Короткая пятница и другие рассказы (сборник)

Итче Нохам открыл ящик комода, в котором лежали острые камешки, собранные во дворе, крапива, сорванная у забора, и несколько колючек, таких, какими дети бросались в Тиша-бэ-Ав. Он запер дверь, снял тапки и встал на камни: пусть острые края изрежут ступни. Пучком крапивы он стегал себя по рукам, шее, груди. Крапива жгла, но не сильно. Волдыри от нее появлялись не сразу. «А теперь я угощу тебя холодной водицей, — пробормотал Итче Нохам. — Идем-ка…» Он открыл дверь и спустился вниз. Итче Нохам больше не был единый человек, он раздвоился. Один жаждал наказания, второй стремился избежать его. Один Итче Нохам тащил другого в ритуальные бани, а тот упирался, кричал проклятия и ругательства. Итче Нохам замахнулся и ударил себя по лицу:

— Богохульник!

2

Новый пост начался вечером в Субботу, а сейчас была ночь на четверг. Итче Нохам постился уже четыре дня. Он делал это по нескольким причинам: во-первых, из желания доказать себе, что и сегодня возможно повторить то, что делали люди в прошлом. Если рабби Цадок из Иерусалима мог сорок лет питаться одними сушеными фигами, то почему он, Итче Нохам, не может прожить без еды всего одну неделю? А во-вторых, чтобы ослабить своего врага. Он сидел в Итче Нохаме, как диббук, всегда полный злобы. Если один Итче Нохам молился, то другой сочинял стишки, словно какой-нибудь шут. Если один надевал филактерии, то другой икал, рыгал и плевался. Один читал Восемнадцать Благословений, а другой в это самое время представлял, как камаринский раввин развлекается с Розой Гененделе. Итче Нохам теперь и сам не знал, что он сделает в следующее мгновение. Он повторял одни и те же молитвы по три раза. Борьба внутри него превращалась в настоящую войну, войну не на жизнь, а на смерть. Итче Нохам перестал спать. «Что делать? — думал он. — Если не помогают ни пост, ни шипы на постели, ни холодные омовения, то что же остается? Убить себя? Но это запрещено. Человек должен стараться разбить кувшин, не пролив вина. А как это сделать?» Итче Нохам лежал на лавке в штанах и носках, с камнем под головою, как патриарх Иаков. Кожа зудела, но он не пошевелился. Пот стекал по шее, но он не поднимал руки, чтобы стереть его. Каждую секунду зло придумывало все новые и новые уловки. Волосы начали колоть череп. В ушах жужжало так, словно туда забрался целый рой насекомых. Хотелось чихнуть, рот раздирала зевота. Колени дрожали. Живот раздулся и отяжелел, как после переедания. Итче Нохам чувствовал, как по его спине вверх-вниз снуют муравьи. Он шептал в темноте: «Приди и убей меня, разорви мою плоть!»

Через какое-то время ему удалось уснуть. Жаба разевала огромную пасть, пытаясь проглотить его. Звонили церковные колокола. Итче Нохам, весь в поту, вскочил с лавки. Неужели пожар или какая-то другая беда? Он прислушался, но колокола уже почти смолкли, осталось приглушенное, далекое эхо. Итче Нохам подошел к ведру, чтобы помочиться. Постоял немного — ничего. Но стоило ему вымыть руки и прочесть соответствующую случаю молитву, как желание вернулось. Он чувствовал жар, его била дрожь. Желудок сводило спазмами. Во рту, как перед приступом рвоты, появилась горечь. «Может, стоит выпить воды?» — подумал Итче Нохам. Он подошел к столу, на котором стоял полупустой графин с водой для ритуального омовения рук, и перевернул его. Вода намочила носок. «Я не сдамся! — прошептал Итче Нохам. — Покажи собаке один палец, и она отхватит тебе всю руку!»

Итче Нохам снова лег на лавку, руки и ноги затекли. Боль, зуд, голод и жажда внезапно исчезли. Он не спал и не бодрствовал. В голове крутились какие-то мысли, но сам Итче Нохам не понимал, о чем они. Другой, злой, ушел, и теперь остался всего один Итче Нохам. Он снова стал единым. «Неужели я умираю?» — подумал он. Страх смерти исчез. Он был готов к ней. Когда похороны проходят в пятницу, во второй половине дня, покойника на Небе освобождают от допроса и мучений Черного Ангела. Итче Нохам следил за тем, как его оставляют силы. Все, что было в голове, теперь ускользало, разум становился чистым, словно Ангел Забвения, Пура, прилетел и забрал по кусочкам всю его память. Это было очень странно. Он не знал, сколько это забвение длилось: минуту, или час, или сутки. Когда-то Итче Нохам прочел историю об одном юноше, который наклонился, чтобы налить в бочку воды, а когда распрямился, то оказалось, что прошло уже семьдесят лет.

Внезапно Итче Нохам замер. Что-то шевелилось в темноте, у двери — какой-то серый туман. Итче Нохам так удивился этому, что даже забыл испугаться. Постепенно клубы дыма начали приобретать некую форму, они складывались в голову, плечи, шею и волосы. Это была женщина. Ее лицо светилось. Итче Нохам узнал ее: это была Роза Гененделе. Верхняя часть ее тела сложилась окончательно; губы дрожали, как если бы она хотела что-то сказать. Глазницы были пустыми. Ниже пояса тело превращалось во что-то неясное, свисая какими-то лоскутами, и Итче Нохам услышал свой собственный голос: «Чего ты хочешь?»

