Кощег

— Пожалуй, — произнес Кощег, осторожно ощупывая затылок. — Твоими стараниями, не иначе.

Злата не ответила, предпочла смотреть вверх. На темно-синий небосклон высыпали разноцветные звезды: холодно-голубоватые, бледно-лазоревые, даже цвета едва проклюнувшихся листочков. Никогда еще Злата не видела их такими, не могла распознать небесные рисунки, даже самую яркую звезду, всегда указывающую путь в царство льда и холода.

— Мир здесь переломлен, пространство и время искажены, — тоже задрав голову, сказал Кощег. — Отсюда открываются пути в иные миры, далеко не похожие на наш, чужие, даже чуждые. Но ты ведь не собираешься туда?

— В другие? — проронила Злата.

— Род в виде утицы снес яйцо и оставил плавать в водах моря-окияна, а оно ведь бескрайнее. Море-окиян не имеет ни начала, ни конца, ни берегов. Человеку понять это сложно, голову сломать легче. И чего только в море-окияне не встречается. К тому же, — Кощег улыбнулся. — Кто знает, может Род еще какое-нибудь яйцо снес?

Злата может и хотела бы уйти на поиски новых миров и чего-нибудь совершенно неизведанного. Но не менее этого ей хотелось остаться. Вокруг нее шумел лес, а в нем обитало всякое, немыслимое, невозможное. Разве можно уйти эдакое за спиной оставив, не прикоснувшись к множеству окружающих ее тайн?

— А ты? Никогда не хотел уйти? — спросила Злата.

— Нет. Никогда. Я слуга Кощея. Да и, честно говоря, я не из тех, кто меняет хорошее на некое неопределенное лучшее.

— А если я сумею одолеть Кощея? Ты тогда будешь свободен.

— Свободен… — Кощег произнес медленно, обкатывая на языке каждый звук. — А что по-твоему свобода?

Злата хотела ответить, уже было рот открыла, но умолкла, не проронив ни звука.

— Ты царевна, не дочь крестьянская, в поте лица работать обязанная с ранней весны до поздней осени лишь бы только зиму пережить и не помереть с голоду. Но свободна ли ты?

Злата прикусила губу.

— Не печалься, — Кощег нащупал ее руку и слегка сжал. — Абсолютную свободу знаешь кто получил? — Злата оторвалась от разглядывания неба и посмотрела на него. — Подкова. Он не существует и тем совершенно свободен от всего и навсегда. Не знаю, как ты, Злата, а мне даром такой свободы не нужно.

— Мне тоже, пожалуй, — согласилась она.

После этого меж ними воцарилась тишина. Каждый думал о чем-то своем. Впрочем, молчать было приятно и уютно.

— Пойдем.

Казалось, Злата заснула на ходу, потому что по прошествии какого-то времени обнаружила, что неотрывно смотрит на светящийся серебром камень. У его основания разливалось маленькое озерцо, наверняка очень глубокое.

На берегу сидело очень странное существо. Издали оно могло сойти за человека. По крайней мере до пояса являлось именно им: голова с черными кудрями, широкие плечи, мускулистая грудь и узкий пояс. Однако ноги словно срослись, образовав удлиненное тело змеи, уходящее под воду. Почувствовав взгляд, существо вытащило хвост и помахало прозрачным лазурным плавником на его конце.

Тотчас вспомнила Злата женщину-змею, что в пасти гигантской черепахи видела, однако у этого чудо-юды не было с той почти ничего общего. Да и человеческого — не слишком, в том убедиться смогла, вглядевшись в лицо вытянутое с круглыми слегка раскосыми глазищами, светившимися серебристо-фиолетовым огнем. Нос у существа отсутствовал, вернее, казался вдавлен внутрь лица. Кожа лилового оттенка поблескивала на скулах и лбу золотистыми чешуйками. Чуть припухшие бледно-лазоревые губы то выпячивались наружу, то втягивались внутрь рта. Возможно, существо дышало таким образом. Но при всем этом не казалась неведомое чудо ни отталкивающим, ни даже просто некрасивым.

— Это… русалка, что ли… То есть водяной? — шепотом спросила Злата. Почему-то казалось, должно оно обладать очень тонким слухом.

— Можно и так назвать, — прошептал Кощег с какой-то странной печалью в голосе. — Видела бы ты, какие пляски они устраивали в водах у южной оконечности острова Буяна лунными ночами…

— Красивые?

Кощег кивнул и помрачнел, проговорив:

— Жаль, уже и не увидишь.

— Почему? Вот одолею Кощея…

— Ушли на глубину, — перебил ее Кощег, — или в непролазные заросли водорослевые, где их никогда не обнаружат люди. Только здесь и остались.

— Что ж такого плохого мы сделали? — спросила Злата, впрочем, и сама уже готовая придумать с три короба.

Люди ведь всякие бывают. Это ей чудо-юдо озерное красивым кажется, а другой кто-нибудь ужаснется, а потом и испугается, а где страх… многие несправедливости творятся. Или, скажем, рыбаки. Придет какой нерадивый без улова да сочинит байку будто полную лодку рыбы выловил, но чуды-юды всю ее отобрали, едва живым на берег воротился. И дня не пройдет облетит байка эта все окрестные дворы, взбаламутит народ и пойдет-поедет вражда по кочкам в омут ее коромыслом.

— Да… ничего особенного, — ответил Кощег. — Угробили их царю любимую дочь.

Злата посмотрела заинтересованно, требуя рассказа.

— Обыкновенная, собственно, история, — сказал Кощег. — В людских деревнях года не минует какая-нибудь дуреха побежит топиться из-за несчастной любви, пополняя число русалок… коли, конечно, водяному глянется. А то если бы он всех привечал-голубил, давно те всю рыбу из рек вытеснили.

Злата хмыкнула.

— А чего ж происходит с теми, кто не по нраву ему пришлись?

— Так известно: к болотнику лягушками. Причем еще неясно кому больше везет, — заметил Кощег. — Нечасто добрые-молодцы приходят к водянику русалок сватать. Зато твари зеленые земноводные только и делают, что набиваются в жены! — он неприязненно скривился и поежился: — Брр…

Злата рассмеялась. И не она одна. По коже прошелестел смех. Злата могла поклясться, что не слышала его, а лишь почувствовала. Раздался плеск — это ушел под воду обитатель глубин.

— А дальше?

— Дальше приблизительно похоже, но наоборот. Спасла морская царевна чуть не утопшего молодца, на сушу выволокла, а потом поняла, что не в состоянии жить без него. Влюбилась и на землю выбросилась.

Злата посмотрела на Кощега, не понимая шутит он или действительно так и было на самом деле.

— И это все? — спросила она.

— Будь я сказителем, — ответил он, — то непременно наврал будто поплыла царевна к колдунье морской, отдала прекрасный голос за возможность по земле ходить и дышать воздухом суши. Рассказал о том, что нашла она суженого, но тот отверг ее и на другой женился. Ну… — он задумался на мгновение, — дабы было послезливее приплел, будто и он влюбился в морскую царевну, но поскольку уже обещал невесте, решил неправильным слово нарушать. Между любовью и долгом выбрал последний, чем погубил и ее, и себя. Только я не сказочник, Злата, и врать не умею.