Корыстный интерес

— Я просто поговорить хотел.

— Не нужно так близко, я тебя прекрасно слышу на расстоянии. — Её голос вдруг сорвался на хрипотцу, и меня бросило в дрожь. А тут ещё её ладони упёрлись в мою грудь, буквально плавя тело.

— Я должен кое-что сделать... помочь...

— Мне? — с вызовом хохотнула она. — Мне не надо помогать!

— Не спеши, девочка. Я мог бы помочь тебе... — начал было я, но горло внезапно перехватило: я рассматривал трепещущую Акаду, и меня скручивало в пружину, в ураган, давление то сжимало, то расширяло сосуды внутри меня. Я замолчал и окинул Акаду недвусмысленным взглядом.

— Надо подождать полнолуния, — прошептала она, взирая на меня широко распахнутыми глазами, — Риши, остановись, пожалуйста.

— Я ничего не делаю, — почти не соврав, шептал в ответ я, жадно водя ладонями по её оголённым бёдрам. — Но если ты не прекратишь так дёргаться и ёрзать, так бесстыдно крутить своей восхитительной попой на этом столе, то не уверен, что сдержусь.

— Тогда убери руки. И я перестану нервничать и крутиться. Полнолуние... — вновь напомнила она.

— Хватит уже о полнолунии! Ты хочешь меня, Акада, независимо ни от какого-то там полнолуния и вынужденного совместного проживания. И хочешь прямо сейчас!

— Я? Нет же! Что ты! — От притворного возмущения задохнулась она, но её шея и грудь покрылись испариной, нагло опровергая ложь, и я нервно облизал губы, едва сдерживаясь, чтобы не облизать и всю девушку с ног до головы. — Ты ошибаешься, Риши. Я совсем не хочу! А вот ты хочешь. И готов лишить нас единственной надежды на побег, не дождавшись нужного дня.

Тут не поспоришь. Желание действительно причиняло физическую боль, хотелось выть от безнадёжности, от осознания того, что Акада права и мне стоит остановиться и подождать этого долбаного полнолуния... Хотелось кричать от наслаждения, потому что её пальцы уже давно плясали огненный танец под моей одеждой. Хотелось большего настолько сильно, что казалось, меня разорвёт.

— Ты сама не убираешь руки. — Я поймал свой взгляд в отражении зеркала: пьяный, затуманенный, ничего не соображающий...

— Я?

— Да, ты... гладишь меня...

Она неохотно вытащила руки из-под моей сорочки и прибрала растрепавшиеся волосы. Её щёки горели; грудь учащённо вздымалась, норовя выпрыгнуть из порванного платья; на шее призывно сигналил пульс, а я зачарованно смотрел на изящные, тонкие запястья, украшенные многочисленными браслетами, и окончательно сходил с ума. Горячая кровь стучала у меня в висках, разливаясь нестерпимым жаром по венам, и стоило Акаде сделать едва заметное, нетерпеливое движение бёдрами, как я понял, что пропал: самоконтроль рассыпался в прах. Я уже ничего не соображал, когда, припав губами к её запястью, почувствовал, как Акада обхватила меня ногами, прижав к себе.

Со стола падали какие-то шкатулки; на пол полетела пудра, поднявшись розовато-белым облаком, туда же отправились расчёски, гребешки, заколки, флаконы, а мои ладони то и дело оставляли отпечатки на запотевшем зеркале...

От наших синхронных и вполне однозначных движений, от её частого и шумного дыхания, от нетерпеливых стонов во время ненасытных, глубоких поцелуев я окончательно распрощался с собственным рассудком и точно не стал бы уже дожидаться никакого полнолуния, если бы не... Юс. Он внезапно вырос в проёме ванной комнаты и своим «кхм-кхм, простите, что помешал» прервал нашу страстную идиллию.

Могу точно сказать, что моё лицо, с которым я повернулся к королю, не демонстрировало ни капли дружественности. И Юс это отлично понял. На его физиономии застыло точно такое же выражение враждебности и ярой антипатии.

