Кошелек или жизнь? Вы контролируете деньги или деньги контролируют вас

…каждый, бедный или богатый, должен работать три часа в день, чтобы покрыть потребность в минимуме необходимых для жизни продуктов… работать всего три часа в день, чтобы наслаждаться роскошью духовного богатства и иметь время для занятий тем, что наполняет его жизнь смыслом [104] .

Все эти высказывания сходятся в одном: для удовлетворения основных жизненных потребностей трех часов работы в день достаточно. Можно представить, что в доиндустриальную эпоху это имело смысл. Жизнь была гораздо более спокойной, чем после того, как «работа» вторглась в семейный досуг, религиозные церемонии и игры. Затем наступила «трудосберегающая» индустриальная революция, и жизнь распалась на две части – «работу» и нерабочее время, при этом работа поглощала все большую часть дня «простого человека».

104

Парамаханса Йогананда, неопубликованные статьи, 1934 год.

В XIX веке этот «простой человек», обретя вполне оправданное отвращение к столь долгому рабочему дню, начал борьбу за его сокращение. Лидеры рабочих заявляли, что чем короче будет рабочий день, тем меньше люди станут уставать и тем выше будет производительность труда. Действительно, они считали, что сокращение рабочего дня – реальное проявление индустриальной революции. Сокращение продолжительности рабочего дня высвободит рабочим время для развития способностей более высокого порядка, и демократическое государство получит преимущество от повышения уровня образования и активности граждан.

Но все это закончилось в период Великой депрессии [105] . Продолжительность рабочей недели, резко сократившаяся с 60 часов на рубеже веков до 35 часов в канун Великой депрессии, опять возросла до 40 часов для многих категорий работников, а в последующие годы доходила до 50 и даже 60 часов. Почему?

Право на жизнь, свободу и получение зарплаты

В период Депрессии свободное время отождествлялось с безработицей. Стремясь сократить безработицу и стимулировать экономику, Новый курс [106] установил 40-часовую рабочую неделю и сделал государство работодателем последней надежды. Бенджамин Ханникатт так описывает доктрину «полной занятости»:

105

Benjamin Kline Hunnicutt, op. cit., p. 311.

106

Новый курс (New Deal) название экономической политики, проводимой администрацией Франклина Рузвельта начиная с 1933 года в целях выхода из масштабного экономического кризиса. Прим. ред.

Со времен Депрессии лишь немногие американцы считали, что сокращение рабочего дня – это естественное, длительное и позитивное следствие экономического роста и повышения производительности труда. Вместо этого дополнительное свободное время считалось убытком для экономики, недополученной зарплатой и тормозом экономического прогресса [107] .

Мифы о том, что «рост – это хорошо» и «полная занятость – благо», стали ключевыми ценностями. Они прекрасно сочетались с доктриной «полного потребления», которая гласила, что отпуск – это товар для потребления, а не просто свободное время, которым можно наслаждаться. Во второй половине века полная занятость означала большее количество потребителей, имеющих в своем распоряжении больше доходов. Потребление заставляет вертеться колесо прогресса, как мы уже убедились в главе 1.

107

Benjamin Kline Hunnicutt, op. cit., p. 309.

Таким образом, мы видим, что наша, т. е. общественная, концепция отдыха радикально изменилась. Если раньше он воспринимался как желанный и цивилизованный компонент повседневной жизни, то теперь это нечто такое, чего следует бояться, напоминание о безработице в годы Великой депрессии. По мере снижения ценности отдыха ценность работы росла. Стимулирование полной занятости наряду с развитием рекламы формировало у населения установку на работу и получение большего дохода, чтобы иметь возможность больше потреблять.

Этот тезис наиболее ярко иллюстрируется нашим отношением к автомобилям. Будучи некогда атрибутами отдыха, ныне они стали продолжением офисов на колесах. Мы носим беспроводные наушники, чтобы заключать сделки по телефону, одновременно маневрируя в потоке машин. Существуют даже устройства, превращающие кресло пассажира в мини-офис. Некоторое время назад моего много поездившего по миру друга спросили, где он живет. Он ответил: «В самолетах Northwest Airlines». Возможно, сейчас в ответ на этот вопрос он дал бы свой IP, или номер своей машины, или номер скоростного шоссе, где он работает, сидя в машине в час пик.

