Кошка колдуна

«Давай-давай, пошевеливайся, крыса сапожная! По-быстренькому сваргань-ка обувку по мерке, а то у нас уже ткани с нитками куплены, и всякой бабской мелочовки, – мысленно подгонял мастера Лютик. – Чем скорее, тем лучше. И скатертью дорожка нашей незваной гостье!»

Маленький щуплый фламандец словно затылком чуял тяжелый взгляд Андрея, вжимал ушастую голову в плечи и все ниже и ниже склонялся над срочной работой.

А Прошке нравилось абсолютно все: и что день такой не солнечный, и поездка на Готский двор, чья строгая симметричная краса домов просто-таки завораживала, и нелепая смешная Катька – доверчивая, как едва открывший глаза котенок, и даже Лютиково недовольное бухтение над ухом и то по нраву. Наверное, иначе должно быть, когда человек прощается с родным домом перед дальней дорогой, думалось мальчишке. Ведь через несколько дней он покинет родню и Родину и, может статься, никогда не увидит более ни ставен отчего дома, искусно расписанных цветами и птицами, ни просторного сада, ни узорных качелей. И не преклонит колен перед образами в домовой церкви. Но сердце отрока полнилось лишь нетерпением и предчувствием удивительных перемен. И будь у Времени колесо поворотное, Прошка бы впрягся крутить без устали, лишь бы поскорее отправиться в путь, но в отсутствии такового энергию тратил на помощь Катьке. И от ее бестолковости у него разгулялся аппетит и требовательно заурчал желудок.

– Я бы сейчас от пирожка с потрохами не отказался бы, а ты, Катюха?

Девка соглашалась неуверенно. Она вообще переборчива в еде оказалась. На каждый кусок взирала так, словно яд выискивала – с подозрением и сомнением. Поднесет ложку к носу и чего-то высматривает там, непонятно чего.

– На обратном пути купим. Небось в землях англичанских никаких пирогов и вовсе не бывает.

– Пироги есть везде, – авторитетно заявил захребетник. – Только называются по-разному.

Тем временем дурная Катька присела на лавку примерить заготовку. Села она, значит, ноги до колен заголила и одну на другую закинула, как… У сапожника и его подмастерья чуть глаза из орбит не повыскакивали от такого вида.

– Катька! Не срамись! Прикройся немедля!

А она только гляделками луп-луп. Пришлось Прошке самолично подол одернуть. И щелбан по лбу отвесить.

– Да что я такого сделала?

И снова боярский байстрюк взял на себя вопрос воспитания. Просветил, что даже невольнице чужеземца не пристало так заголяться при посторонних мужчинах. Позорно это для Тихого, хоть он весь из себя «немец». И к слову, в Европах-то с голыми коленками тоже строго. Ославят блудницей в миг.

– Так это же просто ноги! – восклицала Кэтрин, беспомощно разводя руками в жесте крайнего недоумения.

Ну что с этой дурой делать прикажете?

Диху сын Луга шел по обстоятельно выметенным мостовым Готского двора и предавался немудреному удовольствию – дышал полной грудью и давал отдых ушам. Ибо чтобы по-настоящему оценить волшебство этих мгновений одиночества, нужно было провести в обществе бестолковой попадалицы из убогого будущего – одной из наиболее жалких параллелей развития человеческого мира… Сколько? О Праматерь! Уже без малого три дня!

Спору нет, личный эмбарр – дело хорошее, а иногда так и вовсе жизненно необходимое, но сколько же от нее было беспокойства! Пожалуй, даже Кайлих в извечной злобе своей не измыслила бы для Диху такой пытки. Остается лишь надеяться, что мстительной дочери Ллира подобная мысль никогда в голову не придет, а то ведь можно и накликать. Диху представил себе вечность, то есть, к примеру, год бок о бок со своей смертной собственностью, и содрогнулся. Если бы она хоть как-то поддавалась дрессировке… Так нет же, безмозглая и бессмысленная, что с ней ни делай, а толку чуть.

Но пока он неторопливо наслаждался прогулкой, самому себе напоминая недовольного жизнью крестьянина из известной притчи. Хочешь познать, что такое счастье? Купи козу! А теперь – продай козу!

Но как ни прискорбно, а девицу придется терпеть. И хотя искушение вплавить ее в пряжку пояса поистине велико, свойства эмбарр от такой манипуляции могут пострадать.

«В крайнем случае – нашлю немоту, – решил сид, подходя к монументальному особняку ганзейской конторы. – И паралич».