Он попытался встать, но ноги онемели и были тяжелыми. Призрак приближался к нему, расплывающийся и склизкий, как цыпленок, раньше времени вылупившийся из яйца. «Первобытная Субстанция!» — догадался Итче Нохам. Он вспомнил, как об этом сказано в псалме: «И увидишь то, что было до начала всего». Он хотел что-то сказать, но потерял дар речи. Вместо этого он просто лежал и смотрел, как эта наполовину женщина, наполовину бесформенная тина, это созданное в спешке существо, похожее на вырванный с корнями гриб, подплывало все ближе и ближе. Через какое-то время она начала таять. Она рассыпалась по кусочкам: стекло лицо, выпали волосы, нос ввалился и превратился в рыло, как у тех масок, которые некоторые люди ставят зимою на окна, чтобы подразнить мороз. Она выплюнула свой язык. Роза Гененделе исчезла, а на востоке показались первые лучи солнца, острые, как нож. Кровавые полосы прочертили стены, пол, потолок. Утро зарезало Розу Гененделе и забрызгало комнату ее кровью. Лопнул последний пузырек жизни, и все вернулось в первозданную пустоту. Итче Нохам сидел на лавке и раскачивался из стороны в сторону, словно оплакивая покойника:

— Роза Гененделе!.. Горе мне!..

3

В Бехеве дули в шофар. Холодный элулский ветер задувал со стороны кладбищенских ив. Высоко в небе над дворами носилась прозрачная паутина. Созревшие фрукты падали с деревьев в саду раввина. Молитвенный дом опустел. Воробьи скакали там по столам. А общинный козел забрел в переднюю и сжевал Книгу Псалмов, лежавшую в бочке для старых и порванных книг. Снова был четверг, и Итче Нохам ничего не ел после субботней трапезы. Сам он уже не обращал на это никакого внимания. Если человек постится весь год, то почему он должен есть в Элул, месяц раскаяния? Итче Нохам сидел у себя в комнате и листал «Договор покоя», время от времени бормоча что-то себе под нос. Затем он отложил книгу в сторону, откинулся на спинку стула и закрыл глаза.

Внезапно внизу послышались шаги и чьи-то громкие голоса. Кто-то быстро поднимался по лестнице. Дверь в комнату распахнулась, и Итче Нохам увидел Розу Гененделе и стоящую за ее спиною служанку Йенту. Но это была не та Роза Гененделе, что являлась ему по ночам и была прозрачной, как тонкая тюлевая занавеска. Это была Роза Гененделе из плоти и крови: высокая, стройная, с тонким носом, горящими черными глазами, широкими губами и длинной шеей. На ней были черная шаль, шелковый плащ и туфли на высоких каблуках. Она бранила за что-то Йенту и велела ей оставаться снаружи. Войдя в комнату, Роза Гененделе не закрыла за собою дверь — ясный признак того, что она не желает оставаться наедине с Итче Нохамом. Служанка осталась на лестнице. Итче Нохам не мог поверить своим глазам. «Неужели я обрел такую силу?» — пронеслось у него в голове. Какое-то время женщина стояла на пороге, поддерживая подол юбки и пристально глядя на Итче Нохама. В ее взгляде гнев смешивался с молчаливой жалостью. Потом она сказала:

— Бледный, как покойник!

— Что тебе надо? — спросил Итче Нохам.

Его голос был таким тихим, что он и сам с трудом его слышал.

— А тебе? Все постишься, да? — В голосе Розы Гененделе звучала насмешка.

Итче Нохам промолчал.

— Итче Нохам, мне нужно поговорить с тобой!

Роза Гененделе захлопнула дверь.

— О чем?

— Итче Нохам, оставь меня в покое! — Роза Гененделе почти кричала. — Мы развелись, мы уже чужие друг другу. Я хочу снова выйти замуж, ты тоже еще можешь жениться. Между нами все кончено.

— Я не понимаю, о чем ты?

— Нет, понимаешь, понимаешь. Ты сидишь здесь и колдуешь. Я чуть не вышла замуж, но мне пришлось отложить свадьбу. Почему ты не хочешь забыть меня? Ты ведь скоро совсем сживешь меня со свету. Или я сама брошусь в колодец.

Роза Гененделе топнула ногой и со всей силы ударила по двери. На руке у нее блестело кольцо с бриллиантом. Казалось, что она одновременно и боится чего-то, и чувствует собственную силу. Итче Нохам поднял брови. Его сердце дрогнуло и замерло.

— Клянусь, я не понимаю…

— Ты будишь меня посреди ночи, кричишь мне в уши. Чего ты хочешь от меня? У нас ничего не могло получиться. Это было ясно с самого начала. Прости меня, но ты не мужчина. Зачем ты мучаешь меня теперь? Скажи честно!

— Но что я делаю?

— Приходишь ко мне, щиплешь меня, царапаешь. Я слышу твои шаги. Из-за этого не могу ни есть, ни спать. Я начала худеть. Другие тоже видят тебя у нас во дворе, это значит, я не сумасшедшая… Например, Йента. Хочешь, я ее позову, и она сама тебе все расскажет? Она пошла, уж прости это слово, в нужник, так ты явился ей даже там. Она так кричала, что подняла на ноги чуть ли не весь город. Ты приходишь ко мне перед рассветом и садишься на кровать, из-за этого я даже не могу пошевелить ногами. Кто ты, дьявол?