубже в сапог, чтобы лезвие, не дай Бог, не вылезло и не оцарапало ему щиколотку. «Может, мне заявиться туда прямо сейчас?» — подумал он. Но это была просто фантазия. Надо дождаться, пока она останется одна. Лучшее время — это утро, когда Лемкин уходит в парикмахерскую, а служанка Цыпа — на рынок за покупками. Рушка все еще лежит в постели, дремлет или слушает пение канарейки. Она любит спать голой. Он откроет дверь в квартиру дубликатом ключа, тихо войдет в ее комнату, сдернет одеяло с кровати и спросит: «Ну, Рушка, ты все еще ничего? Да?»

Лейба остановился, целиком во власти мыслей о мести. «Хватит ждать!» — приказывал ему внутренний голос. Этот голос обращался с ним как старший офицер с простым солдатом — направо, налево, внимание, вперед марш! И Лейба никогда не противоречил ему. Теперь он знал, почему так много спал всю прошедшую неделю. Он копил силы для мести. Во сне он набирался решимости, как это бывает во время болезни. Дрожь пробежала по его спине. Да, он ждал достаточно долго. Теперь пришло время действовать… Он не боялся, но чувствовал, как его ребра охватывает холод. Его разум был на удивление ясным, но он понимал, что должен повторить все до мельчайших деталей еще раз. У него нет денег, нет водки, нет сигарет. Все ворота закрыты, и пойти некуда. Мысли о втором ужине Рушки пробудили в нем голод. Он тоже с удовольствием съел бы сейчас свежую булочку с кусочком салями или горячей сосиской. В животе урчало. Впервые за все последнее время Лейба почувствовал жалость к самому себе. Внезапно ему вспомнились слова из песенки, которую он пел на Пурим еще ребенком. Тогда его друг, Бериш, надевал треугольную шляпу, по форме напоминающую пуримский пирожок, и маску разбойника с длинными черными усами и приходил к нему, притворяясь, что хочет его убить, и размахивал картонной саблей, обклеенной серебристой бумагой. Он, Лейба, переодетый в купца, с приклеенной рыжей бородой, пел:

Забери у меня последний кусок хлеба, но дай мне хотя бы час перед смертью. Забери и мой кусок халы, но дай мне еще раз увидеть мою невесту.

Бериш давно умер — упал с лошади. И теперь Лейба был одновременно купцом и разбойником, вот только кусочка хлеба, чтобы выкупить последний час своей жизни, у него не было…

Лейба шел медленно, не спеша. Он полностью подчинился воле внутренних сил. Они должны были ему помочь. Без выпивки, без сигарет, без еды, наконец, он не мог совершить убийство. Своим единственным здоровым глазом он смотрел на ту половинчатую тьму, которая окружала его. Мимо проходили какие-то люди, но Лейба не замечал их. Все в нем замерло, напряглось, что-то должно было произойти. «Если ничего не случится, я просто пойду домой», — подумал Лейба и, решив так, почувствовал какую-то странную свободу от того, что бросил вызов тем загадочным силам, которые мучили его в жизни и вдруг оставили здесь, на краю пути. Он прищурился, яркие лучи расходились от тусклого фонаря. Несколько капель дождя упало на голову. Он чувствовал сонливость. Неожиданно ему показалось, что все это уже было раньше, когда-то давно. И в этот самый момент он услышал голос, который, хотя он и был готов, все равно испугал его.

— Замерз, Лейбеле? Пошли, согреемся…

Лейба обернулся. Рядом с воротами дома № 6 стояла проститутка. Лейба не узнал ее, но, очевидно, она его знала. В свете газового фонаря он увидел, что она была молоденькой, худой, со впавшими ярко нарумяненными щеками и подведенными черной краской глазами. На ней были красное платье и красные ботинки, мокрые и запятнанные грязью, на рыжие волосы наброшена шаль. Лейба остановился:

— Ты меня знаешь?

— Знаю.

— Как же согреешься с такой старой ведьмой? — сказал Лейба, понимая, что говорит что-то не то.

— Пусть мои враги умрут молодыми…

— Может, я просто проведу ночь у тебя в комнате?

— За деньги можешь делать там все, что захочешь.

Лейба помолчал.

— У меня нет денег.

— Единственное, что ты можешь сделать без них, так это умереть, — ответила женщина.

Лейба немного подумал:

— Может, ты согласишься взять что-нибудь в залог?

— Что, например? Золотые часы?

Лейба знал, что это глупо, но все же полез в сапог и достал оттуда нож в кожаных ножнах.

— Что это?

— Нож.

— Зачем мне, по-твоему, нож? Я не собираюсь никого убивать.

— Он стоит три рубля, только взгляни…

И, наклонившись к свету, Лейба вытащил клинок из ножен. На лезвии вспыхнули тысячи ярких искорок, девушка отступила назад.

— С ножнами это будет четыре рубля.

— Он мне не нужен.

— Ну… тогда забудь.

Но Лейба не спешил уходить. Он ждал, как будто был абсолютно уверен в том, что девушка изменит свое решение. Она еще глубже закуталась в шаль.

— А зачем он тебе? Собрался убить кого-нибудь?

— Может, и так.

— И кого же? Уж не красавицу ли Рушку?

Лейба вздрогнул:

— С чего ты взяла?

— Да так, люди говорят, они все о тебе знают.

— И что они говорят?

— Что Рушка обманывала тебя, что из-за нее ты стал пьяницей.

Что-то дрогнуло у Лейбы в груди. Люди знали о нем, говорили о нем. А он-то думал, что улица забыла о нем, как о покойнике. На глаза навернулись слезы.

— Позволь мне пойти с тобою. Я заплачу завтра.