Торговый караван до Выборга отправлялся завтра, и сыну Луга надобно было поспешить, чтобы успеть присоединиться к купцам. Рассекать заснеженные просторы в одиночку ему совершенно не улыбалось. Путь неблизкий, зимние дороги непредсказуемы, а разбойный люд может создать ненужные трудности даже сиду. Тем более когда в санях будет еще и девка.

Переговоры с ганзейцами прошли быстро и успешно. Может быть, еще и оттого, что никаких Кэтрин под ногами не вертелось, как знать? Над позолоченным заходящим зимним солнцем городом разливался колокольный звон, зовущий к вечерне, когда Диху отыскал своих подопечных вместе с охранником в условленном месте, возле саней. Не реагируя на пыхтение Кэт, угрюмые взгляды берсерка Лютика и болтовню боярского бастарда, сид уселся, запахнул поплотнее шубу и нахохлился, утопив подбородок в воротнике. Завтра, уже завтра он наконец-то покинет этот город. Как хорошо, даже не верится.

Полный желудок имеет такое свойство – настраивать на благодушный лад даже дикого зверя, а сын Луга, как ни крути, а от животного все-таки отличался. Отужинав и благосклонно отметив, как беспрекословно Кэт подчистила за хозяином поднос, он развалился в кресле, размял пальцы и скомандовал, указав девушке на скамейку, которую перед тем метко пнул на середину комнаты:

– Становись! И одежки свои скидывай. Сейчас поглядим, что получится…

Я на всякий случай втянула голову в плечи. Было в голосе нелюдя нечто до боли знакомое и, прямо скажем, близкое. Удивительным образом сыну Луга удались совершенно мамочкины интонации человека, всегда точно знающего, что для родимой кровиночки хорошо, а что плохо. При этом соображения кровиночки, а уж тем паче возражения, никому не интересны. Мама… То есть, конечно, господин плохого не пожелает.

И все же раздеться мне требовалось полностью, догола. И сопротивление бессмысленно. Колдовством сид заставит сделать что угодно. Вчера как раз проверено на личном опыте.

«О-кей! – сказала я себе. – Будем считать нашего Диху знаменитым модельером. Как Дольче и Габбана, например… Только без Габбана, в смысле ориентации. Что он, этот ирландский сид, никогда в жизни не видел голых женщин? Видел, конечно. И тогда, скажем, я буду супермодель… э-э-э… высокооплачиваемая супермодель. А сын Луга – прибывший в Россию знаменитый фотограф. И мы делаем фотосессию для… Пусть будет – «Плейбоя»!

И надо сказать, что гламурные фантазии вкупе с развитым воображением очень мне помогли. Вспомнились разные картинки в глянцевых журналах, рекламные щиты с полуобнаженными красотками, и сразу стало как-то легче на душе. И тогда раздевание не выглядело как приказ господина рабыне, а, напротив, являлось частью творческого процесса. Кхм… Ну, вот как-то так, приблизительно.

– Та-ак… – мурлыкнул сид, придирчиво рассматривая развернутую ткань и пробуя кончиками пальцев ее плотность и качество. – Начнем с рубашки.

Он встряхнул тяжелый шелк и, прежде чем взметнувшаяся ткань успела опасть, толкнул блестящую волну по воздуху прямо к Кэт.

– В этом мире, девушка, – назидательно возвестил Диху, – разница между знатной дамой и простолюдинкой должна быть очевидна. Тебя будут оценивать по тому, что на тебе надето. Такие рубашки называются лэйне. В Эрине их носят все, только крестьянам полагается лен, а леди – шелк. А мы будем делать из тебя леди. Ну-ка, стой смирно, а то уколешься.

Он прищелкнул пальцами, и вокруг девушки засновали сразу три иголки.

«Ух ты!» – только и успела подумать я, когда шелковое полотно вдруг взмыло в воздух, извиваясь и струясь, точно живое. Белая трепещущая ткань кружилась вокруг в танце невозможной красоты и изящества. И чудились в плавных линиях этого колдовского кружения мерные взмахи лебединых крыльев в теплых воздушных потоках. Большущие ножницы в невидимых руках взрезали шелк, и он распадался с легким, едва уловимым шелестом, похожим на дуновение ветра в весенней юной листве.

А я совершенно забыла про свою наготу, завороженная дивным портняжным искусством сына зеленых холмов далекой Эрин, раскинула руки, словно птица крылья, и казалось что в голове звучит нежная мелодия. А очнулась только от насмешливого хмыканья волшебника. Дескать, принимай работу, Кэтрин.