Для противостояния этим воззрениям в начале XXI века возникло движение за свободное время. Кампания под названием «Верни себе свое время», инициированная Джоном де Граафом, включала требования сокращения рабочего дня и продления отпуска для перегруженных работой американцев. Даже с учетом всех исследований, утверждающих, что более короткий рабочий день и достаточно продолжительный отдых повышают производительность труда, сторонники увеличения свободного времени идут против течения, борясь с типичным для нашей культуры утверждением о том, что восьмичасовой рабочий день практически признак святости.

Принципы, которые пропагандирует движение «слоуфуд», также идут вразрез с нашим образом жизни трудоголиков. Согласно этим принципам, еда – намного большее, чем просто заправка тела энергией перед очередным раундом крысиных гонок. Поэтому, вместо того чтобы быстро запихивать в себя какой-нибудь фастфуд, сидя в одиночестве за компьютером, лучше совместить время еды с дружеским общением, получением удовольствия.

Работа приобретает новый смысл

Кроме того, по словам Ханникатта, во второй половине XX века мы начали терять ценности семьи, культуры и коммуны, придававшие смысл жизни вне работы. Традиционные ритуалы, общественные традиции и простое удовольствие от общения с друзьями наполняли свободное от работы время, давая людям чувство цели и принадлежности к социальной группе. Но если вы не принадлежите к определенной коммуне, то отдых оборачивается одиночеством и скукой.

Поскольку жизнь вне работы утратила страсть и смысл, работа перестала быть средством для достижения цели и стала самой целью.

Ханникатт отмечает:

Значение, оправдание существования, цель и даже спасение души люди теперь ищут в работе, не трудясь привязывать эти поиски к какой-то определенной религии или традиционной философской школе. Люди по-новому отвечают на извечные вопросы, и все чаще в этих ответах используется терминология работы, карьеры, занятий и профессии [108] .

Арли Хочшилд в вышедшей в 2001 году книге The Time Bind говорит, что семья теперь имеет три работы – на работе, дома и по налаживанию отношений, испорченных нехваткой времени на семью и дом. Даже компании с семейноориентированной кадровой политикой неявно поощряют сотрудников, проводящих больше времени на работе (независимо от того, насколько производительно те трудятся). Офисы становятся все более комфортабельными, а дома – все менее уютными, и это стимулирует желание проводить больше времени на работе, поскольку там более располагающая обстановка [109] .

108

Benjamin Kline Hunnicutt, op. cit., p. 313–314.

109

Arlie Russell Hochschild, The Time Bind: When Work Becomes Home and Home Becomes Work, 2nd paperback edition, (New York: Holt, 2001).

Последний кусочек этого пазла станет на место, когда мы проанализируем изменение религиозных взглядов на работу, начавшееся в период распространения протестантизма. До этого момента работа считалась светским занятием, а религия – духовным. Но протестантизм рассматривал работу как место, где человек зарабатывает спасение своей души. Одновременно успех в мире бизнеса стал считаться признаком успешной духовной жизни.

И вот мы уже в XXI веке. Работа по найму теперь выполняет миллион разных функций. Среди них функции, исторически выполнявшиеся религией: именно на работе мы ищем ответы на вечные вопросы «Кто я?», «Почему я пришел в этот мир?», «Зачем все это?». Кроме того, именно на работе мы теперь ищем романтические переживания и необыкновенную страсть. Это все равно что верить в Прекрасную Работу – как раньше верили в Прекрасного Принца из сказки, – которая удовлетворит все наши потребности и поможет стать великими. Каким-то образом мы умудрились вбить себе в голову, что благодаря работе получим все, чего хотим: общественный статус, смысл жизни, приключения, путешествия, роскошь, уважение, силу, риск и фантастическое вознаграждение. Все, что для этого требуется, – найти нужного человека или нужную работу. Наверное, именно эта иллюзия Прекрасной Работы заставляет нас упорно трудиться в офисе, дома, на скоростном шоссе. Мы похожи на Принцессу, которая снова и снова соглашается поцеловать лягушку, надеясь рано или поздно расколдовать Прекрасного Принца. Наши работы – это и есть наши лягушки.