Корпоративная социальная ответственность. Эволюция концепции

В. Фредерик выделил следующие следствия перехода к КСВ (CSR-2), трактуемые им в качестве достоинств новой концепции. Во-первых, использование КСВ (CSR-2) позволяет снизить остроту восприятия моральных проблем, связанных с ведением бизнеса, сделать позицию компаний не столь оборонительной. «С появлением КСВ (CSR-2) можно надеяться, что больше внимания будет уделяться не "моральному состоянию" компании, а ее реальным действиям в качестве социально восприимчивого института» [Frederick, 1994, p. 158-159]. Во-вторых, концепция КСВ (CSR-2) «уделяет особое внимание управленческим инструментам и техникам, организационным структурам, а также поведенческим моделям, наиболее соответствующим статусу подлинно восприимчивой компании» [Frederick, 1994, p. 159]. Соответственно, усилия исследователей направляются в новое, практически более востребованное русло институционализации КСО в организации.

В-третьих, новый подход стимулирует развитие эмпирических исследований в области взаимодействия бизнеса и общества. Как справедливо подчеркнул В. Фредерик, менеджеры сталкиваются с реальными, весьма конкретными проблемами, и «абстрактные обобщения КСО (CSR-1) быстро улетучиваются, когда на пороге появляется инспектор OSHA (Occupational Safety and Health Administration – Администрация США по охране труда и здоровья), раздраженные женщины-работницы устраивают демонстрацию, а неудовлетворенные покупатели организуют бойкот» [Frederick, 1994, p. 159].

В-четвертых, КСВ (CSR-2) позволяет изучить внутренние и внешние ограничения развития организационной восприимчивости, связанные, в частности, с созданием дивизиональной структуры, недостатками социальной отчетности, ограниченностью оценки деятельности менеджеров, спецификой развития рынка капиталов и оценки социальных издержек и т. д. [Frederick, 1994, p. 159-160].

Что же касается недостатков КСВ (CSR-2), то В. Фредерик сформулировал их следующим образом. Во-первых, КСВ (CSR-2) не проясняет сущности корпоративной социальной ответственности, принимаемой как бизнесом, так и обществом. Наличие общественного давления на бизнес и необходимость соответствующей восприимчивости принимаются как данное. При этом КСВ (CSR-2) не помогает конкретной компании решить, на какие общественные ожидания необходимо реагировать, какие приоритеты устанавливать, как распределять имеющиеся ресурсы. Более того, оказывается, что «бизнес как таковой, определяя для себя необходимый уровень социальной восприимчивости, по сути, формулирует свое собственное понимание социальной ответственности» [Frederick, 1994, p. 160]. Во-вторых, в более широком контексте КСВ (CSR-2) не проясняет природы взаимодействия бизнеса и общества: «каковы они, какими они должны быть, на что стоит обратить внимание» [Frederick, 1994, p. 161]. В-третьих, КСВ (CSR-2) в целом является статической концепцией, объясняющей очень мало, если не ничего, об общественных процессах и изменениях [Frederick, 1994, p. 161]. Наконец, в-четвертых, КСВ (CSR-2) не содержит в себе никаких указаний на то, каких ценностей должен придерживаться бизнес в ходе реализации процесса социальной восприимчивости. Менеджмент не получает никаких моральных оснований для активного вовлечения в решение общественных проблем [Frederick, 1994, p. 161]. Таким образом, трактуя корпоративную социальную восприимчивость как объективно возникшую альтернативу корпоративной социальной ответственности, В. Фредерик отмечал их неполное концептуальное соответствие, имплицитно подчеркивая не трансформацию одной концепции в другую при соответствующем содержательном расширении, а изменение содержательных акцентов, вызванное потребностями управленческой практики.