Наверное, целую минуту мы сверлили друг друга хищными взглядами. В это время не существовало уже короля и его гостя. Как ни обидно это признавать, но главный инстинкт, как у людей, так и у нефилимов — животный. Очень хотелось схватки. За самку. Кровопролитной такой схватки и чтоб обязательно с летальным королевским исходом. Чтобы я увидел его поверженным, с разорванной глоткой, размозжённой головой, вырванным сердцем и размётанными кишками. Вероятно, он желал подобного и мне.

Когда же Юс скользнул взглядом по разгорячённой Акаде и её обнажённым ногам, обвивавшим моё тело, я не выдержал и прорычал:

— Ты что-то хотел, Юс?

— Ты уже сообщил ей?

— Нет, ещё не успел. Нам как-то не до этого... сейчас.

— Я заметил, — зло сощурился Юс.

Его ноздри трепетали, словно у загнанного жеребца, кулаки сжались, оголённые предплечья украсились жгутами надутых вен.

«Вот урод! Ну давай, только вякни, чтобы я отдал её тебе!» — подумал я, но тут Юс вспомнил о том, что он всё же не животное, а человек, даже больше — король, и медленно, с расстановкой, произнёс:

— Я решил, что военный поход лучше не откладывать. Выдвигаемся через час. Тебя прямо сейчас ждут в оружейной, Риши. Будь добр, оторвись от неё и следуй за мной.

— Что за военный поход такой? — перепугалась Акада. — Мы куда-то уезжаем?

— Не «мы», — поправил её король, разворачиваясь к выходу, — а только твой муж. Ты остаёшься. Бабы в походе нам совершенно не нужны. Риши, я жду!

— Я вернусь через десять дней, — тихо пообещал я, оставляя последний поцелуй на её сочных губах. — У нас нет выбора. Всё осложнилось. Есть ещё один «я», мне нужно всё выяснить.

— Что значит ещё один «ты»? — опешила Акада, судорожно вцепившись в мою растрёпанную одежду.

— Риши! Хватит чмокаться там!

— Я иду, — сквозь зубы отозвался я, отправляясь следом за королём.

Легко ходить по земле, не оставляя следов, но трудно ходить, не касаясь земли

День близился к закату, когда мы остановились отдохнуть в сосновом бору. Впереди раскинулось пшеничное поле — словно желтеющий океан в обрамлении строгих утёсов. Ветер трепал шатры нашего военного лагеря, гонял по полю волны, нещадно пригибая колосья и порой выписывая замысловатые узоры на ярком полотне.

Меня совершенно не заботило, какого цвета будет мой шатёр, в отличие от министра обороны по имени Арь. Тот визжал из-за всего в дороге: то его бесило пасмурное небо, то не устраивали ямы, в которые периодически попадали колёса его кареты, но главное — его не устраивало отсутствие противника! А тут ещё маленький размер шатра и клубничный цвет...

— Я что, по-вашему, девица?! — яростно вращал глазами министр. — Где мой чёрный походный шатёр?!

— Порван, ваше благородие, ещё в позапрошлом походе, — развёл руками его слуга.

— Едрён батон! — хлопнул себя по ляжке Арь. — А новый?

— А нового вам не выдали, уж как я ни уговаривал, как ни пояснял, но не выдали. По знакомству удалось выклянчить только этот.

— У какой же гаремной девки ты его выклянчивал? И что мне в нём делать? Губы красить?

— Да нам же только отобедать и дальше поедем, — успокаивал его слуга, — а там, вечерком, я палатку поставлю. Она-то целёхонька у нас, чёрненькая, в зелёных разводах, как вы любите...

— Болван! — наградил его затрещиной министр. — Зачем я только держу тебя?! Ты даже шатёр нормальный вытребовать не в состоянии. Борщ подавай. Со сметаной! И холодец говяжий.