Кошечка в сапожках (сборник)

— А какой это был день недели? — спросила она.

— Понедельник, — повторил Баннион.

Ему показалось, что она не слишком умна. В ее карих глазах никак не отражалась работа мысли. А может, притворяется? Сейчас сколько хочешь расплодилось таких малышек — их считаешь придурками, а они тебя за нос водят.

— А какое было число?

На стене за стойкой висел отрывной календарь, на нем выделялись огромные жирные знаки: 2 августа, понедельник.

О каком еще понедельнике, если не о прошлом, идет речь?

— Я спрашиваю о прошлом понедельнике, — повторил он.

— А-а… — протянула девушка.

Он выжидал.

— В какой-какой понедельник? — переспросила она.

— В понедельник на прошлой неделе, — он еле сдерживался. — Тринадцатого. Вечером, в понедельник.

Он подумал, что даже если она что-нибудь и вспомнит, то вряд ли удастся выставить ее свидетелем на суде.

— Так вы работали в тот вечер? — продолжил он свои расспросы.

— Нет, — протянула она. — Вроде бы нет.

— Очень жаль, — вздохнул он с облегчением.

— Ага, — согласилась она.

— А вы не помните, кто работал в тот вечер на веранде?

— А почему на веранде?

— Так не помните? — терпеливо и вежливо настаивал он на своем.

— Пойду спрошу Шерри, — сказала она.

Шерри, темноволосая высокая девушка, ростом около ста семидесяти сантиметров, работала у стойки на другом конце. Юбка девушки из-за длинных ног и высоких каблуков показалась Банниону совсем короткой. Она внимательно выслушала Рози, мельком взглянула на него и, смешав джин с тоником, подошла ближе.

— Как дела? — спросила она.

— Отлично. Я из прокуратуры… — начал он.

— Да, Рози сказала. А что случилось?

Баннион с удовлетворением отметил ее умные темные глаза — он терпеть не мог дураков. Она была хорошенькой: пухлые губы, большой рот. Лет двадцати семи — двадцати восьми. Он прикинул, могла ли она заметить его естественные зубы и волосы?

— Я расследую убийство, — сообщил он.

Это ее поразило.

— Ну и ну! — сказала она.

Девушка поглядела на него с сомнением, пытаясь разгадать его мысли. Наверняка вокруг нее вьется столько парней со всякими бреднями, что она уже не верит словам. Он решил, что разумнее показать ей значок следователя.

— Хорошо, — кивнула она.

— Хорошо? — переспросил он, улыбнувшись.

Он любил демонстрировать свою лучезарную улыбку.

— Что-нибудь не так? — удивилась она, тоже улыбнувшись.

Она очень славно улыбалась.

Баннион потратил все утро, изучая с коллегами навигационную карту. Они решили, что лучшего места, для того чтобы причалить лодку и добраться до «Малой Азии» на машине за четверть часа, не найдешь. Именно здесь, около ресторана, у отметки 63, хорошая пристань и на стоянке для лодок всегда можно отыскать свободное место, даже при скоплении народа. Что говорить о малолюдном вечере понедельника! Стаббс видел, как подозреваемый развернулся за мысом в южном направлении. Мог он, конечно, пристать к берегу и в Кэптена-Уилл, отметка 38, но это было много южнее места преступления, и уложиться во время, рассчитанное медэкспертизой, физически оказалось бы невозможным. Так что, конечно же, Лидз оставил лодку у ресторана.

— Вы находились в ресторане около половины одиннадцатого вечера в понедельник? — задал он вопрос.

— Да, — ответила она.

— Ваше рабочее место за стойкой?

— Да, — подтвердила девушка.

— Отсюда видна вся пристань?

— Да.

— Я хочу спросить вас о лодке, которая могла причалить здесь примерно в это время. Она шла от залива Уиллоуби.

— Это на отметке 72, — кивнула она.

— Вы тоже любите морские прогулки?

— Да, приходилось плавать, — сказала она, слегка приподняв бровь, подобно бывалому моряку, полжизни проведшему на воде. Они встретились глазами. Баннион ощутил внезапное желание переспать с ней. — Я знаю залив Уиллоуби.