Позднее В. Фредерик более четко сформулировал свое отношение к развитию концепции КСО, выделив в нем «две большие волны» [Frederick, 1986, p. 130]. Первая началась в первой половине 1950-х гг. и завершилась к середине 1970-х. Основным направлением исследований в рамках первой волны была корпоративная социальная ответственность – КСО (CSR-1). Начало второй волны на заре 1970-х гг. совпало со спадом первой, к середине 1980-х гг., впрочем, все еще не утратившей свого значения. Исследователи второй волны концентрировались преимущественно на корпоративной социальной восприимчивости – КСВ (CSR-2). Кроме того, В. Фредерик четко соотнес первую волну с преимущественно нормативными исследованиями, а вторую – с ценностно-нейтральными:, относящимися к позитивной науке [Frederick, 1986, p. 130-131]. При этом представляется особо важным, что, проанализировав содержательные аспекты двух волн, В. Фредерик пришел к выводу о недостаточности дискретного использования соответствующих подходов. С одной стороны, в трактовках КСО начал возникать очевидный позитивистский перекос. [38] С другой стороны, «после крайне плодотворного десятилетия, в ходе которого теория корпоративной социальной восприимчивости была подробно проработана второй волной исследователей, проблематика отношений бизнеса и общества находилась примерно в том же состоянии, в каком она пребывала в начале периода пристального внимания к нормативным аспектам бизнес-операций» [Frederick, 1986, p. 133]. Иными словами, вторая волна исследований КСО не сняла внутренне присущих этой концепции противоречий.

38

В. Фредерик в этой связи иронично отмечал, что мы с уверенностью можем ожидать появления учебного кейса о трагедии в Бхопале, снабженного стандартным примечанием нейтрального характера: «Данный кейс описывает процедуры администрирования и не подразумевает оценки корректности или некорректности совершенных действий» [Frederick, 1986, p. 131]. В. Фредерик имел в виду взрыв, произошедший на химическом заводе компании United Carbide India в 1984 году. Этот взрыв привел к выбросу ядовитого газа, в результате чего погибли более 15 000 человек.

Таким образом, в ходе дискуссии о корпоративной социальной восприимчивости в 1970-1980 гг. подходы к ее сущности, содержанию и месту в эволюции концепции КСО были значительно развиты и уточнены (табл. 6).

Таблица 6. Основные подходы к сущности корпоративной социальной восприимчивости и ее концептуальному соотношению с корпоративной социальной ответственностью

Дебаты о принципах КСО, тяготеющие к известной схоластичности, были дополнены исследовательской программой с ясно очерченным полем эмпирических исследований. Как справедливо подчеркивал Р. Странд, «организационная адаптация к социальной среде не представляет собой порождающего дебаты нормативного вопроса, она является областью научного исследования» [Strand, 1983, p. 90]. В то же время достаточно очевидно обозначилась необходимость дальнейшего развития концепции КСО по пути совмещения нормативного подхода с дескриптивным и инструментальным. На повестку дня встало создание некой синтетической концепции, способной обеспечить комплексное решение теоретических проблем и вооружить практиков соответствующим инструментарием. Именно построение подобной концепции стало основным содержанием следующего этапа эволюции концепции КСО.

§ 3. Корпоративная социальная деятельность: КСО как система

Логичным этапом эволюции концепции КСО стали попытки создания комплексной модели, включающей в себя ранее выработанные концепции в качестве элементов, а также интегрирующей подходы, характерные для нормативной и позитивной наук. В 1980-1990 гг. концепция развивалась в направлении парадигмы, позволяющей, во-первых, проводить научные исследования в рамках «нормальной науки» и, во-вторых, обеспечивающей практическую применимость результатов этих исследований для бизнеса.

Наиболее детальное обоснование необходимости поиска парадигмы было предложено Т. Джонсом. Нетривиальные трактовки развития концепции КСО были разработаны Э. Эпштайном и В. Фредериком. Наиболее востребованной как научным сообществом, так и деловыми кругами, оказалась, впрочем, модель, воплощенная в концепции корпоративной социальной деятельности (corporate social performance – CSP). Эта концепция, последовательно разрабатываемая С. Сети, А. Кероллом, С. Вартиком и Ф. Кохреном, нашла свое законченное воплощение в работах Д. Вуд и Д. Свансон.

