Корпункт

— Да-да, конечно. Тогда, пожалуйста, расскажите, как дела обстоят вообще? Объёмы перевозок растут или уменьшаются? Какая динамика?

— Если вкратце, то ситуация такова…

Из здания Иван вышел спустя приблизительно полчаса. Постоял у входа, разглядывая подсыхающую площадку. Та, в отсутствие дирижаблей, выглядела несколько сиротливо. В небе над мачтой туда-сюда носились грачи — серо-чёрные подвижные кляксы на синем фоне.

Итак, что дал разговор?

Если в городе и назревает афера, то внешней движухой она пока не сопровождается. Пассажиропоток, по крайней мере, не изменился. Для полной картины, впрочем, надо ещё узнать, насколько загружен фуникулёр, но…

С каждым днём крепнет ощущение, что опасность для Верхневейска, буде она действительно существует, идёт не из другого города или другой губернии.

Она идёт из другого мира.

Иван поёжился, несмотря на солнечное тепло, и вернулся в машину.

— В редакцию, будьте добры.

Полтора дня, оставшиеся до выхода номера, промелькнули быстро и новостей, по сути, не принесли. «Призрак» перестал проявлять активность. Никто не пугал Ивана взглядами из тёмных углов, ночные кошмары не повторялись. Люди больше не исчезали.

Жизнь шла своим чередом.

Свежий номер сдали по расписанию — на этот раз без серьёзных ляпов.

Началась новая неделя. Иван ходил на работу, правил чужие тексты, писал свои — и готовился к очередной подлянке со стороны неведомых оппонентов. Ждал, прикидывал варианты, пытался строить прогнозы.

Но ничего не происходило.

Ожидание начинало всерьёз нервировать.

Выпустив следующий номер газеты, он всю субботу маялся дома. Чувствовал — если так будет продолжаться, то можно слететь с катушек. Требовалось отвлечься, пожить как все нормальные люди. Да и весна звала всё нахальнее — сияло солнце, орали птицы, просверкивала зелень на клумбах.

Самое время было кое с кем повидаться.

После завтрака в воскресенье он пешком пересёк полгорода. Нужный адрес вспомнился без труда: Тенистая, тридцать семь. Особнячок с черепичной крышей, ветвистые деревья вокруг — ещё не зацветшие, но уже облитые солнцем, набухающие новыми соками.

Иван постучал. Резная дверь приоткрылась — наружу шмыгнула пёстрая кошка, а следом выглянула девица с веснушками. Та самая, с которой он познакомился в первый день пребывания в этом мире.

— Доброе утро, Ася.

— Иван? Вот уж, признаться, не ожидала…

— Мы ведь договорились, что я как-нибудь к вам зайду.

Он улыбнулся, но ответной улыбки так и не получил. Спросил осторожно:

— Может быть, я не вовремя?

Она не ответила — лишь нахмурилась и отвела взгляд. Иван окончательно перестал что-либо понимать. Выждал ещё несколько секунд; зачем-то оглянулся на кошку, будто та могла дать подсказку. Пожал плечами:

— Да, похоже, и правда выбрал неудачный момент. Извините за беспокойство.

Развернулся, сделал пару шагов, но Ася окликнула:

— Подождите… Хочу спросить, но только ответьте честно…

— Ладно, попробую.

— Почему не признались сразу, что работаете в газете?

— Э-э-э… Ну, во-первых, тогда я ещё не знал, какой контракт мне предложат. А во-вторых — при чём тут моя работа?

Несколько секунд она всматривалась в него, потом вздохнула:

— Я думала, вы не хотите больше со мной общаться. Вы же словесник, а я — непонятно кто, художница-недоучка… Посмеялись надо мной и исчезли…

Иван решил, что ослышался:

— Вы серьёзно? Ну, блин… Нет, спасибо, конечно — за аристократа меня ещё ни разу не принимали… Короче, Ася, если это единственное, что вас беспокоит, то давайте просто забудем. Я вас сразу не навестил, потому что был очень занят — вот и всё объяснение. Виноват и хочу исправиться. Приглашаю вас на прогулку, прямо сейчас.

Она наконец немного оттаяла:

— Мне надо переодеться.

— Я вас тут подожду.

Он стоял у крыльца, подставив лицо солнечным лучам, и лениво думал, что вернётся к расследованию, когда наступит момент и противники вновь проявят себя. Ну а пока — тайм-аут.

33

Апрель закончился — растратил себя, просочился талой водой в прогретую землю, и май, пришедший ему на смену, установил свои правила. Сады в городских кварталах вспенились белым цветом, обзавелись листвой. Порыкивал первый гром; наскакивали хлёсткие ливни, но их следы испарялись тут же, за считанные часы. Город наполнялся теплом — даже плащи и лёгкие куртки начинали казаться лишними.

Ася каждый день рисовала — самозабвенно, жадно. На её холстах появлялись цветы, деревья, перекрёстки, просёлочные дороги и зеленеющая гора. Но больше всего художницу привлекали виды, которые открывались ранним утром с обрыва. Туда, к восточной кромке плато, она ходила пешком — благо было недалеко, всего километра два от городской окраины. Ей помогал соседский пацан-подросток — доносил мольберт и, получив в награду двугривенный, бежал в школу. Потом в обед возвращался и тащил рисовальные принадлежности обратно домой.

Ивану не нравилось, что она торчит по полдня за городом без пригляда. А если с ней что-нибудь случится? Ася только смеялась — говорила, что польщена заботой, но причин для беспокойства не видит. Тут же, мол, не дикие земли с кровожадными дикарями. Слыша подобные аргументы, Иван вздыхал, в очередной раз мысленно поминал непуганых идиотов — и отступался. Всё равно ведь не мог воспрепятствовать её вылазкам, поскольку с утра пребывал в редакции.

Май промелькнул, а когда начался июнь, инспектор полиции пригласил Ивана на разговор и продемонстрировал заказное письмо, доставленное из столицы регулярным почтовым рейсом. Послание это было адресовано научному клубу, а автором значился пропавший геолог — он извещал, что, отгуляв отпуск, принял решение не возвращаться в Верхневейск на работу. Причина проста — ему предложили другой контракт, более перспективный и денежный.

Письмо, по словам инспектора, уже прошло М-проверку. Почерк и правда принадлежал геологу, подпись также признали подлинной. Дело об исчезновениях, таким образом, закрывалось. Иван вяло возразил — история шита белыми нитками, надо связаться со столичной полицией, чтобы автора письма допросили. Сыщик в ответ лишь пожал плечами. Состава преступления нет, а значит, и причин для допроса — тоже.

Иван не настаивал. Ему и самому начинало порой казаться, что пережитое в промозглом апреле — лишь цепь нелепых случайностей в сочетании с акклиматизационными глюками. Эта версия, проросшая тихо и ненавязчиво, выглядела всё более убедительной с каждой неделей уютно-тёплого лета.

Приближалось солнцестояние, и по этому случаю ожидался городской праздник.

Гулянья должны были продлиться три дня. В пятницу вечером — концерт на центральной площади (из губернского города пригласили ансамбль), в субботу — ярмарка, в воскресенье — кульминация, фестиваль воздушных шаров. Ивана в его редакторской ипостаси такой график вполне устраивал. Пятничный газетный дедлайн подразумевал, что основная часть репортажа сдвигается на следующую неделю и можно будет писать без спешки.