— Это белая лодка с черной полосой на борту, отчетливо читается название «Блаженство». Владелец лодки был в желтой куртке и желтой кепке.

— Да, — сказала Шерри. — А кто он такой?

Эмма Хейли, почтенная дама семидесяти лет, работала в отделе статистики окружного суда в Калузе с 1947 года, со времен курортного бума. Она до сих пор пребывала в недоумении, как их город мог стать модным курортом. Зимой погода стояла, мягко говоря, неустойчивая, а летом одолевала страшная духота, сменявшаяся ураганами. Флора не отличалась пышностью, ожидаемой от тропического климата, не было буйства красок Атланты во время цветения магнолий или роскошества азалий Бирмингема, яркости оранжевых, красных и желтых цветов улиц Коннектикута. Даже весеннее цветение деревьев в Калузе мало походило на роскошные пурпурные цветы Калифорнии.

Правда, по весне в городе расцветали голые бегонии и кривые гибискусы, довольно яркие по местным меркам. Местной достопримечательностью считалась небольшая рощица в районе 41-й улицы, оживавшая весной, а также ландшафт лодочной станции «Марина Лу» и моста на Сабал-Кей, но их великолепие было преходящим. Почти круглый год Калуза выглядела пожухлой и выгоревшей на солнце, но это особо, похоже, никого не трогало. Ведь приятнее рыбачить, чем возиться в саду. К чему подрезать кусты в саду, если можно взять лодку и выйти в море? И такая беззаботность чувствовалась во всем. Калуза походила на элегантную даму, у которой из-под платья торчала грязная и рваная нижняя юбка.

Эмма считала это непристойным.

Партнера Мэтью это забавляло.

Сам Мэтью не мог припомнить, чтобы они обсуждали эту проблему.

— Судебный процесс продолжался три недели, — произнесла Эмма. — У нас хранятся 1260 страниц стенограмм. Вы уверены, что хотите прочитать все?

— Надеюсь, это вас не затруднит, — сказал Мэтью.

— Если вы сами будете их таскать, то мне все равно, — ответила она.

Эмма была седовласой статной дамой. Сколько Мэтью ее помнил, она всегда слегка прихрамывала. Он подумал, что это последствия детского полиомиелита — когда-то эта болезнь была настоящим бедствием во всем мире. Он последовал за ней между длинными рядами картотек. В системе обозначений на ящиках могла разобраться только Эмма. Сами старинные ящики были дубовыми, тяжелыми и крепкими. Он с удивлением отметил, что раньше эти вещи были деревянными, а не из металла или пластмассы. Все так быстро меняется в жизни. Где тот мальчик с челкой, который играл в бейсбол на пустырях в Чикаго, штат Иллинойс? Да где теперь сами пустыри?

— Стенограммы должны быть в секции «Частные лица». Вы знаете их имена? Ведь эти трое проходили по одному делу?

— Да, — подтвердил Мэтью.

Наверняка их защитники пытались добиться отдельного слушания для каждого из своих подопечных. Выгоднее было представить их суду поодиночке: смущенный молодой человек в плохо сидящей одежде, с выпученными от ужаса глазами. «Дамы и господа, я обращаюсь к вам: неужели этот невинный, тихий юноша мог совершить насилие?» Скай Баннистер тогда сумел настоять на своем: все трое предстали перед судом вместе. Но процесс завершился в их пользу.

— Нго Лонг Кай, — прочитал Мэтью в своих записках. — Данг…

— Не так быстро, — прервала его Эмма. — Будьте добры, дайте я посмотрю сама.

Он протянул ей листок бумаги. Эмма испуганно уставилась на список, покачивая головой. Затем, прихрамывая, поспешила куда-то в глубь между рядами картотек.

— Попробуем начать с Хо.

Мэтью оставалось только строить догадки, почему именно с него.

Но она действительно довольно быстро нашла стенограмму под кодом «Хо Дао Бат. Частные лица». Там же были указаны номера дел Нго Лонг Кая и Данг Ван Кона.