Т. Джонс, сопоставляя состояние исследований взаимоотношений бизнеса и общества с критериями парадигмы, сформулированными видным представителем постпозитивизма Т. Куном, отметил их полное несоответствие. Во-первых, по состоянию на начало 1980-х гг. все еще отсутствовали общепринятые интегрированные концепции. Во-вторых, не существовало общепринятых, «ортодоксальных» для данной области теорий, методов и ценностей, что в значительной степени было обусловлено бессистемным использованием экономических, политологических, социологических и правовых подходов; не существовало и теории организаций. В-третьих, соответственно, не существовало модели, претендующей на демонстрацию сколь-либо развернутых способностей к разъяснению и прогнозированию [Jones, 1983, p. 559].

Делая вывод об отсутствии парадигмы, Т. Джонс ставил вопрос о том, в каком направлении должен идти ее поиск, подчеркивая, что для столь новой области исследований, как взаимоотношения бизнеса и общества, приведенные критерии являются чрезмерно жесткими [Jones, 1983, p. 560]. По мнению Т. Джонса, вполне допустимо, признав существенное разнообразие в теории, методах и ценностях, сфокусироваться на определении унифицированной или интегрированной темы (концепции). Для этого автор предложил создать «интегрирующую структуру», понимаемую им как «общая модель макроуровня, раскрывающая взаимоотношения различных субъектов в рассматриваемой области», демонстрирующую, «каким образом отдельные элементы соответствуют друг другу» [Jones, 1983, p. 560].

Э. Эпштайн ввел в научный оборот концепцию «процесс корпоративной социальной политики», суть которой была сформулирована как «институционализация в рамках бизнес-организации… ключевых элементов этики бизнеса, корпоративной социальной ответственности и корпоративной социальной восприимчивости» [Epstein, 1987, p. 106]. КСО в рамках данной модели была определена автором как «имеющая отношение преимущественно к достижению таких результатов организационных решений. которые (в соответствии с некоторыми нормативными стандартами) оказывают на релевантные заинтересованные стороны больше позитивного эффекта, чем негативного» [Epstein, 1987, p. 104].

В. Фредерик, как уже было отмечено, рассматривал корпоративную социальную восприимчивость как позитивистский ответ на нормативность корпоративной социальной ответственности. Идея «волн» в развитии концепции КСО была им логически продолжена в концепции «корпоративной социальной справедливости», трактуемой как «встраивание понятия моральной корректности в действия и политику» корпорации [Frederick, 1986, p. 135].

Важно отметить, что нормативная по своей природе корпоративная социальная справедливость не является простым повторением исходных трактовок КСО, а представляет собой более сложную концепцию – продукт своеобразного диалектического развития. Критерием «моральной корректности» выступает уже не общая идея ответственности, а ее отражение в этической культуре конкретного общества, исповедующего «христианский, марксистский или гуманистический» взгляд на бизнес [Frederick, 1986, p. 134]. При этом, следуя традиции оригинального использования аббревиатур, В. Фредерик продолжил свою линейку от исходной концепции корпоративной социальной ответственности – КСО (CSR-1) и корпоративной социальной восприимчивости – КСВ (CSR-2) к корпоративной социальной справедливости – КСС (Corporate Social Rectitude – CSR-3). Данный подход, впрочем, оказался весьма ограничен. Если сокращения CSR-1 и CSR-2 стали в современной научной литературе общим местом, то аббревиатура CSR-3 уже рассматривалась как искусственная, а более поздняя попытка сформулировать в качестве следующей концепцию единства «космоса, науки и религии» – КНР (cosmos – science – religion – CSR-4) [Frederick, 1998] – осталась, по сути, незамеченной.