Кощег

— Трус! — проговорил Кощег много громче, чем говорил до этого.

Подкова аж рот открыл. Если сам чего-то и расслышал, то перестал думать о том немедленно, Кощега за грудки схватил и встряхнул, вновь саданув затылком о кору.

— Да что б тебя… — прошипел Кощег, когда перед глазами вспыхнуло, а мир явный наклонился и расплываться принялся. Не ко времени тело, пусть немного иное, но все же человеческое, решило в беспамятство сбежать.

Снова затхлая вода в лицо плеснула, но на этот раз Кощег даже благодарен был и отвратного запаха почти не почувствовал. Главное, в голове прояснилось. Он вздохнул: по-другому, не как раньше, все, чего в нем существовало иного, навского, словно в единый кулак собирая. Прекрасно понимая: после станет ему невероятно плохо. Зато сейчас слабость уйдет, возвратятся сила и ловкость. Повоюют… ох, повоюют они с чудищем.

— Ты говори-говори, да не заговаривайся! — гаркнул Подкова почти что на ухо.

— Да оно и понятно, — словно не поддавался мгновение назад слабости, сказал Кощег, криво ухмыляясь. — В Нави ведь люди живут, вернее их души, тела свои в яви износившие. Ждут, когда время придет снова в яви родиться. А ты душу из себя уж лет с тысячу назад вытравил, сменив ее на тело не живое, но и не мертвое. Надо ж как трусишь ты увидеть воочию Кощея Бессмертного.

— Зато ты, как вижу, прям возжелал!

Подкова ухватил его за волосы, оттянул голову подальше от ствола, видать, сообразил, что к чему и не захотел ждать, пока пленник придет в себя после очередного обморока, затем ударил несильно, без замаха. Кощегу хватило: бывший богатырь все губы ему в кровь разбил. Кулачище его шершавым, как кора, оказался.

— Жаль мне тебя, Подкова.

— Жаль?! — заорал тот в исступлении. — Это тебе-то? Меня жаль?! Жалкий хрупкий человечишка!

Кощег приподнял бровь.

— Ну-ну, распаляйся, коряга гнилая, куча мусора. В прошлый раз я тебя победил, а в этот…

Договорить он не успел бы, да и не стал: в тот миг, когда ощутил свободу, кинулся в сторону без промедления. Подкова с такой силы кулак в ствол вогнал, что раздался треск. Завалилось дерево с грохотом, аж земля подскочила. Тотчас из темноты выпрыгнул черный волчонок и впился Подкове в щеку вострыми зубами. Шею петля затянула из ленты, знакомой настолько, что Кощег едва не прослезился от облегчения. Серебряная нить в горло бывшего богатыря впилась и начала светиться, прожигать плоть мертвую. Волчонок отцепился сам, в лесу исчез. Волк, Кощегу руки освободивший, так и не показался. Ну да это и понятно: не по пути с людьми племени серому.

— Упью… — сипел Подкова. У девицы сил держать его не хватало, но Кощег уже нашел свою саблю (здесь же, возле костра лежала) и встал, почти не пошатываясь.

— Отпускай!

Злата перечить не стала, лента исчезла, скользнув по шее Подковы и оставив дымный обугленный след. Неживой богатырь за горло схватился и взвыл громко, как ни один зверь не сумел бы.

— Что? Вспомнил каково это — чувствовать? — не удержался Кощег от вопроса.

Подкова ничего не ответил, только вперился исподлобья страшным неосмысленным взглядом, ухватил в одну руку огромный меч, каким обеими махать сподручнее, а во вторую — еще одну палку из костра. На Кощега он пошел живо, ударил резко. Знал, не испугается противник вида.

Первое время только уворачиваться, удары мимо пропуская, и приходилось. Скакал Кощег даже не жеребцом, а козлом вокруг неживой туши, нанося мелкие царапины. Из некоторых изливалась черная горючая жидкость, из иных вода болотная. А как понял Кощег, как бить нужно, сумел-таки заманить Подкову на возвышенность со склоном осыпающимся. Под возвышенностью этой бывший богатырь себе землянку вырыл, и была она в округе такой единственной.

— Ну вот и все, — сказал Кощег, саблю опуская.

Подкова оскалился, замахнулся, да не удержал равновесия, покатился вниз по склону, рухнул в костер, тот вспыхнул так яростно, что у Кощега глаза заболели и перед ними заплясали разноцветные пятна.

Спустился он также, как и Подкова, разве лишь не кубарем, через костер перепрыгнул, изготовился голову врагу рубить, да снова опустил саблю. Нечего рубить да сечь оказалось. Растаял Подкова, словно того и не было, лишь лежали в костре тряпки да старая кольчуга.

— Симарглово пламя очищает, — сказала Злата.

Кощег бросился к ней, за руки взял, на колени упал, поскольку именно теперь голова предательски закружилась. Только затем заметил повязку, туго глаза укрывшую.

— Что с тобой, душа-девица?

— Вообще-то мне спрашивать надобно, — произнесла она ровно, но при том не морщась и не отнимая рук.

— Где глаза твои ясные, отчего скрываешь…

— Ах, это, — она рассмеялась. — О зелье ночного глаза слыхал? С ним в лесу ночью хорошо, а у костра туго пришлось бы.

«А уж когда Подкова в костер ухнул, ослепнуть в пору», — подумал Кощег, пугаясь не случившегося.

— Ты сам-то подняться сможешь? — спросила Злата.

Кощег попробовал. Со второй попытки даже получилось.

— Да чего мне сделается? — сказал он, явно храбрясь, перед глазами черные и огненные искры так и плясали, голову словно засунули в колодезное ведро, а потом по тому со всей силы дубиной вдарили. Кощег такого не испытывал, конечно, но звон и гул в ушах представить это не помешало.

Нежные пальцы осторожно провели сзади по шее, отдернулись.

— Нам к ручью нужно и как можно скорее.

— Угу, — сказал Кощег, не трогаясь с места. Злата с распущенной косой была чудо насколько хороша, но протянуть руку и коснуться он конечно же не решился. — Только тьма вокруг, Злата.

— Не беда. Ты меня от костра подальше уведи. Там уж я сама тебя поведу, — сказала она.

Так и сделали. Но окончательно успокоился Кощег, лишь когда Злата повязку сняла и получилось хотя бы при свете звезд увидеть, что не обманула, ничего плохого с ней не сделалось.

— И долго действие зелья этого?

— А как заря-заряница расцветет, так и отступит.

Затем уже она брала Кощега за руку, вела через лес, не позволяя упасть, споткнувшись. А лес раскачивался перед глазами все сильнее или, скорее, Кощега мотало из стороны в сторону. Не тревожил их в ту ночь ни зверь, ни чудо лесное, только филин раз ухнул в вышине. Видать волки всех разогнали.

Как вышли к ручью, Кощег уж и не помнил, только чудилось журчание воды, холод, затылка коснувшийся, нежные руки, аккуратно волосы перебиравшие, а потом грянул гром, засверкали молнии и обрушился с небес ливень.

Глава 17

— И долго я спал?

Злата пожала плечами.

— Главное… выспался?

Кощег потер глаза и осторожно, прислушиваясь к себе, приподнялся. Судя по удивленному виду, голова у него не кружилась и не болела. Да и в остальном чувствовал он себя отдохнувшим.